Литмир - Электронная Библиотека

— Сроду такого не было! Ничего такого мы с князем никогда не делали! Мне угрожали, что я, мол, должен сказать правду, я и поддался, хотя уж сто лет прошло с тех пор. Но надо же иметь совесть! Никогда я не скажу того, чего не было. Иногда приходит мне в голову, что и в Мюнхене и в Либенберге надо было бы мне лучше держать язык за зубами. Бог бы мне всяко простил.

Прокурор Исенбиль понял, что из этого свидетеля ничего больше не вытянуть, и отпустил его.

На следующее утро, на восемнадцатый день заседаний, князя доставили в зал заседаний почти без сознания. Лечащий врач после консультации с профессором Штайером объявил его неспособным участвовать в процессе. Прокурор вынужден был просить перенести заседание. Защита поддержала просьбу прокурора, и председатель объявил о перерыве. Присяжные уже получили было разрешение разойтись, как неожиданно Филипп Ойленбург поднялся и громким голосом заявил протест, что диагноз врачей вполне мог бы подлежать преследованию по суду как ложный:

— Господин председатель, господа присяжные, — сказал Ойленбург. — Вот уже на протяжении восемнадцати дней прокурор Исенбиль выдвигает против меня самые унизительные обвинения. Вам уже давно должно быть понятно, что речь здесь идет совсем не о том, солгал ли я под присягой или нет, а о цели, которую преследует этот процесс, а именно уничтожить князя Филлиппа цу Ойленбурга, который осмелился попытаться склонить нашего обожаемого государя к политике мира, в то время как его советчики толкают его на путь войны. Максимилиан Харден, который утверждает, что его нападки вызваны якобы моральными побуждениями, является простым наемником этих людей, их орудием. Я хочу, чтобы этот процесс продолжался, господа. Вы должны вынести приговор, который будет справедливым и… — Силы покинули князя, он закачался и упал бы навзничь, если бы слуга не подхватил его.

Председательствующий приказал выкатить кровать из зала и объявил о переносе заседания до того времени, когда обвиняемый будет в состоянии участвовать в процессе. Меру пресечения ввиду угрозы нанести урон следствию он оставил прежнюю — содержание под стражей в клинике Шаритэ.

Глава XVI

День второго июля начинался так же, как и любой другой летний день в Алленштайне, разве что он был немного прохладней, чем обычно, — с моря дул легкий бриз. Солнце взошло, спрятавшись за тонкую пелену облаков, и утренняя дымка еще не исчезла. Зелень деревьев выглядела приглушенной, и, только когда в шесть часов облака рассеялись окончательно, солнце показалось на небосклоне во всей красе.

Ровно в половине шестого драгун Бласковитц подвел оседланную лошадь майора ко входу в дом. Фрейлейн Буссе тем временем налила кофе в серебряный кофейник и молоко в молочник, намазала маслом две только что доставленные из пекарни Крумма булочки и наполнила земляничным мармеладом стаканчики серебряного сервиза. Все это стояло на подносе, который обычно немедленно вносился в столовую по сигналу майора. Фрейлейн ждала знакомых звуков шагов из кабинета, но все оставалось тихо. Обычно майор звонил в четверть шестого, и когда она увидела на кухонных часах, что уже половина шестого, то решила еще раз подогреть молоко. Майор пил свой кофе только с горячим молоком. Она не могла припомнить, чтобы за те полгода, что она служила здесь, майор хотя бы раз опоздал на службу. Насколько фрейлейн Буссе знала, вечер майор провел дома и сразу же после ужина удалился в свой кабинет. Он ужинал с аппетитом, хотя и умеренно, и выпил только один стакан рейнвейна. Минуты бежали, и фрейлейн Буссе почувствовала беспокойство. Казалось совершенно невероятным, что он был в этот день свободен от службы и поэтому решил поспать подольше. Ведь даже в свободные дни он всегда вставал в то же самое время.

Она всегда опасалась зачастую непредсказуемой реакции хозяина и поэтому не решалась постучать в его дверь. В конце концов она решила позвать Бласковитца, чтобы тот разбудил своего господина. Бласковитц сначала отвел лошадь в конюшню и только затем отправился к майору. У кавалеристов на первом месте всегда стоит лошадь, а уж потом человек, даже если он и носит офицерскую форму.

— И что же я должен доложить господину майору? — спросил он. — Да он же может разъяриться, что я его разбудил. Моему кузену вышибли глаз только за то, что он зашел в комнату к своему капитану, когда тот был с горничной в постели. Тот зашвырнул в него сапожную колодку.

