Женщина сидела на краю обрыва, устремив пристальный взгляд на размытую черту, где серое небо встречается с серым морем. Соленый ветер, гнавший волны к берегу, вздыбил прядь ее спутанных волос и бросил на щеку. Но она ничего не замечала; бледное, безжизненное лицо ее казалось отекшим; широко раскрытые, затененные ресницами глаза смотрели вдаль. Рой чаек со злобными криками кружил над подплывшим к берегу косяком рыбы. Вдруг одна из чаек в стремительном пике отделилась от стаи, подлетела к неподвижно сидящей фигуре и, сделав над ней несколько плавных кругов, снова влилась в крикливый хоровод. Вдали у линии горизонта маячил красный силуэт сухогруза, плывущего в Норвегию. Другая чайка подлетела ближе к женщине, привлеченная, очевидно, колыханием раздуваемых ветром волос, а еще через несколько мгновений и вся стая, устав от шумной свары над рыбным косяком, закружилась над ней. Наконец одна из птиц села на плечо женщины, устроившись на нем в такой же позе, в какой попугай Джона Сильвера сиживал на плече своего хозяина. Женщина не шелохнулась. Склонив голову набок, птица осмотрелась вокруг, словно шкодливый школьник, желающий убедиться, что за его проказами никто не наблюдает, и вдруг вонзила клюв прямо в ухо женщины.

Старший инспектор уголовной полиции Алан Бэнкс в церковь не ходил и воскресное утро священным временем не считал. Однако справедливости ради следует отметить, что и в состоянии тяжкого похмелья, когда больно даже рукой пошевелить, он в воскресные дни просыпался крайне редко. Вот и накануне, в субботу вечером, Бэнкс показал себя человеком вполне умеренным: глядя по телевизору дивиди-фильм «Черная орхидея», он поужинал разогретой пиццей с грибами, запив ее двумя бокалами первосортного чилийского каберне, купленного в винном супермаркете «Теско». И все-таки, поскольку ничто человеческое было ему не чуждо, он с удовольствием повалялся бы часок-другой в постели с газетой. Позже днем Бэнкс намеревался поздравить свою мать по телефону с Днем матери, обязательно прослушать недавно купленный диск с записью струнных квартетов Шостаковича, а уж потом продолжить чтение книги Тони Джадта «Послевоенная эпоха» — о путях развития европейских стран после Второй мировой. Недавно Бэнкс вдруг осознал, что почти перестал читать беллетристику: он почувствовал необходимость докопаться до понимания мира, в котором вырос, и посмотреть на него с различных точек зрения. Романы конечно же дают возможность ощутить истинную атмосферу времени, но Бэнксу для воссоздания общей картины требуются факты, а также и их толкование.

Но в это воскресенье, третье воскресенье марта, всем добрым делам, которые старший инспектор наметил, не суждено было осуществиться. Все началось с малозначительного на первый взгляд события, вслед за которым обычно и развивается вся последовательность взаимосвязанных ситуаций, а именно с телефонного звонка детектива-сержанта Кевина Темплтона, бывшего в тот уик-энд оперативным дежурным в отделе по расследованию особо важных преступлений Западного округа.

— Шеф, это я. Сержант Темплтон.

Бэнкс почувствовал мгновенный укол неприязни. Темплтона он не любил и был бы поистине счастлив, если бы того, наконец, перевели в другое управление. В прежние времена старший инспектор пытался убедить себя, что неприязненное чувство к Темплтону проистекает от того, что у них слишком много общего, но в действительности дело обстояло по-другому. Темплтон не только был ловчилой, он к тому же не прочь был потоптаться на человеческих чувствах и, что хуже всего, получал от этого удовольствие.

— Надо понимать, что-то случилось? — опустив приветствие, недовольно осведомился Бэнкс.

— Так оно и есть, сэр. Моя новость вас обрадует.

В голосе Темплтона Бэнкс уловил легкое злорадство. После их недавней стычки молодой сержант постоянно лебезил и пытался разными способами угодить старшему по званию, но Бэнксу при виде его показных и насквозь фальшивых знаков почтения невольно вспоминался Урия Хип. ^[1]

— Не тяни, говори, в чем дело. Мне что, одеваться? — спросил Бэнкс и, услышав в трубке смех Темплтона, отстранил ее от уха.

