— Подвесить их надо, гадов, — предложил Дворняшин.

— Тебя я уже подвесил! — воскликнул барин. — Ты не заслужил права что-либо мне советовать! Меня твои предложения только раздражают! Закрой свой мерзкий рот и не открывай его, пока я не прикажу!

Дворняшин испугался и заткнулся. А Зинаиду Васильевну, несмотря на глубочайшую депрессию, охватило полное недоумение. Почему все наоборот? Почему эти полицейские в жизни ведут себя как в плохом боевике? Бандиты отстреливают их, словно уток, безо всяких усилий! Их совсем не обучают или же здесь действительно полное отсутствие преступности? Почему эти стражи порядка оказались настолько не готовы? Даниэль и Шанталь находились в шоке, не в состоянии ни на что реагировать. Они не смотрели по сторонам, не разговаривали, молча полулежали на сиденьях с закрытыми глазами. Их надежда на свободу почти умерла — барин и Дворняшин олицетворяли чистое зло в самом концентрированном виде и казались абсолютно непобедимыми.

В середине дня доехали до стоящего на отшибе обшарпанного деревенского дома. Сначала с трудом добрались до входа, пробираясь с вещами сквозь почти непроходимые заросли колючей травы. Дворняшин шел впереди, барин сзади. Не было сомнения — этот дом, в котором пленники и их тюремщики провели остаток дня, был заброшен в течение длительного времени. Наглухо закрытые снаружи ставни пропускали сквозь щели тонкие полосы солнечного света. Затхлый запах нежилого места сильно шибал в нос. Когда они вошли, по полу заметались потревоженные мыши. Барин запретил включать свет, и вообще было непонятно, есть ли здесь электричество. Пленники, как слепые, бродили по пустой хибаре. Они держались друг за друга, чтобы лучше ориентироваться. В доме было пусто, никакой мебели, никаких тряпок.

— Устраивайтесь! — бросил им барин, указав на угол.

Он протянул Даниэлю фонарик со словами:

— Перестаньте крутиться, Штеге! Налево коридор, там туалет и умывальник. Предупреждаю всех — вода плохая, пить нельзя!

Шанталь застонала от огорчения.

— Пить хочу! — протянула она тоненько. Ей никто не ответил.

Зинаида Васильевна нащупала руку Шанталь. Она прошептала ей тихо:

— Давай ляжем спать, Шанталь. Надо радоваться, что мы наконец покинули эту чертову машину, хотя бы ноги вытянем.

Даниэль вернулся с фонариком.

— Жуткий туалет! — прошептал он.

— Унитаз или дырка? — спросила Зинаида Васильевна.

— Унитаз настоящий, но жуткий. Чтобы воду спустить, надо за ржавую цепочку дернуть, как в начале века! И умывальник такой же отвратительный!

— А пить действительно нельзя? — с сожалением спросила Зинаида Васильевна.

— Ну что ты, Зин, сразу умрешь от этой воды!

Зинаида Васильевна подумала о том, что у Даниэля за все время пленения не случилось ни одного аллергического приступа. Она взяла у него фонарик, и они с Шанталь побрели в коридор. Там Шанталь не выдержала и попробовала кисло-горькой воды из-под крана, но тут же с отвращением выплюнула и закашлялась.

— Пошли скорее спать. — Зинаида Васильевна потащила Шанталь обратно в комнату, где Даниэль разложил около стены рюкзаки и сумки. Примостившись поплотнее друг к другу, все трое сразу же заснули как убитые.

Зинаида Васильевна немедленно очутилась в видеосалоне рядом с младшим сыном Севой. Он был так увлечен, что сидел с вытаращенными глазами и открытым ртом. На мутноватом экране за колючей проволокой метались люди в железных ошейниках. У них были искаженные страшные лица. Они вздымали вверх руки и истошно кричали. Повелительный и одновременно бесстрастный голос из громкоговорителя призывал сохранять порядок, а главное — не переходить запретную красную черту. Но некоторые все-таки переступали черту, и тут же их головы распухали, невероятно увеличиваясь в размерах, затем лопались, как спелые арбузы, извергая из себя кровавые фонтаны. Обезглавленные тела продолжали конвульсивно корчиться на лакированном полу.

