В глазах у Рэя светилось восхищение. Скип Джонс походил на пирата. Пирата, который потерпел кораблекрушение и был выброшен волной на берег вместе с Кейтом Ричардсом и большим чемоданом наркоты.

Скип был пугающе высок, настораживающе худ и смертельно бледен. Если бы вы увидели, как он идет своим размашистым шагом, неся под рукой стопку пластинок с наклейкой «Рекламный экземпляр, не для продажи», с решительным намерением продать их, вы бы наверняка подумали, что он бомж или гений, который не способен жить как простые смертные. И попали бы в точку.

В те редкие ночи, когда Скипу все-таки удавалось поспать, он находил приют на диванах и полах по всему радиусу северо-западного Лондона. Скипу часто недоставало дома, но никогда — крыши над головой. Слишком многие боготворили его.

К наступлению светлого времени суток Скип пробирался в какой-нибудь свободный уголок редакции. У него не было собственного стола в офисе, и он ему был не нужен — в Скипе жил дух рок-н-ролла. Казалось, он воплощал в себе самую сущность музыки. Он прокрадывался в угол и писал — на смятых листах блокнота, клочках бумаги, обратной стороне пресс-релизов и вкладках пустых пачек от сигарет. Старательно выводил слова коряво зажатым в левой руке карандашом — самые блистательные слова о музыке, которые можно было увидеть в печати.

Скип всегда носил одно и то же, и, по-видимому, это были единственные предметы одежды, которыми он располагал, — рваные штаны из черной кожи, красную косуху и какой-то блузон, больше подходивший для дуэли на шпагах на закате. Он носил это элегантное облачение каждый божий день, в любую погоду. Рэй считал, что Скип выглядел как настоящий рыцарь рок-н-ролла, в то время как все остальные были пуританами.

Штаны у Скипа были порваны прямо между ног, и иногда на собраниях редакционных работников его причиндалы неожиданно выставлялись на всеобщее обозрение. Закаленные рокерши, которым ничего не стоило сделать минет темнокожему участнику группы «Доктор Филгуд» в Рэйнбоу, заливались краской до самых корней своих крашеных волос, но Скип ничего не замечал.

Когда он прогуливался по улицам Лондона, крутые ребята со стрижками перьями, в блестящих безрукавках, джинсах клеш и подкованных сталью ботинках кидались в него камнями. Весь мир клеймил его последним фриком. Но в редакции его чтили. Не только Рэй. И Леон любил Скипа. Терри любил Скипа. Именно из-за него все они захотели работать в «Газете».

Скип Джонс начал писать для «Газеты» еще тогда, когда вылетел из Бейллиол-колледжа и работал журналистом в «Оз». Его циничные очерки о тех знаменитых музыкантах, кто уже отжил свой век: Джими Хендриксе, Брайане Джонсе, Джиме Моррисоне, Нике Дрейке, — и тех, кто еще как-то карабкался: Лу Риде, Брайане Уилсоне, Сиде Барретте, Игги Попе. Дэге Вуде, — стали тем важнейшим звеном, которое помогло Кевину Уайту превратить «Газету» из низкосортного хлама в ведущий музыкальный журнал.

— Тебе не нравится новое музыкальное течение? — поинтересовался Скип. — Не в твоем вкусе?

Рэй только вежливо улыбнулся. Скипу ничего не нужно было объяснять. Скип все понимал.

— Мне лично нравится, — продолжил он. — Некоторые группы. Хотя то, чем они занимаются, чему посвящают всю свою карьеру. Эдди Кокран сделал за две минуты. Посчитай сам. Трек «Летний блюз» — ровно одна минута пятьдесят девять секунд. Новички хотят вернуться к основам? Эдди Кокран сделал это первым. И нельзя смешивать с дерьмом старую гвардию, если крадешь их идеи. Скажи, у кого «Клэш» позаимствовали мелодию для «Тысяча девятьсот семьдесят седьмого»?

— «Кинкс», «You Really Got Me».

Скип лукаво улыбнулся.

— Ну а ты на что подсел? Не на «Лед зеппелин», случайно?

— Моему брату все это нравилось. У них классные фольклорные композиции. Ну, знаешь. «Tangerine», к примеру?

Рэй не стал говорить, что брат погиб, а пластинки покрывались пылью в спальне, которую его родители заперли на ключ. Зачем говорить об этом Скипу Джонсу? Между ними не принято было разглагольствовать о личной жизни. Все, о чем они говорили, — это о музыке. Наверняка у Скипа где-то была семья. Но тот никогда не упоминал о семье. Под оглушительное музыкальное сопровождение они говорили лишь о музыке.