— Тогда постучите сначала. А уж с горничной вы точно майора в постели не найдете. — Едва сказав это, она чуть не прикусила себе язык, но Бласковитц был слишком туп, чтобы понять намек. Он потопал к кабинету, а фрейлейн Буссе, затаив дыхание, следовала за ним и остановилась в нескольких шагах от комнаты. То, что за этим последовало, было просто кошмаром. Позднее, когда фрейлейн Буссе пыталась восстановить в памяти ход событий, перед ней возникали только расплывчатые и неясные картины происшедшего.

Сначала раздался страшный возглас Бласковитца, затем последовало молчание, показавшееся бесконечно долгим. Наконец он показался, шатаясь, в дверях с землисто-серым лицом и ужасом в глазах, тряся правой рукой, испачканной кровью.

При виде крови фрейлейн Буссе испустила душераздирающий крик. Позднее она вообще отрицала тот факт, что кричала, но Бона и Светлана, которые как раз разводили огонь под котлом в прачечной, утверждали, что именно крик заставил их кинуться к кабинету майора. Когда они увидели денщика, облокотившегося на дверной косяк, с рукой в крови и перекошенным от боли и ужаса лицом, они решили сначала, что с ним произошел какой-то несчастный случай. Фрейлейн Буссе больше не визжала, из ее рта доносилось лишь какое-то клокотанье.

— Езус-Мария, что с тобой? — спросила Бласковитца Светлана.

— Майор… майор… он мертвый. Мертвый.

Фрейлейн Буссе, словно оглушенная, замолчала.

— Мертвый? Откуда вы это взяли?

— Да не знаю я… он вроде еще теплый, а все равно он мертвый.

Фрейлейн Буссе приблизилась к двери, но войти в комнату не решилась.

— Я так и знала, что что-то случилось, раз он не позвонил и не приказал подать завтрак.

Бона презрительно посмотрела на экономку.

— Лучше позовите врача! — закричала она.

Фрейлейн Буссе уставилась на девушку.

— Врача.

— Да не стойте вы тут, как последняя дура! — воскликнула Бона. — Вы что, не слышали, что сказал Иоханн? Может, он еще жив!

Внезапно фрейлейн Буссе вспомнила о своем достоинстве дамы и дочери офицера.

— Да. Мы должны позвать врача. — Она снова была в руководящей роли, снова стала хозяйкой положения с распрямившимися плечами и гордой осанкой. — Позови доктора Брюка, угол Шиллерштрассе. Да быстро, поняла?

Бона кинулась бегом из прихожей.

Светлана двинулась мимо Бласковитца, перекрестилась и вошла в комнату.

Шторы были задернуты, и, едва она успела бросить в полумраке взгляд на фигуру в ночной рубашке, лежавшую у двери кабинета, экономка приказала:

— Немедленно выходи! Никто не должен ничего касаться. — И когда Светлана вернулась, фрейлейн Буссе сурово обратилась к Бласковитцу: — Надеюсь, у вас хватило ума ничего там не трогать?

— Нет. Трогать я там, вообще-то, ничего не трогал. Только хотел поднять его, но…

— Лучше бы вам этого не делать. Будет, конечно, расследование, и… — Она замолчала. — Господи боже мой! Госпожа баронесса! Нужно ее разбудить. Светлана, пойди и разбуди сударыню.

Светлана отшатнулась.

— Я? Нет, нет, я не пойду. Пойдите вы сами.

— Ну хорошо. Пойду я будить бедную госпожу. — И она неохотно двинулась к лестнице, но Бласковитц преградил ей путь.

— Вы должны доложить о смерти майора полковнику Зайферту. Так положено.

Фрейлейн Буссе нахмурилась.

— Так идите же и доложите. Что вы тут стоите?

— Мне нужно бы сначала руки помыть. — Он уставился на свою окровавленную руку.

Бласковитц исчез в кухне. Фрейлейн Буссе, тяжело вздохнув, стала подниматься по лестнице. Подойдя к двери Алексы, она подумала, что майор, скорее всего, покончил жизнь самоубийством. Очень вероятно. В любом случае надо разбудить хозяйку дома. Из комнаты не доносилось ни звука, наверное, она еще спала. Шум внизу не мог ее разбудить, стены были достаточно толстыми, да и кабинет располагался в боковом флигеле.

61
{"b":"162336","o":1}