Литмир - Электронная Библиотека

Адальберт фон Цедлитц, муж тетки Розы, сделал блестящую военную карьеру. Он был прикомандирован к Генеральному штабу, и это обеспечило ему и его жене возможность бывать при дворе. Роза, выйдя за него замуж, сделала гораздо лучшую партию, чем она сама надеялась. Ее семья, снабдив дочь довольно крупным приданым, сумела заполучить в зятья представителя знатного, хотя и обедневшего аристократического рода. И Алекса, вопреки предыдущим протестам, под влиянием Фелициты написала тетке, что она с удовольствием приехала бы в Берлин, конечно, только погостить. Это согласие было пустым жестом, так как Роза фон Цедлитц, уже будучи к тому времени ее официальным опекуном, не имела ни малейшего желания позволить ей вернуться в Шаркани.

После года пребывания в Давосе температура у Алексы снова стала нормальной. Доктор Беренд объявил, что она здорова и может вернуться домой.

Роза фон Цедлитц появилась точно в назначенный день, чтобы забрать племянницу. Когда тетка заявила, что забирает ее в Берлин навсегда, Алекса была вне себя от гнева. Но ни слезы, ни уговоры не могли переубедить Розу. В конце концов, считала она, выплатив доктору Беренду тысячи франков за время лечения девочки, Роза приобрела право иметь ребенка в своем бездетном доме. Два дня продолжалась ссора, и наконец Алекса сдалась. Но Роза одержала пиррову победу, потому что Алекса ее не простила.

Роза фон Цедлитц, в девичестве Лутц, в свои шестнадцать лет была просто красавицей, но теперь, в сорок один, ее лицо напоминало засохший на ветке персик. Ее фигура утратила былую стройность, а за свою тяжелую агрессивную походку она получила кличку «бешеный бык».

По дороге в Берлин тетка сообщила Алексе, в какую кругленькую сумму ей обошлось ее лечение, которое спасло Алексе жизнь. Стало очевидным, что тетка никогда больше не позволит Алексе вернуться к дедушке с бабушкой в это, как считала Роза, венгерское варварство, где здоровье девочки вновь окажется под угрозой. Когда они приехали в Берлин, Алекса поняла, что представляет из себя сдавшийся корабль, который тетка захватила и по праву считает своей собственностью.

Квартира семейства фон Цедлитц занимала весь второй этаж дома по улице Кроненштрассе в самом центре Берлина. Четыре просторных, с высокими потолками комнаты выходили окнами на улицу, остальные, в том числе кухня и ванная, — на внутренний двор. Прислуга жила в двух комнатках с крошечными окнами для проветривания.

Алексе была отведена софа и половина платяного шкафа в комнате для шитья, которая выходила во двор. После приезда ей дали время отдохнуть, и только перед обедом она была представлена генералу, который работал в своем кабинете и просил его не беспокоить. Таким образом, историческая встреча состоялась только полчаса спустя. Генерал появился, как всегда, к обеду ровно в половине седьмого.

Адальберт фон Цедлитц давно уже не обладал той замечательной фигурой, какая у него была в молодости и как рисовала его Роза в своих рассказах. Он был невысокого роста, коренастый, с красным лицом и редкими рыжими волосами на голове.

— Так вот какова наша маленькая венгерка, — игриво приветствовал генерал Алексу и потрепал ее по щечке. Как поняла позднее Алекса, он был в необычайно хорошем расположении духа. Во время обеда он следил за тем, чтобы беседа за столом не прерывалась. Генерал позволил себе несколько шуток, чем привел в восхищение свою жену и фрейлейн Эльзу. Фрейлейн Эльза была в доме секретаршей, компаньонкой и домашней портнихой одновременно.

Вначале Алексе казалось смешным, что все в доме вытягивались перед генералом словно по стойке «смирно», но потом ей это стало представляться унизительным и противным. Единственным исключением была Кати, повариха, настоящая берлинская «штучка», которая позволяла себе иногда и подшучивать над генералом. Ей сходило с рук то, что для других было бы расценено как оскорбление «его величества». Впоследствии Алексу больше всего удивляло то, что за пять лет, которые она провела в этом доме, генерал ни разу не повысил ни на кого голос. Наоборот, его «подданных» часто повергало в ужас его беспричинное молчание. Это могло длиться днями или неделями, причем никто не имел ни малейшего понятия о причине.

