— Не горячитесь, успокойтесь, — попросила Уинсом.
Он посмотрел на нее виноватым взглядом:
— Простите. Не сдержался. У меня горе, я потерял друга, а вы пытаетесь повесить на меня преступление.
— И все-таки, что произошло в ту ночь в Лабиринте? — спросил Бэнкс.
— Я ведь уже рассказывал вам.
— Давай по новой. Заказать кофе?
— Нет, спасибо, хватит.
— А вот я не отказался бы от еще одной чашечки. — Бэнкс взглянул на Уинсом, и та, закатив глаза, встала и направилась к стойке.
— Только между нами, — негромко произнес Бэнкс, склоняясь над столом, — ты позволял себе что-нибудь, кроме нескольких поцелуев, когда оказывался с нею на задних рядах в кинозале? Не стесняйся, скажи мне правду.
Кинси облизал сухие губы. Казалось, он вот-вот расплачется. Наконец он утвердительно кивнул.
— Только однажды, — с трудом выдавил он. — И от этого мне особенно больно.
— Ты спал с ней?
— Нет. Бог свидетель, нет. Мы просто, понимаете… целовались и… ну, ласкали друг друга. А после она сделала вид, будто вообще не желает меня знать.
— Да, — сочувственно покачал головой Бэнкс, — такое отношение может взбесить любого мужчину. — Увидев Уинсом с двумя чашками кофе, он торопливо закончил: — Чувствовать ее, ощущать ее близость, а потом… она вдруг ускользает от тебя навсегда. А ты мучаешь себя мыслями о том, что ею обладают другие.
— Меня это не злило. Скорее уж разочаровывало. Она ведь мне ничего не обещала, а значит, и не нарушала обещаний. Мы два раза с ней выпивали. Сначала все было, ну… просто замечательно, а потом казалось, что вообще ничего не было. Для нее. А теперь… да какая разница, как все было, ничего этого уже не будет!
Уинсом поставила перед Бэнксом чашку кофе и, держа в руке свою, опустилась на стул.
— Вернемся к той субботней ночи в Лабиринте, — предложил Бэнкс. — Возможно, ты позабыл какие-то детали. Я понимаю, как тебе сейчас трудно, но попытайся вспомнить.
— Хорошо, — согласился Кинси.
Бэнкс, глотнув горячего водянистого кофе, подул в чашку и продолжил:
— Итак, примерно в двенадцать двадцать вы все отправились в «Бар Нан», так?
— Да, — подтвердил Кинси. — Музыка там оказалась ужасная — смесь индастриал хип-хопа и электронного диско… Может, у нее другое название, но это было нечто невообразимое, к тому же било по ушам как кувалдой. Мы все были под градусом, а там было душно. Я думал о Хейли, хотел, чтобы она вернулась, ревновал, полагая, что она пошла на встречу с кем-то, кто оказался счастливее меня.
— Значит, ты расстроился? — спросила Уинсом.
— Выходит, что так. Я захотел по… мне тоже надо было в туалет, ну, я пошел в заднее помещение клуба, где расположены туалеты, и увидел дверь. Я знал, куда она выходит. Я и раньше убегал через нее, когда мне… — Он замялся.
— Когда тебе что? — оживился Бэнкс.
Кинси с усилием улыбнулся:
— Когда мне не было восемнадцати и в клуб приходила полиция.
— Понимаю, — насмешливо кивнул Бэнкс: он и сам, помнится, прикладывался к спиртному в клубах, когда ему и шестнадцати не исполнилось. — Ну и дальше?
— Я думал, Хейли не успела далеко уйти. Мне казалось, она где-то рядом с площадью, за угол просто завернула… Честное слово. И я решил пойти за ней… проследить, куда она направляется, и выяснить, кто ее ждет. У меня и в мыслях не было ничего плохого…
— Что было дальше?
— Вы сами знаете, что было дальше. Я ее не нашел. Все шел и шел в глубь Лабиринта, пока не понял, что могу заблудиться. И тут мне показалось, что я слышу какие-то звуки сзади, со стороны площади. Я подошел ближе и стал прислушиваться, но — ничего.
— Ты можешь еще раз описать эти звуки?
— Это было похоже на приглушенный удар, как если бы кто-то ударил по двери кулаком или чем-то тяжелым, обмотанным мягкой тканью. А потом пронзительный вскрик… Нет, не вскрик: если бы это был вскрик, я бы встревожился, этот звук был похож на громкий вдох, в нем слышались изумление и мольба. Честно говоря, я подумал…
— Что? — поторопил его Бэнкс.
