— Эй, косолапый! — так меня окликнули, когда я шла в лавку оружейника. По правде говоря, изображать мальчишку оказалось необыкновенно легко — коросты на моих многочисленных ссадинах причиняли боль при движениях, отчего пластика тела претерпела катастрофические изменения — я чувствовала себя раком. Так велико было чувство колючей скорлупы. Колючей внутрь.

Естественно, на слова я не прореагировала — не поминали при мне о случаях, когда слышащий человек не мог бы говорить, если он не искалечен. Так что наследная принцесса в образе глухонемого оборванца должна хорошо исполнить принятую на себя роль.

Савкина рука легла на моё плечо, и я услышала его шёпот:

— Ну, ты, Улька, даешь! Куда пойдём?

Я повернулась к нему, показала на своё ухо и покрутила головой из стороны в сторону. Не могла же я посреди улицы у всех на виду раскрывать свой секрет.

— Ух, ты! А я думал, что ты только говорить не можешь, — его глаза озорно сверкнули.

Потом он просто шёл рядом и не знал что делать. Да уж, парень мне достался… хотя, не так уж он тормознул. Если бы не «подсказка» Пня, сделанная им невольно после наблюдения за моими объяснениями с кабатчиком, то и я бы попала впросак.

А вообще-то, принцессочка, выговор вам. Кого это Вы, Ваше Высочество, своим парнем только что назвали? Скажу прямо, наблюдения за собой со стороны начали доставлять мне удовольствие. Я даже веселилась не на шутку от собственных выходок и… непредсказуемости. Готова была поспорить с самой собой в отношении срока, который потребуется мне, чтобы окончательно… пасть в объятия сына сапожника. Увы, в финале я нисколько не сомневалась, но меня ужасно волновали тонкости и… я подыгрывала принцессе в себе. А не сопливой девчонке. Так, в размышлениях и проделали мы путь до лавки оружейника.

Я выбрала самый маленький палаш. Почему самый маленький, объяснять не стану. А палаш, потому что у него прямой клинок, который прекрасно спрячется на дне повозки. Рукоятка удобная и никакой гарды или крестовины. Если обмотать тряпками, то и за простую палку сойдёт на первый взгляд. Савка тоже захотел себе такой же. Ну и не жалко. Хотя, он у меня такой неловкий! Как бы не порезался.

Широкая гамма чувств, которые я питала к своему другу, а главное, их стремительная смена, смущали меня всё больше и больше. То растерзать его хочу, то высмеять, то приголубить. Уж не материнский ли инстинкт просыпается в моей душе к этому чуду в перьях?

Заглянули мы и в кабачок на центральной площади городка. Пиво здесь заметно горчило, что заставляло противно морщиться. Савка всё тянул прочь, но я упрямилась, и раз за разом прикасалась губами к этому противному пойлу, делая вид, что испытываю наслаждение. И прислушивалась к разговорам вокруг.

Увы, никаких откровений поблизости от нас не прозвучало. Немного ржали стражники, вспоминая, каким пинком выдворил их капитан Отца-Рубежника. И купцы по соседству делились планами. Один из них завтра возвращается в столицу, вот они и обсуждали планы дальнейших дел.

Вечер был занят трудами эпистолярными. Я сочиняла два письма на одном листе бумаги. Ульяне, в расчёте на то, что она обязательно даст его прочитать Доминику, который постарается помочь нашему горемычному Ассару. Хотя бы в интересах своей Говии. И старой Марте от сына сапожника Савватея с поклоном внучке её Софии и хозяйке дома, где служит София (не помню, как её зовут). Надеюсь, мои намёки поймут и отнесут послание сестре. Еще в открытой части пожаловалась, что бумага очень плохая и, если читать будет трудно, то желательно прогладить письмо утюгом.

Этот метод шифрования, конечно, шит белыми нитками, но я не позаботилась заранее условиться о том, как подать весточку о себе. Понятно, что никакой посланец не отыщет меня, но сама-то я могу сообщить сестре о том, где я и чем озабочена. Клуша!

Ну а Савка завтра сговорится о доставке письмеца с купчиной, что отправляется в столицу, После того, как пропал батюшка, почта стала плохо работать. Вот и пользуются люди оказиями.

