Рутинные хлопоты по дому успокоили Элизабет, но душевное равновесие испарилась, когда, осторожно сложив банковские отчеты и деловые бумаги в ящики стола, она заметила своё девичье имя, под которым жила восемнадцать лет. И не только его, поскольку рядом было написано имя, которое она произносила про себя каждую ночь перед тем как уснуть, которое всё ещё считала своим. Её карие глаза округлились.

К документу было прикреплено письмо Стэнли Бреннану, когда-то служившему бухгалтером её семьи, и часть, привлекшая внимание Элизабет, звучала так: «Позаботьтесь о том, чтобы калифорнийский прииск был должным образом передан в немедленное совместное владение Элизабет Адоре Холланд и Уильяму Келлеру». Письмо было подписано её покойным отцом за неделю до его смерти и отправлено с Юкона. Сердце Элизабет забилось, а на глазах выступили слезы, мешая читать. Но она продолжала смотреть на листок. Даже вид имени Уилла вызывал в памяти его образ в новом коричневом костюме в день их свадьбы, последний радостный день в её жизни. Прошло несколько минут, прежде чем Элизабет смогла собраться с духом и дочитать до конца, узнав в итоге, что бумага в её руках являлась дарственной на хорошо знакомую ей землю.

Она никак не могла понять, почему отец захотел поставить их с Уиллом имена рядом в любом документе, в особенности относящемся к земле, на которой они в самом деле довольно счастливо жили далеко отсюда, в Калифорнии. Она знала, мистер Холланд говорил Уиллу, что эти земли могли оказаться весьма доходными, но то, что они были собственностью отца и перешли к старшей дочери и бывшему слуге, ввергло её в смятение.

Элизабет с трудом поднялась на ноги и как могла быстро спустилась по лестнице в поисках миссис Шмидт.

— Мистер Кэрнс говорил, когда вернется? — потребовала она ответа, едва широкое лицо домоправительницы показалось в вестибюле внизу. Элизабет вцепилась в перила, чтобы удержать равновесие. Снизу её расплывшееся тело казалось огромным.

— Думаю, с минуты на минуту… — Домоправительница вытирала руки тряпкой. — Чем я могу вам помочь, миссис?

— Пожалуйста, когда он вернется, скажите ему, что я в гостиной на втором этаже. — Она прикрыла рот ладонью и попыталась унять головокружение. — Скажите, что я должна немедленно с ним поговорить.

Элизабет не знала, как долго прождала. То ли часа не прошло, то ли минуло несколько часов, когда она очнулась от сна в кресле-качалке в соседней с её спальней гостиной, и почувствовала, как бьется сердце от воспоминаний. Они нахлынули, как потоп, и то выбрасывали её на сухую землю, то вновь уносили бурным потоком. Одно время она была там — слегка загоревшая и согретая солнцем, готовила ужин Уиллу, пока он искал нефть, которая принесет им богатство, а в следующую секунду оказывалась на перроне Центрального вокзала, и в её ушах звучал жуткий грохот выстрелов, а желудок выворачивался наизнанку от запаха крови.

— Что случилось, дорогая?

Сноуден поспешно вошёл в комнату, словно Элизабет по-настоящему была его женой, и он предвкушал рождение собственного ребенка. Бледные ресницы миссис Кэрнс затрепетали. Когда он встал рядом с ней на колени, она напомнила себе, что и впрямь является его женой. Он взял её за руку, и Элизабет осознала, что он почти не прикасался к ней с того самого дня, когда поцеловал её в экипаже во время первого осмотра нового дома.

— Пожалуйста, объясните мне, что это? — голос Элизабет сорвался, когда она подняла странный документ и показала мужу.

Губы Сноудена дернулись, но вскоре растянулись в нежной улыбке. На нём был сюртук из коричневого шёлка в полоску. Эта ткань обычно не относилась к числу его любимых. Он взял бумагу и мельком взглянул на неё, прежде чем свернуть и убрать в карман.

— Это дарственная, — начал он. — Один из имущественных документов на землю, которую ваш отец приобрел в Калифорнии, недалеко от небольшого городка Сан-Педро…

— Да, — прошептала Элизабет. Посмотрела в глаза мужу, желая, чтобы он всё ей объяснил. — Я знаю те края.