Зинаида Васильевна открыла глаза, не в силах досматривать часто повторяющийся кошмар. Наверное, уже наступил вечер, полоски света из оконных щелей исчезли.

Первое, что она увидела, — это горящие белым огнем глаза барина. В теле у него что-то звенело и щелкало. Дворняшина не было, им не пахло. Зинаида Васильевна научилась распознавать специфический дворняшинский запах то ли тюрьмы, то ли казармы. От него несло так же, как от ее брата, когда он служил в армии в Тюменской области. Она его посещала два раза и на всю жизнь запомнила армейские запахи. Барин ничем не пах, кроме того момента, когда вливал в свою пищеводную палку жидкость из бутылки. Барин не ел, не спал, не ходил в туалет. Казалось, он мог безо всего обойтись, но все равно чувствовалось, что ему нехорошо. Отчего-то он явно страдал, только непонятно было, какая хворь его разбирает.

Даниэль и Шанталь спали без задних ног. Даниэль иногда покашливал во сне, потом снова затихал.

Глаза барина разгорались все сильнее, и стало даже светло. Он вытащил из-за пазухи блестящую металлическую вещицу, круглую, похожую на большую пуговицу. Барин приложил эту пуговицу к правому острому уху, и она тут же там закрепилась. Послышались трескучие звуки. Барин развернул перед лицом левую ладонь; он несколько раз ею покрутил, пока она застыла у него перед ртом. В середине ладони в свете, отраженном от его глаз, сверкнула в точности такая же, как и в его ухе, большая серебряная пуговица. Даже обозначились две черные дырочки. Барин внимательно слушал, потом сказал раздраженным сиплым голосом: «Да, я вынужден выходить на связь! Да, таким вот крайним образом! Можете мне не напоминать об инструкциях, я их прекрасно знаю, ваши инструкции! Но что мне делать, если последняя порция эликсира использована до капли! Я бы тоже предпочел работать через лоб».

Он немного послушал, потом голос его сорвался на крик: «Я не обязан вам объяснять, почему задание не выполнено в срок и зачем нужна вторая!Я не вам буду это объяснять! Я не виноват, что такая непрофессиональная и некомпетентная разведка. Это похоже на измену! Я подам рапорт!»

Он снова послушал, потом опять бурно заговорил: «Да, все здесь! И этот ублюдок здесь! Он завалил все, что можно! Кто его рекомендовал? Нет, новенькие не наши агенты. Это бесполезный земной мусор, но втораятам! И абсолютно случайно! А компетентные пока не появились. Нет, я не выходил на связь с дежурным Муртагой, это их контакт, а не мой. Продолжаю ждать. Я многое изменил — я должен действовать согласно новой ситуации, что бы все не пропало окончательно».

В голосе барина послышался горький упрек: «Обстоятельства крайним образом изменились, но задание не скорректировано! Никто меня не вызвал, эликсир не доставлен! Напарника до сих пор нет! Я вынужден действовать вне программы, выходить на аварийную связь! С новичками постоянные сложности: то им есть, то пить, то в туалет, вы сами понимаете, физиология на самом примитивном земном уровне! Они спят половину своей жизни!» — Он послушал невидимого собеседника, и ответил все так же недовольно: «Естественно, они вынуждены подчиняться, а как же иначе. Они подавлены, утомлены. Но я все равно чувствую их сильнейшее внутреннее сопротивление. Я могу их сломать и сделаю это в случае необходимости. Но как потом работать? Даже эта винницкая тварь Дворняшин, и тот сопротивляется, хотя делает вид, что предан. Я очень сожалею, что для такой ответственной работы выбрали именно его!»

Барин еще сильнее заволновался, из его глаз начали выскакивать непроизвольные белые лучики, отчего комната пошла ходуном. Зинаида Васильевна испугалась, что сейчас он совершит что-нибудь непоправимое. Но барин вдруг услышал что-то такое, что немедленно изменило его поведение.

«Я готов!» — проговорил он с большим воодушевлением. Он замолк, вскочил, вытянулся по стойке смирно, держа правую руку по швам, а левую с пуговицей перед ртом. Лицо его выражало необыкновенное благоговение. Он начал говорить совсем другим тоном: «Слушаюсь, ваше превосходительство!» — Он долго молча слушал, почти не дыша, и произнес восторженно: «Так точно, ваше превосходительство! Виноват, ваше превосходительство!»