К моему облегчению, Адам взял инициативу в свои руки: покатал Йена на машинках, поводил за уздцы ослика, на котором восседала Рут, купил нам всем мороженое и в пять часов препроводил в маленький ресторанчик на чай. Мне осталось только отвести своих скачущих питомцев в туалет, умыть их и причесать, благодаря судьбу за то, что все пока идет гладко.

Возбуждение от предстоящей встречи с отцом, немного поутихшее в луна-парке, вернулось к ним с новой силой, и Йен вновь задал вопрос, которым упорно надоедал мне с тех самых пор, как я по секрету сообщила близнецам о своем плане.

— Дебора, ты уверена, что папа будет здесь петь? Он ведь выступает только в Лондоне, или в Австралии, или…

— Или в Нью-Йорке, — вставила Рут, выливая, к моей досаде, новую порцию жидкого мыла себе на руки, которые я ей только что высушила.

— Я думал, что папа просто работает здесь, — упрямо продолжал Йен.

Я попыталась объяснить, что выступление на концертах является тяжелой и очень важной работой, но тут вмешалась Рут:

— Папа не поет за деньги. Только нищие так поступают. А он поет для королевы или в церквях.

— Нет, дорогая, ты все перепутала. — Я осторожно прошлась расческой по ее жестким кудряшкам. Что за прекрасные волосы! Сияют, как черное полированное дерево. — Когда кто-то поет, как твой папа, это прекрасно. Своим пением он делает множество людей счастливыми, как доктор, который помогает выздороветь. Поэтому папа поет не только для королевы. — Я вполне могла поверить, что для ее величества он тоже пел. — Он поет для миллионов людей. Это замечательно, и, возможно, однажды вы с Йеном тоже сможете выйти на сцену.

— Я уже умею петь, — беспечно заявила девочка и строго добавила: — Но я не буду петь на улице. Йен один раз сделал это, и папа очень рассердился.

После моих расспросов выяснилось, что в прошлое Рождество Йен задумал таким способом честно заработать денег на подарок отцу.

— Он даже пел неправильно, — возмущенно закончила Рут, — так папа сказал.

Над куполом нового театра со стеклянными стенами развевалась на ветру афиша с огромным поясным портретом Колина Камерона. Дети удивленно уставились на нее, задрав головы: Рут с округлившимися глазами, Йен с порозовевшими щеками. На афише в фойе их отец красовался уже в полный рост. Йен непроизвольно уцепился за мою руку, когда мы стояли, уставившись на знакомую фигуру в килте. Над белоснежным кружевным жабо нам улыбалось красивое лицо.

— Это папа? — донесся до меня неуверенный шепот Йена.

Мне и самой все происходящее казалось нереальным.

Конферансье затеял веселую игру с детьми в зале, предложив поиграть в загадки. Потом выступил детский хор. Близнецы наблюдали за всем широко распахнутыми глазами, и я окончательно убедилась, что мир шоу-бизнеса им абсолютно неизвестен. Колин появился в середине первого действия.

— Это мой папа! — гордо проинформировала Рут Адама, вызвав интерес у всех, кто находился в зоне слышимости. — Обычно мой папа поет для королевы.

Она и сама сейчас выглядела довольно величественно.

Настал черед Хани Харрис, она присоединилась к Колину на сцене, и представление продолжилось. Профессиональные танцовщики отплясывали шотландские и валлийские народные танцы в перерывах между старинными балладами и современными песнями в исполнении Хани и Колина. Вдвоем они каждую композицию превращали в маленький спектакль. Когда последняя песня закончилась, Колин еще раз насвистел припев, а Хани прошлась на цыпочках, строя ему глазки, и затем спряталась за его широкой спиной. Он выглядел вполне довольным собой, своей партнершей и своими поклонниками, когда с улыбкой принимал восторженные аплодисменты зала.

Когда овации стихли, конферансье, заполняя очередную паузу, обратился к зрителям в партере:

— Здесь есть маленькие девочки из Уэльса?

— Да, — отозвался нерешительный голосок, и грузный усатый папа вытолкнул вверх руку дочки.

Конферансье пообещал ей мороженое. На сцене, продолжая улыбаться, стояли Колин, Хани и несколько танцоров в национальных костюмах Уэльса и Шотландии.

