— Ну точно, мы превращаемсяв наших мам.

Однако Айша не смеялась. Она плеснула вина в свой бокал. Не спрашивая, взяла сигарету из лежавшей на столике пачки:

— Я за Мелиссу беспокоюсь. Она еще ребенок, но, собираясь на день рождения, уже просит, чтобы я разрешила ей надеть открытый топик. Я не хочу, чтобы она росла, думая, будто ей следует выглядеть как уличная проститутка, чтобы быть привлекательной.

Рози покачала головой:

— Ты забываешь, какие мы сами были. Забываешь, как твою маму возмущали наши наряды.

— Она считала, что мы умышленно уродуем себя. Что верно, то верно. Но тогда время было другое. Мы хотели быть панками, хотели выделяться из толпы. Но мы все понимали, что значит иметь блядский вид, и с жалостью смотрели на тех девчонок. Это были девочки, бросившие школу, девочки, ставшие матерями-одиночками, девочки, спавшие со всеми подряд. Я хотела быть похожей на Сьюзи Сью [39]и Пэтти Смит [40]. Кайфующей оторвой я выглядеть не хотела. А вы знаете, кем восхищается Мелисса? Пэрис Хилтон. Придурошной Пэрис Хилтон. Оказывается, вот с кого надо брать пример.

— По крайней мере, в ней чувствуется индивидуальность. Лично я против нее ничего не имею.

Анук залпом допила вино и снова быстро наполнила свой бокал. Ее расположение к Рози улетучивалось. Рози, еще не достигшая сорока лет, была моложе Анук и Айши, но в подростковом возрасте ее отличали дерзость и жесткость — черты характера, выработавшиеся у нее оттого, что она росла в доме матери-пуританки и спившегося неудачника отца. Всякого рода добродетельность вызывала у нее подозрения. Но после знакомства с Гэри и особенно после того, как у нее родился Хьюго, она постепенно переняла моральные устои «новой эры» [41], включавшие в себя элементы религиозной этики ее матери, но отвергавшие бескомпромиссные предписания ее кальвинизма. Рози была красавицей. Она могла бы стать моделью, моделью арийского типа, с неприязнью думала Анук. Рози, когда хотела, могла быть злоязычной стервой, не терпящей лицемерия. Сейчас бы ей не помешало немного былой жесткости. Было бы куда лучше, если б она не носилась как чокнутая со своим мужем и сыном.

Мужчина за соседним столиком поднялся и направился к стойке бара. Проходя мимо них, он опять улыбнулся. Он был высок ростом. А вот Рис рослым не был — только этим он и не устраивал ее как любовник. Сладостное тепло, усиливаемое алкоголем, разлилось по ее телу, волны сладострастия исходили из ее чресл. Ей хотелось заниматься сексом постоянно. Ей хотелось переспать с мужчиной за соседним столиком. Вот бы сделать это прямо сегодня вечером. Анук вновь сосредоточила внимание на беседе. Айша и Рози все еще горячо спорили.

Анук протестующе вскинула руку:

— Может, хватит, а?

— Ладно, — согласилась Рози и тут же быстро добавила: — Но все равно я считаю, что вы обе слишком строго судите молодых женщин. Вы забываете, что нам было легче жить. Бесплатное образование, социальное обеспечение, феминизм. И так далее.

Злость на Рози прошла. В ее словах был свой резон.

— Думаю, меня бесит, что они все какие-то безликие, все косят под Голливуд. — Анук вспомнила, как рассвирепела на молодых девчонок за то, что они отнеслись к ней так, будто ее вовсе не существовало. Их развязная походка, внешний вид, манера одеваться отличались от той заносчивости, что была свойственна в юности им самим. Те девочки-подростки на улице всем своим видом выражали глумливое безразличие к окружающим, которое пестовали в них средства массовой информации. Каждая из них была зациклена на своем собственном «я». Все остальное для них была недостойная их внимания шелуха. И ведь она сама работает в индустрии, которая создает таких вот юных монстров. Ей стало противно до глубины души. Приятная чувственная эйфория, которой она тихо наслаждалась, полностью исчезла. Она чувствовала себя усталой, старой; легкие болели. Она посмотрела на подруг. Те согласно кивали.

