— Не думаю, мистер Ригли.

Заложив руки за спину, он слегка поклонился. Жест был галантным, но Каролина только через несколько секунд начала понимать, что, несмотря на притязания Тристана на часть её состояния как причину их встречи, он продолжал флиртовать с ней.

— В конце концов, я здесь по делу, — жеманно добавила она.

— Как пожелаете.

Под его высокими скулами пролегли морщинки от улыбки, а в ореховых глазах мелькнула искорка. Затем он протянул Каролине руку, словно провожая по перчаточному отделу универмага, и они прошли к узорчатой бархатной софе, скрытой от посторонних глаз пальмами в горшках.

Каролина присела на софу, расправила плечи, положила руки на колени и мило начала:

— Вы чувствуете, что вам чем-то обязаны.

— Нам обоим известно, что если бы я не вмешался, вы вернулись бы к работе горничной, а то и намного хуже, — ответил он не менее очаровательным тоном.

— Мистер Лонгхорн хорошо знал, кто я, и всё равно посчитал необходимым позаботиться обо мне. — Каролина перевела взгляд на свои юбки и несколько секунд водила пальчиками по дорогой ткани. Когда она снова заговорила, её голос был уже не таким медово-сладким: — Но всё же я знаю, кто вы, и полагаю, что и о вас не нужно забывать.

Она повернулась, чтобы оказаться с Тристаном лицом к лицу. Он глядел на неё, и на короткий миг она задумалась, не стало ли его желание с той ночи, когда он прижал её к стене лифта, совершенно невыносимым теперь, когда она превратилась в такую ухоженную даму.

— Я знал, что вы меня не забудете, Каролина.

— Возможно, вам стоит сказать, на какую сумму вы рассчитываете.

Он положил руку на спинку софы так, что ещё немного, и обнял бы собеседницу за плечи, и наклонился к ней, почти касаясь губами уха. В вестибюле отеля стоял низкий доброжелательный гул, коридорные с тележками сновали туда-сюда по толстым коврам винного цвета. Несколько гостей задержались у стойки администратора, но, как и думала Каролина, в этом отеле, когда-то бывшем лучшим в городе, не оказалось ни единого человека её круга. Тристан выдохнул и прошептал цифру, которая полгода назад прозвучала бы для её ушей столь же недосягаемо, сколько и восхитительно, но сейчас представляла собой лишь стоимость умеренного декадентского праздника. В конце концов, тогда она была девушкой, чей годовой заработок не покрывал даже стоимость костюма, пуговицы которого застегнули на ней этим утром. Каролина сдвинула шляпу на лоб, скрывая выражение своего лица, и безмолвно встала. К тому времени, как она подняла подбородок и посмотрела на Тристана, её лицо сделалось каменным. Он приоткрыл рот, наблюдая, как она протягивает ему затянутую в перчатку руку.

— Я выпишу чек на эту сумму, и до конца дня его доставят вам в «Лорд энд Тейлор».

— Возможно ли доставить его мне на квартиру? — немного поспешно попросил Тристан.

Каролина поняла, что он в долгах, отчаянно нуждается в деньгах и не хочет, чтобы его работодателям или ещё кому-либо стало об этом известно. В нём было что-то обнадёживающее и трогательное, чего она доселе не замечала.

— Конечно.

Через несколько минут это закончится, но Каролина поняла, что не спешит уходить. Будто почувствовав, что побеждает, она не хотела так быстро завершать эту битву. Она выпрямилась и горделиво положила руку на бедро. Она явно кокетничала и внезапно поняла, как льстит свет свечей её фигуре.

— Вы потрясающе выглядите, мисс Брод, — улыбнулся Тристан. Он тоже вздохнул с облегчением, догадалась Каролина. От комплимента по её телу прокатилась волна девичьей радости, и она почувствовала необходимость сказать фразу, долгие дни вертевшуюся у неё на языке в отсутствие подходящего слушателя. — Что с вами происходит? — поинтересовался Ригли.

Каролина невольно улыбнулась и не смогла сдержать рвущихся с языка слов.

— Я влюблена, — почти шёпотом ответила она. — Говорят, это придает девушкам обаяния.

Брови Тристана изогнулись, и на несколько секунд Каролина почувствовала себя нелепо из-за одного лишь упоминания расцветающего романа с Лиландом в присутствии продавца, знавшего её в худшие дни.