— Да. — Сноуден смерил её взглядом и, вновь посмотрев ей в глаза, быстро продолжил: — Конечно, мы с вашей матерью обсуждали этот вопрос, когда вы вернулись из Калифорнии с… первым мужем. Ваш отец упоминал, что на этих землях залегает нефть, и ваша мать призналась в этом мне как близкому другу семьи. Я ей сказал, что, безусловно, разработка месторождений — это очень сложное занятие и превратить его в прибыльное дело ужасно трудно, но Уилл казался способным парнем, и если бы он не смог заработать на нефти, то уж точно разбогател бы на чем-нибудь другом…

Солнце садилось, и тени пролегали по всем предметам в комнате. Черты лица Сноудена в метре от Элизабет расплывались в неверном свете. У Элизабет перехватило дух и ей пришлось напоминать себе, что нужно вдохнуть. Она кивнула, давая мужу знак продолжать.

— После… трагедии, после смерти Уилла я начал искать объяснение весьма странным документам, которые нашел в бумагах вашего отца, когда впервые прибыл в ваш дом прошлой зимой. Конечно, тогда я не знал, кто такой Уильям Келлер.

Глаза Элизабет внезапно наполнились слезами, а бледно-розовые губы приоткрылись.

— Он знал, — прошептала она.

— Что там есть нефть? Наверное, он в это верил. Почему иначе такой человек, как Эдвард Холланд, заинтересовался этими землями?

— Нет… — Элизабет прикусила губу и тяжело сглотнула, осознавая, что отец благословил их с Уиллом любовь, а она узнала об этом уже после смерти обоих мужчин. — Отец знал, что Уилл любил меня, а я — его.

Сноуден отвернулся.

В более собранном состоянии Элизабет бы подумала об извинениях, но сейчас эта мысль даже не пришла ей в голову.

— Почему вы мне не сказали? — допытывалась она.

— Дорогая миссис Кэрнс, вы были не в том состоянии, чтобы огорошивать вас такими новостями. Но вам не нужно беспокоиться. Я действую в ваших интересах. Я уже несколько раз ездил в Калифорнию осматривать земли, и там действительно расположено богатое нефтяное месторождение. Уже запущена разработка, и вложения начали окупаться. А как вы думали я смог купить этот дом, дорогая? — Сноуден взмахнул рукой, и Элизабет проследила за его движением, словно оно символизировало дальновидность её отца. — Безусловно, природные богатства невозможно добыть за одну ночь, но очень скоро они воздадут нам — Холландам, конечно — за труды сторицей.

— О! — Элизабет сделала самый глубокий вдох в своей жизни. Её длинные изящные пальцы легли на грудь, и она храбро попыталась не разрыдаться. Значит, Уилл всё же приглядывал за ними.

Внезапно на неё нахлынула усталость, которую она подавляла весь день. Она уставилась на отросшую на подбородке Сноудена светлую щетину, на которую ложились последние отблески дня, и постаралась благодарно улыбнуться.

— Спасибо. — Она закрыла глаза, и, прошептав эти слова вновь, подумала о своем отце и отце своего нерожденного ребенка, возможно, прямо сейчас наблюдающих за нею с небес. — Спасибо.

Сливки нью-йоркского общества расположились в ложах, выстроенных огромной подковой над сценой оперы, где сегодня вечером шло трогательное мелодраматичное представление, внимание которому уделяли лишь единицы. Свет от гигантской люстры играл на украшениях зрителей и не менее роскошных лорнетах в их руках. Если изучать сквозь увеличительное стекло дам в платьях от Жака Дусе и сопровождающих их джентльменов, сегодня было на что посмотреть. Миссис Генри Шунмейкер присутствовала в свете второй вечер подряд, но никто не смел входить в её ложу, опасаясь разгневать её свекра. Элинор Уитмор, о которой говорили, что она в отчаянии ждёт предложения руки и сердца хоть от кого-нибудь после того, как в июне выступила посаженной матерью на свадьбе младшей сестры, вновь порхала рядом с известным распутником Амосом Вриволдом. Прошло меньше года с тех пор, как Каролина впервые сидела с горящими глазами в этой же ложе. Но сегодня её больше не интересовало, что можно увидеть или услышать вокруг, поскольку она сидела рядом со своей первой любовью — вернее, первой настоящей любовью. Её возлюбленный был одним из любимцев общества, заполнявшего ложи в опере, и поэтому Каролина знала, что сегодня, когда она находится рядом с ним, за ней исподтишка следят десятки глаз.