— Меня это тоже бесит. — Айша наконец-то закурила. — Мне не нравится, что все вокруг теряет индивидуальность.

— И в этом есть доля моей вины.

— Это ты о чем?

— Попробую объяснить. Например, я целый год провела в Загребе, учила хорватских сценаристов и режиссеров, как создать свой сериал на основе австралийской эпопеи о семье из мельбурнского пригорода, который, в свою очередь, базируется на концепции провальной немецкой «мыльной оперы». Не думаю, что после этого у меня есть право обвинять кого-то в проституции.

— Мы все своего рода проститутки. Моя семья имеет возможность бесплатно путешествовать за счет фармацевтических компаний, потому что по их просьбе я делаю прививки животным, на которых, я знаю, им абсолютно наплевать. Это современный мир, Анук. Мы все проститутки.

Рози молчала.

Анук недобро улыбнулась ей:

— За исключением тебя, разумеется. Ты у нас святая.

Рози покраснела. Анук заметила, как ее лицо на мгновение потемнело от ярости, что-то злобное блеснуло в ее пронизывающем взгляде, блеснуло и тут же исчезло, скрылось в глубине ее существа, где она многое похоронила после того, как вышла замуж за Гэри, после того, как «исправилась».

— Я не святая, Анук, — отвечала Рози с неискренней улыбкой на губах. — Просто считаю, что незачем уделять слишком много внимания ужасам того, что нас окружает. Можно спокойно от этого обособиться. Вот почему мы с Гэри разрешаем смотреть Хьюго только DVD и видео, а по телевизору — лишь детские передачи. Мы хотим, чтобы у него развивалось собственное восприятие, не зависящее от гнусной действительности…

Рози повернулась к Айше.

— Я тут несколько раз пересекалась с Шамирой. Мне она нравится. Ее религия — это способ защитить себя и свою семью от дерьма современного мира.

— Кто такая Шамира?

— Ты ее знаешь. Жена Билала, — напомнила Айша Анук.

Она кивнула. Абориген, принявший ислам, и его белая жена-мусульманка. Странная пара. На барбекю она уяснила для себя, что ей совершенно не о чем с ними разговаривать. Она понимала, чем они приглянулись Рози. Каждый из этих троих стряхнул с себя свое прошлое и нарастил новую, совершенно иную кожу. Анук посмотрела на Айшу и внезапно прониклась уверенностью, что ее подруга думает то же самое. Сейчас они обе, понимая друг друга без слов, жалели этих трех коренных австралийцев и посмеивались над их чудачествами. И у нее самой, и у Айши были ненадуманные биографии, реальное прошлое. Евреи, индийцы, переселенцы — это все что-то да значило, им не нужно было придумывать, надевать другую личину.

— Я и не знала, что вы общаетесь.

— Мы обменялись телефонами на твоей вечеринке. Она очень милая. И вне сомнения, благоприятно влияет на Терри. То есть на Билала, — быстро поправилась Рози.

— Да, похоже, они счастливы, — бесстрастным тоном ответила Айша.

Рози навалилась на стол и почти шепотом сказала:

— Мы не можем встречаться там, где продают спиртное. Это так странно.

Это значит, что тебе не приходится идти на встречу с ними в сопровождении своего мужа, не так ли? Тебе не нужно бояться, что Гэри напьется и опозорит тебя. Бутылка вина на их столе была почти пуста.

— Я пошла к бару.

Народу в прокуренном пабе прибавлялось, и ей пришлось встать в очередь. Когда бармен принимал у нее заказ, кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась. Ей улыбался мужчина, занимавший соседний столик. Он раскраснелся, лицо у него было румяное, рот большой, губы толстые.

— Вы позволите вас угостить?

— Вы очень любезны, но я заказываю бутылку на весь стол.

— Без проблем. С удовольствием угощу вас всех.

Печально улыбаясь, Анук покачала головой:

— Не стоит. — Она отказалась от своих фантазий сразу же, едва он раскрыл рот. Голос у него писклявый, пронзительный. Мужчины не должны говорить мальчишескими голосами. — У меня есть парень.