— Они большие фанаты Джони Митчелл, Пейдж с Плантом. Все об этом забывают. Но если тебе нравится акустика «Лед зеппелин», тебе надо послушать кого-нибудь, кто пишет фольклор. Дэви Грэхэм. Берт Янш и Джон Ренборн, «Пентэнгл бойз», Лео Коттке. Джон Фэйи — просто гений, Хендрикс акустики. И Джон Мартин. Знаешь Джона Мартина? Он — наш Дилан. И пусть тебя не смущает то, что он с бородой.

— Меня бороды не волнуют.

Рэй силился запомнить имена. Нужно было послушать всех этих людей. По-видимому, существовала какая-то классная музыка, о которой он и не подозревал.

— А потом тебе нужно вернуться к истокам. К блюзу. К тому, что стоит за всей нашей, современной музыкой, — если ты понимаешь, о чем я.

Как ни странно, Рэй понимал.

— Попробуй «Сан хаус». — Скип взглянул на него искоса. — Чарли Пэттона. Эйзи Пэйтон. «Дельта блюз». У них общие истоки. Это в свое время поняли все выдающиеся личности. Кровные узы. Все смешалось — черные и белые, город и деревня. Они поняли это. Вся музыка берет начало в одном истоке. Элвис понял это. И Дилан. И Леннон.

Рэй набрал воздух в грудь.

— Мне нужно найти его, Скип. Джона Леннона. Он в городе. Уайт хочет, чтобы я нашел его и взял у него интервью.

Застенчиво-лукавая улыбка, долгий взгляд в потолок. — Эксклюзивный репортаж? Сенсация?

— Именно. Да.

— Они все сегодня в городе. Джон Леннон… Дэг Вуд. Странное дело, приятель. — Скип улыбнулся, покосившись на Рэя уголком глаза. — Эти заграничные звезды.

Рэю рассказывали, как однажды в Детройте Скип обнаружил посиневшего Дэга Вуда в пустой ванной. Или наоборот — Дэг Скипа. В любом случае, сцена была не из приятных. Скип знал обо всем. Он был знаком со всеми.

— Куда мне идти, Скип? — Рэй начинал терять терпение. Но он понимал, что шансы ничтожны. — Если бы ты был на моем месте, куда бы ты пошел?

— Если бы я был на твоем месте и мне непременно надо было бы куда-то пойти, я бы сходил в «Спики-зи». Или «Раундхаус».

— Ты на самом деле думаешь, что я найду Леннона именно там?

Скип нахмурился.

— Леннона? Вряд ли. Но без отличной дури ты по-любому не останешься.

Рэй разочарованно вздохнул. Несмотря на то что Скип знал все и обо всех, говорили, что ему с трудом удавалось вскипятить чайник. Он был далек от тривиальностей этой жизни. Оперировал на высшем астральном уровне.

— Хорошо, но где будет он? Джон?

Но не успел Скип сделать предположение, как дверь в комнату распахнулась наотмашь. В дверном проеме появилась невысокая женщина в очках, с багровым от гнева лицом. Рэй узнал ее — эта багровая женщина работала напротив, в редакции журнала «Кантри мэттерз».

Бросив на парочку полный негодования взгляд, она деловито подошла к проигрывателю и решительным жестом отвела иглу в сторону, отчего винил протестующе скрипнул. Затем развернулась и направилась прочь.

— Имейте совесть! Не одним вам допоздна работать приходится! — У двери она задержалась на мгновение. — И не мешало бы тут проветрить!

Когда она скрылась за дверью, Рэй и Скип переглянулись.

А затем оба захохотали как ненормальные.

— Проветрить! — взвизгнул Скип Джонс. — Вот это прикол!

Сбросив скорость, Мисти припарковалась на кусочке пустыря. Сюда они обычно приезжали по вечерам. Сердце Терри переполнял восторг. Ему здесь очень нравилось. Это место было похоже на край света.

Старый цветочный рынок «Ковент-Гарден» давно разобрали и увезли по частям ка тачках. Здесь почти ничего не осталось. Это место напоминало Терри один из разбомбленных участков, на которых ему довелось бывать в детстве, — повсюду изборожденная грязь, разбитые здания и зияющие дыры в земле. Но каждый вечер развалины оживали.

— Вон они! — воскликнула Мисти.