— Кто-нибудь, налейте ему чаю! — Питер взял банку с безалкогольным напитком. — Или у нас где-то вроде оставался джин-тоник, если ты хочешь чего покрепче.

Терри улыбнулся. Вот чем они всегда заливались перед тем, как идти на работу, — джином с «Тайзером» [14]. Доводя себя до полного отупения к началу двенадцатичасовой смены. В «Газете» этого бы просто не поняли. Им никогда не понять, что это была за работа. Люди работали здесь не ради самовыражения, не ради отдачи, не ради всех этих пресловутых ценностей среднего класса. Вы работали здесь, чтобы выжить, — единственная причина, по которой вы это делали, и иногда скука была настолько невыносима, что вам нужно было умертвить часть себя, чтобы пережить очередную смену.

Было трудно бодрствовать до восьми утра, особенно когда вы знали, что в этот момент другие ребята вашего возраста гуляют по городу или спят в теплых постельках, а с полным желудком джина вперемешку с «Тайзером» бодрствовать было даже труднее.

Терри вспомнил еще одну вещь, которая сильно осложняла им жизнь, — усыпляющие мелодии, которые передавали по радио в долгие предрассветные часы. Одна мелодия в особенности — от нее у Терри закрывались глаза, падала на грудь голова, а вместе с головой падало настроение — песенка, которая звучала так, словно ее исполнял хор, погребенный под лавиной валиума.

«Ка-пи-то-лий… ночь поможет пережить — такова была песенка, под которую их всегда вырубало — Ка-пи-то-лий… ночь поможет пережить».

Но сегодня репертуар радиостанции был совершенно иной. Сегодня по радио крутили одного только Элвиса. Из крохотного транзистора доносилась мелодия «Короля-креола». Питер сделал погромче.

— Слышал об Элвисе? — спросил он.

Терри покачал головой.

— У мер в Мемфисе. Сердечный приступ, говорят. Сорок два года. Трагично, приятель. Ты знаешь, это он все начал.

Терри был в шоке. Он внезапно понял, почему его не заметили скорбящие Теды. Но ему тогда и в голову не пришло, что умер Элвис Пресли. Элвис был одной из тех фигур, которые всегда оставались на заднем плане вашей жизни и, как вы полагали, останутся там на веки вечные.

Когда Терри был еще ребенком, Элвис, казалось, играл на зрителя — эдакий Ширли Бэсси рок-н-ролла, размашистые шоу-жесты и длинные бессмысленные баллады. Но сейчас, в вечер смерти Элвиса, слушая «Короля-креола» по Столичной радиостанции, Терри ощущал в его музыке чистое, нерафинированное, волшебство. Неожиданно на Терри нахлынула волна горя. Слезы подступили к глазам, и он поспешно их вытер. Наверное, все это из-за «спидов».

— Как поживает «Лэнд-ов-Мордор»? — спросил он. — Запланированы концерты?

«Лэнд-ов-Мордор» были группой Питера. Терри однажды видел их на заводской дискотеке по случаю Рождества. С их двадцатиминутными гитарными партиями и распевами об эльфах они загубили вечеринку практически на корню. Только яд в бутербродах мог подействовать хуже.

Питер помрачнел.

— Никому больше не нужен интеллектуальный рок. Ты только послушай, что говорят о Клэптоне. Им нужна новизна. — Питер с упреком покосился на торчащие иглами волосы Терри. — Вся эта чушь, которая тебе так нравится. Ну, знаешь — двухминутные песенки о мятежах и соцпайках. — Он вдруг просветлел. — Но если ты сможешь написать о нас очерк…

Терри сделал вид, что серьезно над этим думает.

— Я поговорю с редактором раздела концертов, — солгал он.

Кишор протянул Терри стаканчик из полистирола, в котором бурлила коричневая жидкость, и он благодарно улыбнулся, хотя и знал, что пить это варево просто невозможно. Насколько он помнил, все, что выплевывал заводской автомат, выглядело одинаково. И эти кипящие помои напомнили ему о других вещах — о том, как он доливал джин в полупустую банку с «Тайзером», кока-колой или «Таб», спорил с Питером о «Пинк флойд» и Джимми Пейдже, а Кишор рассказывал ему о письмах, которые подсовывали в газетный киоск его родителей в Ист-Энде. О ночах, которые он проводил с Салли, свернувшись в ее спальном мешке на полу одного из опустевших офисов, когда их сменяли Питер с Кишором, и ее тело было таким стройным и теплым. Это он помнил явственнее всего. Поцелуи с привкусом джина, искрящиеся карие глаза и ощущение этого теплого стройного тела.

