Зазвонил телефон. Это была Джорджия Пэриш.

— С вами все в порядке? Мы услышали по радио об этом бродяге, и Хейзл попросила меня сразу же позвонить вам.

— Со мной все в порядке, — ответила Сейра.

— Что это за мир, в котором мы живем? Сумасшедший стреляет в студента колледжа у его собственной двери, но человек, виновный в этом, покончил с собой в Холидей Инн. Вы, вероятно, уже слышали об этом.

— Да Я приду к двенадцати.

— В этом-то все и дело. У меня есть несколько свободных дней, и я проведу их с Хейзл, раз уж она заговорила. Она так заговорила, что не дает никому слова вставить. Хейзл сказала, что вы можете побыть дома и отдохнуть. А мы станем рассматривать фотографии, оставшиеся от наших совместных путешествий и предаваться воспоминаниям.

— Но я могу прийти приготовить и постирать…

— Не надо. Я неплохо могу сделать это сама. Я знаю, что любит Хейзл. Вы и так уже совершили чудо. Отдыхайте. Плата вам за это время будет идти. Перед отъездом я вам позвоню. Может быть, Хейзл к этому времени выговорится, но особенно на это не рассчитывайте.

Сейра поблагодарила ее, положила трубку и сразу же увидела выражение растерянного ребенка в глазах Мартина и тонкую струйку крови. Эта картина снова и снова вставала у нее перед глазами. Она пошла в ванную, взглянула на сложенные втрое полотенца и опять увидела то же выражение в глазах Мартина, но то, что она ощущала кожей, осталось от Бена, Бена, который забежит на пару часов в полдень, чтобы перекусить. Она закрыла глаза руками и прошептала: «Мартин».

Отозвался только Банан, который скребся у двери кухни. Сейра впустила его, накормила и начала прикидывать, что бы ей сделать. Можно сходить в магазин. Можно поговорить с кем-нибудь. Можно сходить в университетскую библиотеку.

— Банан! — окликнула его Сейра. Котенок взглянул на нее. — Мартин умер, — прошептала она ему. — Я свободна.

Банан чихнул и продолжал есть.

— Я думаю о том, чтобы переспать с Беном. Мартин лежит в морге, а я думаю, как бы заняться любовью с Беном в обеденный перерыв! — Она присела возле Банана и закрыла лицо руками. — Я еще долго останусь Лорой Прей и еще долго буду лгать Бену и другим, но теперь я в безопасности. — Банан облизал блюдце и деликатно обнюхал его.

— Через неделю я позвоню маме. А может, я надену свой парик и темные очки и поеду ее навестить. — Сейра вскинула руки. — свободна, свободна, она свободна!

— Наверняка у некоторых женщин нет карточек социального страхования, а свидетельство о рождении они могут и потерять, правда? Я не смогу сказать, что забыла, где родилась, но смогу соврать, — прошептала она Банану. — Я могу соврать, — повторила она и закрыла лицо руками.

Котенок облизал усы и посмотрел на Сейру. — Я вдова, — прошептала она. Банан облизал лапку и свернулся на коленях у Сейры.

— У Бена два свободных часа, — снова прошептала Сейра и потерла лоб ладонью. Теперь Сейра могла, не скрываясь, войти в дом Бена. Отправляясь на занятия, Бен выпил кофе, чашка еще стояла на столе. Сейра прикоснулась к ней губами и закрыла глаза.

Потом она нашла сумку, которую спрятала прошлой ночью, и вернулась домой, чтобы убрать все на место. Когда она вешала костюм, что-то зашуршало в кармане пиджака.

Она достала обрывок конверта с фермы. На пакетике с семенами почерком ее матери было написано: «Бархатцы».

Она нашла свободный цветочный горшок и взяла из конверта одну штуку. Семечко лежало у нее на ладони. У него не было шансов превратиться в цветок — приближалась зима. А может быть, солнца на кухонном подоконнике будет достаточно. Она посадила его в землю, полила и поставила на окно.

Фиалки, привезенные из Монтроза, стояли, насторожив свои зеленые мохнатые ушки. Они уже пустили корни. Вокруг каждого черенка начали формироваться новые листочки. Надо будет соорудить специальный стеллаж для цветов. К Новому году фиалки, которые ей пришлось бросить в Монтрозе, снова будут цвести.