— А теперь… Есть здесь мальчики из Шотландии? — задал вопрос конферансье.

Краем глаза я заметила, как рука Йена молниеносно взметнулась вверх.

— Да! Да! — с жаром завопил он.

— И как же тебя величать, благородный юноша? — расплылся в улыбке конферансье.

Отцу Йена не требовался микрофон, когда он пел, а Йен был сыном своего отца, и в театре не осталось ни одного места, где его не услышали.

— Йен Гордон Чарлз Камерон!

Даже сквозь грим было заметно, как побледнел Колин, но ни один мускул на его лице не дрогнул. Хани с удивлением и любопытством наблюдала за происходящим. Аудитория ждала, что отец и сын обнимутся, но се постигло разочарование: Колин не двинулся с места. Казалось, он в первый раз слышит имя «Йен Гордон Чарлз Камерон».

Краем глаза я заметила, что Адам усмехнулся, когда Йен заявил о себе.

Во время антракта дети болтали без умолку.

— Почти как пантомима, только гораздо лучше, потому что это не просто! — с удовлетворением заключила Рут.

Три четверти нашего квартета действительно получили удовольствие.

— Папа выйдет еще? Ты уверена, Дебора? — настойчиво допытывался Йен, переполняя чашу моего терпения.

Я не могла забыть внезапно побледневшего и ставшего напряженным лица и глаз, которые давно привыкли к огням рампы и только что лучезарно блестели, но вдруг сделались печальными. Мне показалось, что я допустила непростительную ошибку и причинила Колину боль. Теряясь в догадках, я почти не заметила, как прошло начало второй части, и очнулась, лишь когда знакомый мотив возвестил о сольном выступлении Колина. Интересно, многие ли в театре испытывают те же чувства, что и я, слушая эти запоминающиеся сладостные строки: «Пообещай, что будешь мне верна, пообещай о том не забывать»?.. В эту песню Колин вложил всю свою душу. Не знаю почему, но я не смогла сдержать слезы. Анна — имя его жены, Анни — так он называет Рут. И как только я об этом подумала, слева от меня раздался детский голосок, на удивление сильный, чистый, безупречный, вторивший Колину.

Сюрприз за сюрпризом! Если кто-то и должен был продолжить семейную традицию, так это Йен, думала я. Но обнаружить звук такой полноты и силы в крошечном горлышке Рут? В это трудно было поверить. Когда песня закончилась, Адам, который до этого пристально, будто зачарованный, смотрел на девочку, вывел ее в боковой проход и подтолкнул к сцене.

Я позвала ее назад, но Рут не слышала — она прижалась к перилам оркестровой ямы, наблюдая за поклоном отца. Он не мог не заметить ее даже без вопля: «Привет, папочка!», который внезапно зазвенел над сценой. И на этот раз, слава богу, Колин улыбнулся — не всему шумному залу, а своей маленькой дочке, с обожанием взиравшей на него. Конферансье, тоже увидевший девчушку, подбежал к ней и повел к ступенькам. Аплодисменты удвоились, но тут же раздался разочарованный гул, когда Колин покачал головой. Даже не взглянув еще раз на дочь и не дожидаясь последней овации, он повернулся и ушел за кулисы.

Когда мы в толпе зрителей медленно продвигались к выходу, моим единственным желанием было как можно скорее убраться отсюда. Но, увы, нас остановили. Мистер Камерон хотел нас видеть. Несколько минут спустя Колин в пальто, наброшенном прямо на концертный костюм, появился из служебного входа на площадке перед театром.

— Папочка! — хором закричали близнецы и бросились ему навстречу.

Я воспряла духом, увидев, как они обнимаются, но мой оптимизм тотчас исчез, как не бывало. Лицо Колина по-прежнему выглядело постаревшим и печальным.

— Чья это идея? Твоя, Адам?

— Нет… моя, — пролепетала я.

— Ваша?!

— Они так обрадовались, когда узнали, что смогут вас увидеть на сцене! — Чувствуя, что краснею, я замолчала.

Я никогда еще не видела Колина таким. Синие глаза потухли, возле рта пролегли морщины уныния; пока я смотрела на него, он несколько раз тяжело сглотнул.