Маркби обратился к Лайаму:

– А вы, доктор Касвелл, видели надпись на пакете?

Тот, вынужденный наконец принять участие в беседе, покачал головой и кратко ответил:

– Нет.

– И не имеете представления о вероятном отправителе?

– Нет! – яростно повторил он.

– Это защитники животных, – объявила его жена.

Лайам пронзил ее взглядом.

– Любой мог это сделать! А кто именно, установит полиция, верно?

Воцарилось неловкое молчание. Мередит, глядя на Алана, видела, что он оценивает Лайама и соображает, как справиться с несговорчивым собеседником.

– Как вам известно, мистер Касвелл, я из регионального управления уголовных расследований. Нас уведомили о происшествии в вашем доме по той причине, что, насколько я понимаю, в прошлом году группа активистов движения в защиту животных атаковала вашу лабораторию. Нас, естественно, беспокоит возможность новой кампании насилия со стороны представителей наиболее радикального крыла. Они могут прислать бомбы другим людям, работающим в одном направлении с вами. Мы всех предупредим об осторожности. Но поскольку вы первый, мы, естественно, хотим установить, случайно или по некоей причине начали с вас.

– Они ненормальные, – устало буркнул Лайам. – Ни в каких причинах не нуждаются.

Алан спросил с неотразимой любезностью:

– Ведь вы используете в экспериментах животных, не так ли?

Лайам не оценил его тона и рявкнул:

– Давно уже нет!

Алан продолжал спокойно, но настойчиво:

– Возможно, в последнее время в вашей работе возникло что-то новое, привлекшее внимание какой-нибудь группировки? Вы не приступили к новым проектам, которые кому-то могли не понравиться?

Лайам поколебался и пробормотал:

– Было несколько писем. Полный бред. Глупый розыгрыш.

– Бомба не розыгрыш, доктор Касвелл, – отрезал суперинтендент. – Что говорилось в письмах?

– Их писали те самые люди, – громко объявила Салли. – Те самые, что пытались забрать биглей из лаборатории в прошлом году!

Лайам глубоко вздохнул, поднялся, встал на коврике перед камином, заложил руки за спину.

– Ладно, расскажу. Предупреждаю, это не поможет. Я получил несколько анонимных писем. Можно сказать, пропитанных ядом.

– Сообщили в полицию?

– Разумеется, нет. Просто выбросил.

– Не огорчились, не насторожились? Не пожелали выяснить, кто их писал?

– Я же говорю! – повысил голос Лайам. – Принял за дурацкую выходку. Хорошо, шутка грязная, но это дело рук какого-то сумасшедшего. Я всерьез не воспринял.

Мередит понимала, что Алан с трудом выдерживает вежливый тон. Он бросил на Лайама безнадежный взгляд и обратился к Салли:

– Вы видели анонимные письма?

– Нет. Лайам только сегодня мне рассказал… после взрыва. Наверно, видела, когда они пришли. То есть нераспечатанными. Если так, значит, ничем не отличались от обыкновенной почты. Почти вся наша корреспонденция адресована Лайаму. Я только сегодня от него узнала, что это были гадкие, злобные письма. Он ни словом о них не обмолвился, чтоб меня не пугать. Только после нынешнего происшествия решил рассказать. Я говорю, надо было сразу же обратиться в полицию и мне сообщить, не таить про себя. А он их просто разорвал и выбросил.

Маркби снова переключился на Касвелла. Лайам внезапно отбросил профессорские манеры, приобретенные с той самой минуты, как он научился ходить, упал духом, насупился, стараясь не встречаться взглядом с суперинтендентом.

– Действительно, лучше бы вы обратились в полицию, доктор Касвелл. Можно было бы выследить отправителя и, возможно, предотвратить утренний инцидент. Как я понял, дело касается лабораторных животных?

– Слушайте, я сам с собой говорю или что? – разозлился Лайам. – Около года назад мы использовали нескольких биглей. Они абсолютно не пострадали! Проводилась программа контролируемого размножения, поэтому за ними ухаживали самым тщательным образом. Я уже пробовал втолковать, что животные с тех пор не используются. Что я могу поделать с сумасшедшими, которые уверены в обратном? Пускай факты сначала проверят.