Да что же творится с моим королевством?! Ужас какой-то. Всё буквально на глазах рассыпается. А из дворца этого не видно — там жизнь идёт заведённым порядком.

Встряхнула головой. Слишком во многом нужно разбираться, а я нынче совсем другим занята. Нельзя сразу хвататься за много дел, потому что тогда ни с одним как следует не справиться. Так что сегодня — Мотина рана и Савкины ушибы. А завтра — передача письма и аптечная лавка.

Скорее в кроватку. Точно знаю — сразу не усну. Буду переживать из-за себя любимой и негодяя Савки. Этот охальник сегодня, когда менял повязки на моих ссадинах, смотрел на то, что ему вообще не положено видеть, глазами кота, провожающего взглядом крынку сметаны. Разумеется, я «ничего не заметила» и вела себя с естественностью куклы. Не хватало ещё смущение демонстрировать. Не дождётся!

А сердечко-то трепещет.

Королева за завтраком смотрела на меня как-то по-особенному. Уж не знаю, с грустинкой или с веселинкой, но было ощущение необычности. Перемыв косточки пажу, что носит зеленое жабо (опять забыла его имя, а между собой мы его Жабом называем), Её Величество неуловимо изменилась, став вдруг королевой, а не матерью. Осанка или посадка головы тому виной — не поняла. Но внутренне насторожилась.

— Не считаешь ли ты, что вашу помолвку с принцем Говийским следует разорвать? — вот так, ни с того ни с сего. Словно рыжих муравьев за шиворот вбросили.

Я выпрямила спину, принимая официальную позу и… смолчала. Что-то изменилось в дворцовом раскладе сил. Странные ветры подули. От восторженного вопля мне удалось удержаться с огромным трудом. Ведь если Нелка не выйдет за Ника, он останется свободным для меня и… я просто уеду в Говию. А что будет дальше — посмотрим. Главное — завязывающийся здесь узел перестанет нас с сестрой мучить и заставлять друг другом притворяться.

— Я подумаю над этим, — взглянув в глаза государыни, добавила, — недолго.

— Вот и хорошо, — теперь мне улыбалась мама. — Подумай, а завтра мы вернёмся к этому вопросу. Когда ты будешь готова.

Помчалась я прямо к Нику. Нет, не бегом, сшибая всех на своём пути. А бесплотной тенью, проскользнувшей потайным ходом в комнату с камином, входящим в покои принца. Нелка, когда показывала эту дорогу, еще ехидно хихикала при виде холодной топки, пахнущей остывшим костром.

Мой парень вкушал утреннюю трапезу в гордом одиночестве. Вернее, он отослал слугу, едва уловил шевеление за портьерой, выходя из-за которой я тут всегда появлялась, чтобы делать ему перевязки. Кстати — рана прекрасно затянулась и, возможно, вскоре… ну да, сейчас не об этом речь.

Так вот! После отличного завтрака в постель и плотной перекуси с мамой, я посмотрела на роскошную куропатку глазами голодного волка.

— Кажется, ты взволнована, — люблю, когда он так мне улыбается.

— Еще как! Мама спросила, как я отношусь к расторжению вашей с Нелкой помолвки.

— И ты так подпрыгнула от радости, что пробила головой потолок, испортив прическу.

Я испуганно схватилась руками за голову, а этот негодник даже не улыбнулся собственной удавшейся шутке.

— Нет, я от радости просто замерла на месте! — чуть улыбнувшись, отозвалась я.

— Умничка, ты, Уленька, — Ник вытащил меня из-за стола, и недоеденная ножка, словно проводила укоризненным взглядом мой все еще жующий рот, поэтому я ее незаметно прихватила левой рукой и спрятала за спину.

Этот, в конец распоясавшийся монарший сын, уселся на диван и устроил меня у себя на коленях, отчего рука с несъеденной ножкой оказалась между его спиной и спинкой. Выдернуть ее оттуда и спасти было трудно, но он потянулся ко мне губами и… в общем, туда лакомство и пошло.

Какое-то время мы шутливо боролись и даже веселились, но продолжалось это недолго. Он стал меня откровенно тискать, я надавала ему по рукам и вырвалась.