Сейра вернулась в дом Бена, поднялась на второй этаж, бросилась на неубранную постель, прижалась лицом к простыням и громко сказала: «Я жива».

Потом она убрала постель, вымыла ванную — та явно нуждалась в уборке.

Что приготовить, если, конечно, они вообще будут есть? Она прислонилась спиной к плите, чувствуя приятное тепло, и рассмеялась, прислушиваясь к своему смеху.

Пирог с курицей, совершенно особый пирог, тем более, что у него в морозилке лежал целый цыпленок. Она быстро оттаяла его в микроволновой печи и поставила тушиться у себя на кухне. Для разнообразия они могут пообедать у нее. Она раскатывала тесто, а прищуренные карие глаза Мартина следили за ней. Ее кухня вся светилась солнечным светом. Если к ней придут, она сможет ответить на любой вопрос.

Ее кровать. Она быстро перестелила ее. В ящике комода лежала фотография головореза и девушки из салуна. Теперь ее можно поставить на комод, и пусть ее видят все, кто угодно. Девушка из салуна смотрела на нее спокойно. Мартин был тогда еще жив. На снимке ее губы были мягкими после поцелуев под палящим солнцем на вершине мира, и казалось, что руки, крепко обнимавшие мужчину с револьверами, делают это далеко не в первый раз. У Сейры перехватило дыхание. Она капнула духами на подушки и простыни и застыла, окруженная слабым благоуханием, а перед глазами у нее были небольшая дырочка на виске и струйка крови.

Теперь двери ее дома стояли распахнутыми. Она негромко напевала, обрезая ножом кромку теста, и вдруг остановилась. На кровати в мотеле сидел Мартин и смотрел на нее.

Часы на башне пробили двенадцать, когда она вытащила пирог из духовки. Аромат наполнил дом. У Сейры закружилась голова — прошлой ночью она не спала ни минуты. Она бросилась в спальню и достала черное кружевное белье. Ее тело горело при мысли о Бене.

Двери были открыты. Из них доносился запах вкусной еды.

— Эй! — крикнул Бен, и она выбежала на крыльцо. — Вот ты где, — сказал Бен, поднимаясь по дорожке.

— Доктор Ченнинг отпустила меня на несколько дней, — сказала она, не отрывая от него глаз. — За ней присмотрит Джорджия Пэриш…

Она не успела договорить. Бен подхватил ее, внес в дом и начал целовать. Он так и не успел поставить на пол свой кейс. У нее опять перехватило дыхание, она прижалась к нему, а вокруг все благоухало ароматом пирога с курицей, очищенных апельсинов и свежего кофе. Она сказала ему, что сделала пирог и…

— Вот что я тебе скажу, все это может подождать, — пробормотал Бен и стащил с нее рубашку. Лифчика на ней не было, но зато он увидел роскошное черное белье с кружевами. — Эй! — воскликнул он и увидел соски ее грудей среди кружев. — Специально для меня? — Она хихикнула, когда он начал стягивать с нее это шелковое великолепие. Она наклонилась, сняла свои шорты и наконец освободилась от белья. Она стояла обнаженная в зеленоватом свете гостиной, парик съехал набок. — Долой его! — закричал Бен и потянулся, чтобы снять его.

— Подожди. — остановила его Сейра, — тут же шпильки. — Но Бен уже стащил с нее парик, и шпильки посыпались на пол.

— Пошли, — невнятно сказал Бен. Она скользнула под простыню, и через мгновение он тоже был там, где она столько раз представляла его… Когда она пришла в себя, волосы запутали ей глаза и рот, а они продолжали целоваться через эту паутину, пока она не сообразила откинуть их назад. Он спросил: «Еще?» И она ответила «Пожалуйста. О! Пожалуйста».

Лишь некоторое время спустя ощущение ее дома и запахов летнего послеполуденного дня вернулось к ней. В парке вопили дети. Головорез и девушка из салуна без улыбки смотрели на них с комода.

— Мне все-таки придется пойти на это проклятое Богом собрание, — пробормотал Бен.

Куриный пирог был чуть теплым, а салат, приготовленный по особому рецепту, согрелся. Но какое им было до этого дело? — спросил Бен, и они съели все и продолжали целоваться.

Нужная ему папка с заметками лежала в кабинете. Они вместе пошли в его дом, целуясь в кабинете и в дверях.