— Сейчас? — спросил он более лукаво, чем по-рыцарски. Змеиное коварство и натянутые манеры проявились вновь. — В этого Бушара?

Каролина кашлянула и сделала шаг назад, пытаясь обрести прежнее высокомерие. Но снова занервничала:

— Ожидайте чек, мистер Ригли. Вряд ли мы с вами ещё встретимся.

И так быстро, как только могла, Каролина повернулась на каблуках и направилась к выходу, внезапно больше всего на свете желая, чтобы её последняя фраза оказалась пророческой.

— О, семнадцатый дом! — Диана закружилась в изящном пируэте, прежде чем впорхнуть в комнату, где случилось столько важных событий её жизни. В гостиной особняка Холландов всё осталось прежним: обтянутые кожей оливкового цвета панели, испещренный пятнами резной потолок из дерева, турецкий уголок с грудой подушек, но после долгих странствий комната в целом казалась Диане старой, пыльной и отчего-то крошечной. — Мне теперь тоже семнадцать, — хихикнув, добавила она.

— Я твоя мать, — ледяным тоном сказала миссис Холланд, остановившись у выходящего на улицу стрельчатого окна. — И мне превосходно известно, сколько лет ты ходишь по божьей земле.

Вокруг дома раскинулся небольшой парк с густой листвой, занявший квадрат между Двадцатой и Двадцать первой улицами и Третьей и Парк-авеню. Благодушный коричневый фасад с большими окнами дал приют и определенный статус трём поколениям семьи Холланд. Здесь родился отец Дианы, Эдвард, а его младшая сестра Эдит — сейчас возлежащая на диване у дальней стены гостиной первого этажа — прожила здесь всю жизнь. Межкомнатные двери всё ещё поскрипывали, но намного меньше, чем тогда, когда Диана уезжала, поскольку бедность, пережитая Холландами прошлой осенью, прошла, как холодная зима. Самой младшей из членов семьи было сложно понять, как так произошло. В любом случае, урожденная Луиза Гансвоорт, вышедшая замуж за Эдварда Холланда в довольно позднем возрасте двадцати пяти лет, выглядела как обычно хрупкой, но сохранила жесткую осанку, ставшую когда-то её отличительной приметой.

— Где Клэр? — спросила Диана, заметив съежившуюся в прихожей незнакомую горничную в простом чёрном платье, казавшуюся слишком худой, чтобы удержать в руках чайный поднос.

— Кто?

— Клэр Броуд, — возмущенно напомнила Диана, поскольку Клэр помимо того, что была честной и доброй девушкой, ещё и проработала на Холландов много лет, и на самом деле воспитала сестер. Фальшивое невежество, только что продемонстрированное матерью, было всего лишь попыткой продемонстрировать статус.

— Она уволилась, — соизволила обронить мать.

— О. — Диана перевела взгляд на собственные молитвенно сжатые руки, и к горлу подкатило сожаление. Она знала, что Клэр чувствует вину за то, что выдала секрет хозяйки и за ужасные последствия пересказа его Пенелопе. Но Клэр не собиралась вредить ей, как и никому другому, и Диана не держала на неё зла. Но её внезапно осенило, что служанке это неизвестно.

— В любом случае, — холодно продолжила миссис Холланд, — я признательна тебе за то, что ты заранее запустила газетную утку, объяснившую твоё исчезновение и скрывшую правду о твоих похождениях. Твоя сестра до такого не додумалась… — Диана, стоявшая у холодного камина, приподняла бровь, но мать замолчала, изучая свои руки.

Элизабет, решив убежать, обставила побег более драматично, заставив всех поверить в свою смерть. Мать пригладила перед шифонового жакета цвета ржавчины, надетого поверх длинного чёрного платья. Должно быть, после ночного побега Дианы миссис Холланд перестала носить траурные одеяния. Также на ней не было вдовьей вуали, но её отсутствие лишь открывало проблески седины в тёмных волосах, собранных в низкий пучок. — Я говорила с миссис Пеннингтон Гор, старой Бабулей Ньюболд и Одеттой, маникюршей, и все они попались на твой крючок. От этого мне легче. Но как я волновалась за тебя… — В голосе пожилой леди послышалась дрожь. — Ты даже не можешь себе представить.