— Думаю, вам действительно стоит одеться, сэр, и приехать как можно быстрее на Тейлор-ярд.

Бэнкс хорошо знал это место, узкий проезд в южной части городского центра за иствейлской рыночной площадью. Ярдом, то есть двором, этот проезд называли не потому, что в плане он имел прямоугольную форму и немного походил на сад, а потому, что одна яркая личность когда-то изволила заметить, что проезд-де не шире обычного двора.

— И что же я там увижу? — поинтересовался Бэнкс.

— Тело молодой женщины, — ответил Темплтон. — Могу лично подтвердить это. Ведь я и сейчас тут, на месте.

— Только ничего…

— Я ни до чего не дотрагивался, сэр. И скажу вам по секрету, мы с констеблем Форсайтом уже обнесли место преступления лентой и послали за доктором.

— Молодцы! — одобрил Бэнкс, откладывая «Санди таймс» с едва начатым кроссвордом и бросая жадный взгляд на чашку черного кофе, из которой все еще поднимался соблазнительно пахнущий пар. — Вы уже известили руководство?

— Еще нет, сэр. Решил подождать, пока вы не осмотрите все сами. Какой смысл пороть горячку?

— Отлично! — похвалил его Бэнкс.

Суперинтендант полиции Катрин Жервез, вероятнее всего, еще нежится в постели после вчерашнего спектакля труппы «Норт Опера», певшей в Лидсе «Орфея». Сам Бэнкс с дочерью Трейси слушал эту оперу в прошлый четверг и остался в восторге, однако в том, что и Трейси получила такое же удовольствие от спектакля, не был уверен. В последнее время девочка становится все более и более замкнутой.

— Приеду через полчаса, максимум — через сорок пять минут, — пообещал Бэнкс. — Позвони инспектору Кэббот и детективу Хэтчли. Пригласи констебля Джекмен.

— Так ведь детектив Кэббот откомандирована в Уитби, сэр.

— Да, правильно, черт возьми.

Если это и вправду убийство, то помощь Энни была бы более чем желательна. В их личных отношениях не всегда все гладко, но в одной команде они работают отлично.

Поднявшись наверх, Бэнкс наскоро ополоснулся под душем, торопливо оделся и, спустившись в кухню, налил кофе в кружку-термос, рассчитывая выпить его по дороге. Проверил, хорошо ли завернута крышка: неплотно закрытая кружка-термос нередко оказывается причиной неприятных сюрпризов. Выключив свет и закрыв входную дверь, он пошел к машине.

Бэнкс сейчас ездил на «порше» своего брата. Хотя он все еще и испытывал некоторую неловкость от езды на таком роскошном автомобиле, но подспудно чувствовал, что машина день ото дня нравится ему все больше. А ведь совсем недавно он подумывал о том, чтобы подарить ее Брайану или Трейси, и до сих пор не мог решить, кому именно. Ведь, подарив машину одному из детей, он может заронить в душу второго мысль о том, что тот обделен, а значит, его и любят меньше. Короче говоря, выбор представлялся Бэнксу практически неразрешимой дилеммой. В группе Брайана недавно произошло некоторое обновление состава, и сейчас он усиленно репетировал с вновь пришедшими музыкантами. Трейси, разочарованная результатами недавних экзаменов — хотя сам Бэнкс был ими доволен, — вела более чем скучную жизнь: работая в книжном магазине в Лидсе, она жила в Хэдингли, снимая дом на паях с подругами. Так кто же, сын или дочь, больше заслуживает «порше»? Ведь пополам-то его не разломишь?!

Выйдя на улицу, Бэнкс сразу ощутил изменение погоды — похолодало, усилился ветер, поэтому он вернулся и сменил спортивный анорак на кожаную куртку с застежкой-молнией. Если придется торчать в продуваемой аллее за рыночной площадью все то время, пока ребята из СОКО ^[2] — фотограф и судмедэксперт — будут делать свое скорбное дело, то одеться необходимо как можно теплее.