Если присутствующие с некоторым сомнением выслушали сообщение о сладкой жизни биглей, то Лайам, кажется, этого не заметил.

Салли нахмурилась, сморщилась, потрогала пластырь на лбу:

– Им о нас вообще очень мало известно. Я хочу сказать, Лайам сегодня должен быть в Норвиче. Не поехал только потому, что получил в последнюю минуту сообщение об отсрочке дела. Наверняка знают только его фамилию в связи с прошлогодним налетом на лабораторию, но каким-то образом раздобыли домашний адрес – вот что меня пугает.

– Что за дела у вас в Норвиче, доктор Касвелл?

– Совместный проект, – объяснил Лайам. – После открытия Восточной Европы проводится много подобных программ. К нам идет постоянный поток аспирантов из бывшего Восточного блока. До перемен в Европе мешали бесконечные бюрократические препоны. К нам приезжали не те, кого мы считали лучшими, а те, кого тамошнее начальство решало послать. И наши посланцы постоянно нервничали в тех странах. Теперь производится прямой обмен. Очень удачно. Слушайте, это к делу ни малейшего отношения не имеет.

– Понятно. Как правило, доктор Касвелл, отправители оскорбительной корреспонденции указывают название своей организации. Жаждут публичной огласки. Не было ли каких-то намеков?

– Нет. – Лайам снова прибег к односложным ответам.

– Штемпели?

– Не помню. По-моему, лондонские.

– Что-нибудь необычное на конвертах?

– Нет. Я получаю кучу писем из Лондона.

– А что именно говорилось в анонимках?

Столкнувшись с необходимостью выкладывать подробности, Лайам заговорил с подлинным чувством, в отличие от обычного раздражения. Голос задрожал.

– В них содержались глупые инсинуации по поводу книги. Невежественные и хамские критические нападки! – Он буквально выплевывал слова.

– Какой книги? – допытывался Маркби.

Возможно сожалея, что выдал смертельную обиду, Лайам глухо пояснил:

– В настоящее время я привожу в порядок свои научные записи, готовлю к публикации. Полагаю, мой труд будет иметь большое значение, внесет вклад в мировую науку. Простите, если звучит хвастливо, но так оно и есть. – Бородатое лицо скривилось в ухмылке. – В деревне думают, будто я роман пишу!

Маркби сцепил пальцы и уткнулся в них подбородком.

– Многие знают о книге? Известно ли вам о каких-либо возражениях представителей научных кругов против вашей работы? Я слышал, академическое соперничество возбуждает сильные страсти.

– Если подозреваете, будто кто-то из коллег шлет мне из зависти идиотские письма и бомбы в посылках, забудьте! – выкрикнул Лайам, но, заметив страдальческое выражение на лице жены, заговорил спокойнее: – Послушайте, суперинтендент, я не хочу быть невежливым, но эта бомба – последняя капля. Что мне делать? Забаррикадироваться, законопатить каждую щелку? Не принимать почту, чтобы не взорвалась? Совсем спрятаться, сменить имя и фамилию? Разумеется, нет. Это просто смешно. Остается игнорировать. Вот все, на что я способен.

– К несчастью, доктор Касвелл, бомбу в посылке не проигнорируешь.

– Это ненормальные! – крикнул Лайам. – Я не стану поощрять их деяния, уделяя им серьезное внимание!

Заявление было встречено молчанием. Через некоторое время Маркби сказал:

– А я, как офицер полиции, обязан уделить серьезное внимание. Поймите, хотя большинство подобных посылок рассчитано только на устрашение получателя, в определенных обстоятельствах, безусловно, может произойти убийство.

Салли Касвелл охнула и шепнула:

– Какой ужас… Мередит обхватила ее за плечи, скорчила гримасу Алану.

Он взглянул ей в глаза.

– Извините, что я испугал миссис Касвелл, но вы, доктор… – он снова перевел взгляд на Лайама, – не должны проявлять легкомыслие.

Лайам покраснел.

– Я и не проявляю. Просто ничего не могу поделать. А вы? – Он бросил на собеседника пламенный взгляд.

– Постараемся. – Маркби оглядел комнату. – Как считаете, что еще может служить причиной, кроме вашей научно-исследовательской деятельности? У вас есть враги? Были когда-нибудь, даже в далеком прошлом?