— Вот, — Салли протянула ему чашку от своего термоса. На поверхности ароматной жидкости плавали несколько листочков. — Это не то, что ты любишь. Не «Брук Бонд» в пакетиках. Это китайский чай.

Терри поставил полистироловый стаканчик и взял чашку у Салли из рук.

— Мой любимый, — сказал он, и она посмотрела на него так, словно не верила ни единому его слову.

Затем клавиатура вдруг выбила очередное сообщение, и они оглянулись. Катушки перестали вращаться.

— Нужно заменить пленки, — сказала Салли. — Пошли, Кишор.

Салли с Кишором вернулись в комнату к компьютеру. Терри давно уже ждал, пока они уйдут.

— У тебя есть? — спросил он Питера.

Питер в замешательстве улыбнулся. Словно Терри сказал нечто, чего он уж никак не ожидал.

— И ты меня об этом просишь?

— У меня все закончилось, а мне нужно слегка взбодриться. Немного «спидов». Каких-нибудь стимулирующих таблеток, «блэк бомберз», например, без разницы.

Терри знал, что Питер иногда покупал по полграмма амфетамина по шесть фунтов, когда «Лэнд-ов-Мордор» устраивали репетиции в гараже его родителей. Но Питер явно полагал, что Терри снабжал «дурью» наркодилер Кейта Ричардса. Или Кейт Ричардс собственной персоной. — Но… а как же все эти рок-звезды, все эти группы, с которыми ты тусуешься? У них, должно быть, полно этого добра! А как же секс, наркотики и рок-н-ролл?

«Ка-пи-то-лий, — внезапно заныло радио. — Ночь поможет пережить…»

Терри заклевал носом. Эта проклятая песня! За стеклом Салли с Кишором наматывали чистую пленку на гигантские белые слябы. Терри устало вздохнул.

— Я мру, как муха на стекле. У тебя есть что-нибудь?

Питер выглядел смущенным.

— Все, что у меня есть, — это немного «Про-плюса», — извиняющимся тоном ответил он. И внезапно оживился. — Но мы можем сделать вот что — мы можем измельчить его и нюхать!

— «Про-плюс»? — Терри не удалось скрыть свое отвращение. — Его можно в любой аптеке купить. Ты думаешь, что Кейт Ричардс и Джонни Роттен отовариваются в «Бутс»? [15]

Выражение лица Питера было застывшим, словно маска.

— Я не знаком с Кейтом и Джонни. Тебе видней.

Терри сделал большой глоток из банки «Тайзера», ощущая приторно-сладкий вкус алой жидкости и убийственную крепость джина. «Про-плюс»! Как можно так опускаться? Следующее, что он будет курить, — это шкурки от бананов!

Но вслух он сказал:

— Ладно, пошли. — И помог своему старому приятелю искрошить маленькие желтенькие таблетки в пыль.

Салли с Кишором вернулись в офис.

— Только не говорите, что собираетесь вдыхать это через нос. — Салли уставилась на них в полнейшем неверии.

Но Терри ничего не сказал, он даже не посмотрел в ее сторону — он внимательно наблюдал за другом, который аккуратно измельчат «Про-плюс» донышком термоса в желтый порошок.

— Ах, секс, наркотики и рок-н-ролл — мечтательно произнес Питер. — Расскажи мне все, Терри.

Руби Поттер.

Ее имя приводило Леона в полный восторг. И у него в голове роились мимолетные образы из возможного будущего.

Руби Поттер. Руби Пек. Миссис Руби Пек. Миссис Руби Поттер-Пек. Леон Поттер-Пек. Чета Поттер-Пеков. Смотри, вон идут Поттер-Пеки!

Но… Вне «Голдмайн» с его красочной светомузыкой, в беспощадно режущем глаза освещении пирожковой Леон узнал, что у самой прекрасной девушки на свете уже имеется личная жизнь.

— Можешь позвонить ему, если хочешь, — подсказала ее толстая подружка, выудив пирожок с заварным кремом из коробочки на столе. У Леона чуть не выскочило из груди сердце. — В конце улицы есть телефонная будка. Давай — почему бы тебе ему не позвонить? — Но я не хочу ему звонить. — Руби посмотрела на подругу с вызовом.