Яркий солнечный свет разбудил Павла. Маша по-прежнему спала, раскинувшись рядом с ним. Его страсть улетучилась вместе с тьмой. Стараясь не шуметь, он оделся и тихо покинул квартиру. Девушка так и не проснулась. Павел быстро шагал по улице и с ужасом думал, что скажет жене. Как будет извиняться за ночь, проведённую вне дома. Он никогда не лгал Светлане, и сомневался, что легко сможет выпутаться из неприятной ситуации, в которую его завела обычная похоть.

Светлана ни разу не упрекнула мужа. Но по выражению её лица, по лёгким голубоватым теням, которые залегли под глазами жены, по молчаливым вздохам и взглядам исподтишка, Павел знал, что она обижена и расстроена. Он попытался найти какие-то аргументы, придумать нечто оправдывающее его ночёвку вне дома, но слова не приходили на ум. И тогда он решил, что лучше смолчать. Сделать вид, словно ничего страшного не произошло. Ну, что раздувать из мухи слона. Подумаешь, с кем из мужиков не бывает? Пусть думает, что не хватило приятелям спиртного и пошли добавлять к кому-нибудь домой. За разговорами перебрал лишнего, вот и заночевал в гостях. Для неё же лучше. А вдруг он бы на милицейский наряд наткнулся – срамота. Ведь легко можно было и в вытрезвитель загреметь. Павел так рьяно выстраивал в уме линию собственной защиты, что сам почти уверовал в невинность своего проступка. Через пару дней жена оттаяла, успокоилась. Всё это время Павел был предельно нежен и внимателен к ней и старался предугадать каждый каприз. Купил флакончик её любимых польских духов «Может быть», цветы и конфеты и достал билеты на нашумевший спектакль в театр на Таганке.

Ночь, проведённая с Марией, не шла у Павла из головы. В памяти постоянно возникало её нежное податливое тело. Большая тугая грудь и горячая плоть. Покорное подчинение любому его желанию, плавные движения и сладостные вскрики. Павлу хотелось ещё раз повторить свидание в квартире девушки, но он не знал, под каким предлогом вырваться из дома на ночь. К тому же, сама Мария не звонила, не пыталась встретиться с ним. Он сомневался, а вдруг та ночь не доставила ей такое же наслаждение, как ему. Секс с женой больше не приносил Павлу былого удовольствия. Он охладел к ней и стал уклоняться от супружеских ласк, мотивируя это страхом причинить вред их, ещё не родившемуся ребёнку. Светлана соглашалась с мужем. Но в душе поведение Павла беспокоило её и вызывало подозрение, что в отказе от близости с ней кроется совсем иная причина.

Наступил последний предновогодний месяц года. Павел прекрасно помнил, что День рождения Марии – двадцатое декабря. Этот день он так и не смог забыть, сколько ни пытался. За время, прошедшее с их последнего свидания, Павел настолько измучился желанием и сомнениями, что всё же решился поздравить Машу. А там, по отношению девушки к его приходу, станет видно, что и как будет дальше. В цветочном магазине на Калининском проспекте Павел купил роскошный букет алых роз. Он сел в дребезжащий промёрзший троллейбус и поехал к ней, опасаясь, что застанет девушку в квартире наполненной весёлой музыкой и разгорячёнными от спиртного гостями. Но за дверью, как ни странно, стояла тишина. Павел позвонил. Маша, немного похудевшая и бледная, но от этого ещё более обворожительная, тут же открыла ему. Она, словно знала, что он придёт и счастливо улыбалась.

– Я ждала тебя, Пашенька! Мне о нас сон привиделся сегодня.

Она схватила его за руку и втянула в квартиру. Закрыв дверь, Маша не дала ему времени даже снять пальто. Девушка крепко прижалась к Павлу, не обращая на влажность ткани от подтаявших снежинок, и принялась целовать его холодные губы. Павел тут же подхватил Машу на руки и быстро прошёл в уже хорошо знакомую спальню. И опять безумие охватило его. Время остановилось. Он парил в космической невесомости секса, не считая часов и позабыв об обязанностях и обязательствах.

Сладостное уединение любовников нарушила резкая трель входного звонка. Посетитель, который стоял за дверь, с уверенностью знал, что в квартире есть тот, кто ему нужен. И не прекращавшимся трезвоном ясно давал понять, что не уйдёт, пока ему не откроют. Маша раздражённо простонала и нехотя отстранилась от Павла. Он вновь сомкнул руки за её спиной, привлёк к себе и поцеловал.