Неделю спустя после приезда Алекса впервые пережила то, что она впоследствии называла «Сибирью на Кроненштрассе». В ответ на ее бодрое «доброе утро» генерал смерил ее уничижительным взглядом своих пустых цвета латуни глаз. При попытке во время завтрака пошутить с ним тетка оборвала ее:

— Может быть, ты прекратишь досаждать своему дяде?!

Целыми днями в квартире, если генерал был дома, царило холодное молчание, как в склепе, а домочадцы приобрели столь острый слух, что достаточно было тихого поворота ключа в двери кабинета генерала, как все буквально впадали в оцепенение. Только Кати не давала себя запугать. Она распевала песенки, свистела, спорила с Минной, хлопала дверями, гремела кастрюлями и отбивала шницели так, как будто забивала теленка.

Поначалу Алексе было любопытно, ведет ли генерал себя так же и вне дома, но со временем, ближе узнав берлинские нравы, поняла, что такие причуды с ним бывают только дома. Себе она не позволяла ни пугаться, ни обижаться, тем более что не считала себя причиной генеральского неудовольствия.

Однажды в узком коридоре между ванной и рабочей комнатой генерал неожиданно схватил девочку, прижал ее и своими короткими твердыми пальцами до боли сдавил ее уже заметно растущую крепенькую грудку. Как бы она ни старалась в дальнейшем избегать таких встреч, время от времени он все равно ее настигал; всякий раз это происходило во время его приступов молчаливой меланхолии.

Сначала это привело девочку в ужас, но со временем она научилась относиться к похотливым выходкам генерала с определенной долей презрения и насмешки. Тетке она решила ничего не говорить. Роза все равно бы ей никогда не поверила, а она, Алекса, потеряла бы тогда над генералом ту небольшую власть, которая ей должна была еще хорошо пригодиться. Сластолюбие генерала подсказывало Алексе, каким оружием может стать ее тело.

После жизни в венгерском захолустье и швейцарском санатории Берлин с его широкими улицами, дворцами, музеями и соборами приводил Алексу в восхищение. Районы, заселенные нищими, с бесчисленными вонючими трущобами, она заметила лишь позднее. Дамы и господа, бывавшие на приемах у тетки, принадлежали, как считала Алекса, к тому кругу избранных, которые определяли не только настоящее и будущее Германии, но и влияли на весь цивилизованный мир. Из разговоров гостей Алекса узнала, что недовольные граждане, собравшиеся в новом здании рейхстага на Кенигсплац, среди которых, «несомненно, большинство так называемых социалистов и прочих подрывных элементов», сотрясают основы государства. Но только благодаря мудрости и моральному превосходству кайзера и преданной ему армии все потуги и подстрекательства этой черни обречены на провал.

Восхищение тетки Розы и ее подруг кайзером просто не знало границ. Если для всей Земли существовало только одно солнце, то Бог благословил Пруссию двумя, причем гораздо ярче, чем небесное светило, сиял образ Вильгельма II. Над диваном в салоне фон Цедлитц висел написанный маслом портрет кайзера, его фото с автографом украшало рабочий кабинет генерала.

Разговоры в салоне тетки Розы, и даже в обществе лишь своей компаньонки, велись, преимущественно, только о кайзере или о самых высокопоставленных персонах и их семьях. Вспышки сверхпатриотизма тетки временами вызывали гнев Алексы. Гордая своим венгерским происхождением, она яростно спорила с теткой, и это заканчивалось обычно для Алексы пощечинами, слезами и ссылкой в комнату для шитья. Тетка, живущая в страхе перед генералом, была, со своей стороны, сущим деспотом по отношению к беззащитным и зависящим от нее людям.

После трех месяцев жизни в доме фон Цедлитц Алекса решила вернуться в Шаркани. Тетка, естественно, не хотела ее отпускать, и Алексе пришлось действовать на свой страх и риск. В кассе на вокзале она купила билет и без проблем села в скорый поезд Берлин — Дрезден — Вена, который она предварительно нашла в расписании и который через несколько минут должен был отправляться. Так как она боялась в своем довольно дорогом платье выделяться в вагонах третьего или четвертого класса, она нашла пустое купе в вагоне первого класса, опустила штору на окне и заперла дверь. Поезд уже тронулся, когда кондуктор своим ключом открыл дверь и впустил в купе полковника генерального штаба. Поезд был экстренно остановлен, Алексу высадили и препроводили в кабинет начальника вокзала. Оттуда ее забрала фрейлейн Эльза, сопровождаемая фельдфебелем.

8
{"b":"162336","o":1}