Кинси с застенчивостью взглянул на Уинсом и ответил:
— Ну, вы понимаете, я подумал, что это какая-то парочка… занялась любовью.
— Так-так, Стюарт, — ободряюще произнес Бэнкс. — Ты отличный свидетель. Продолжай.
— Да, именно так все и было. Я испугался и смотался по-быстрому. Не хотелось мешать людям. Да и потом, вы представьте, как разозлился бы парень, которого оторвали от… Надавал бы по шее за здорово живешь.
— И больше ты ничего не слышал?
— Только музыку.
— Какую музыку? Раньше ты не упоминал об этом.
Кинси нахмурился:
— Наверное, позабыл. Звучало что-то знакомое, обрывки мелодии в стиле рэп, но что именно, не скажу. Название вертится на языке, а припомнить — никак. Звук, знаете, нарастал и оборвался, словно… кто-то открыл дверь и сразу ее захлопнул или мелодия раздалась из проходящего мимо автомобиля… Не знаю, как еще…
— Подумай, что еще ты запомнил об этой музыке, — взмолился Бэнкс. — Это может быть очень важно.
Кинси молчал.
— Хорошо, что было потом?
— Я двинулся обратно в «Бар Нан». Прошел через аркаду, ведущую на Касл-роуд, — я довольно сильно углубился в Лабиринт, и это был ближайший выход. Но теперь мне пришлось входить в клуб через главный вход, поскольку задняя дверь легко открывается только изнутри, а снаружи — с помощью особого приспособления, которого у меня не было. У меня на руке был штамп, поэтому я без проблем прошел в клуб. Вот и все. К сожалению. Я могу идти? Мне надо дописать эссе.
Нет смысла задерживать его дольше, подумал Бэнкс и протянул Кинси визитку:
— Попытайся все же вспомнить музыку, которую ты слышал. Это может помочь.
Парень положил визитку в карман и ушел.
— Сэр, а вы и вправду думаете, что это так важно? — поинтересовалась Уинсом.
— Честно говоря, не знаю, — признался Бэнкс. — Система видеонаблюдения зафиксировала автомобиль, едущий в сторону Лабиринта, а Стюарт сказал, что музыка звучала как из проходящей мимо машины. К сожалению, время не совсем совпадает, к тому же мы практически уверены, что люди в автомобиле возвращались домой после юбилейного ужина. Им сильно за пятьдесят, и я сомневаюсь, чтобы они слушали рэп. Однако это новая информация, и кто знает, куда она выведет?
— А что вы думаете по поводу хода расследования, сэр? — Уинсом взглянула Бэнксу прямо в глаза. — Как вы расцениваете ситуацию?
— Мы слишком уж быстро проработали всех подозреваемых, — ответил Бэнкс. — Первым был Джозеф Рэнделл, потом Малком Остин и вот сейчас Стюарт Кинси.
— По-вашему, это Кинси?
— Сомневаюсь. Вероятно, кое в чем он лжет. Как, впрочем, и все остальные. Хейли Дэниэлс определенно обладала даром превращать нормальных мужчин, особенно молодых, в робких и трепетных обожателей. Типичная la belle dame sans merci. [24] Нам необходимо проверить алиби Остина, выяснить, не заметил ли его кто-нибудь — видел же сосед Джозефа Рэнделла. А вот Кинси я верю. Он явно не из тех, кто способен изнасиловать и убить обожаемую им девушку, а затем вернуться к приятелям, будто ничего не случилось. Мальчик очень впечатлительный. Поцелуй его, так он затрепещет и всю ночь напролет будет предаваться восторженным воспоминаниям.
— Ну уж нет, сэр, спасибо.
Бэнкс улыбнулся:
— Успокойся, Уинсом, это не приказ, а размышление. Стюарт Кинси — ребенок с обостренной чувствительностью. Романтик. Поэт, как он сам себя назвал. Не притворщик, не обманщик, да и как актер он немногого стоит. Про таких говорят: что на уме, то и на языке. Не умеет скрывать своих эмоций. Если бы он убил Хейли, сразу пришел бы в полицию виниться.
— Я тоже так думаю, — согласилась Уинсом. — И что нам делать?
— Вот в этом-то и вопрос, — задумчиво произнес Бэнкс. — Пошли-ка по домам.
— А как дела у инспектора Кэббот, сэр?
— О ней не волнуйся, — с грустью в голосе ответил Бэнкс. — Я с ней поговорю.