– Не открывай! Пусть думают, что никого нет дома.

Она страстно ответила на поцелуй, но всё же выскользнула из кольца объятий.

– Это, наверное, соседка. Она такая дотошная. Ей вечно что-то надо: то соль, то луковицу, то спички. Я быстро выпровожу её. Лежи, сладкий мой!

Девушка легко провела языком по его губам, соскочила с постели и потянулась ладным телом, выставив вперёд упругие груди с тёмными острыми сосками, что вызвало новый прилив возбуждения у Павла. Маша накинула крохотный халатик, плавно вильнула крутым задом, хитро поглядев на его, увеличивающееся на глазах, доказательство страсти, вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь.

Через некоторое время до Павла донеслись звуки приглушённых голосов. Их амплитуда возрастала, голоса становились всё громче и раздражённее. Вскоре в коридоре разгорелся настоящий скандал. За закрытой дверью Павел не разбирал, о чём спорили собеседники, но голос непрошеной посетительницы показался ему очень знакомым. Внезапно стало тихо, дверь резко распахнулась, и в проёме появилась Светлана. Павел, абсолютно голый, замер на постели. Во время этой немой сцены Светлана не смотрела мужу в глаза. Она остановившимся безумным взглядом уставилась на его чрезмерно эрегированный член. Гримаса отвращения и брезгливости исказила её лицо. Так и не произнеся ни слова, жена круто развернулась и почти бегом, насколько ей позволял большой живот, бросилась прочь. Павел вскочил и принялся судорожно одеваться. Ему надо было срочно догнать Светлану, чтобы попробовать объясниться с ней. Он не мог допустить, чтобы она наделала опрометчивых глупостей. Чтобы причинила боль себе и их, не рождённому ребёнку. Маша не пыталась остановить его. Просто стояла и смотрела, как он натягивает одежду, и тихо плакала. Когда Павел уже бежал к выходу, девушка окликнула его, но он сделал вид, что не слышал её.

Он торопился по вечерним улицам и клял себя за слабость и похоть. Мысленно обещал Богу, что изменил жене последний раз в жизни. Что готов на любое наказание с его стороны, лишь бы потом Светлана простила его. Одновременно, мозг назойливо сверлил вопрос: как Светлана узнала, где он и с кем? Кто мог сообщить жене об измене?

Днём была оттепель, но к ночи подморозило, и лёд на тротуарах присыпало лёгким слоем снега. В проходе между школой и старым зданием детского сада, ведущем к их дому, стояла тьма: единственный фонарь опять перегорел. Вбежав в темный проулок, Павел едва не упал. Что-то лежало посреди узкой дороги, преграждая путь. Павел достал коробок спичек и осветил препятствие. В слабом дрожащем свете горевшей спички, он с ужасом понял, что перед ним лежит его жена. Глаза Светланы были закрыты, а лицо перекошено страданием. Он бросился к ней, выкрикивая её имя. Попытался поднять, но Светлана замычала и замотала головой.

«Вызови скорую… – сквозь стиснутые от боли зубы буквально прорычала она. – Ребёнок!»

Всё, что происходило после: его стук в окна первого этажа ближайшего дома, с просьбой срочно вызвать неотложку к беременной, безуспешные попытки поднять жену и перенести в тепло помещения, её жуткие стоны, приезд врачей – всё слилось для Павла в страшный единый миг. И только когда он уже сидел в машине скорой помощи и смотрел в мертвенно бледное лицо Светланы, лежавшей без сознания, Павел осознал, что жизнь его семьи рухнула. Он собственными руками разрушил счастливый мир, о котором мечтал с первой минуты их встречи. И теперь ему придётся нести этот крест до конца своих дней.

В больнице Светлану спешно отправили в операционную. Хирург, суровый седовласый мужчина, с усталыми грустными глазами, отрывисто раздавал указания суетившемуся, как муравьи, персоналу. Он мельком глянул на белое, как полотно, лицо Павла. Хотел было подойти к нему, чтобы сказать что-то ободряющее, но передумал. Слишком зыбкой в тот момент была ситуация. Совсем близко оказались друг к другу жизнь и смерть. Врач не хотел лгать и давать напрасной надежды убитому горем Павлу, но и правды сказать не мог. Всё в Божьей воле, а он слепое орудие в руках Господа.