Он знал людей, которые, проникнув в офис, оставляли кучу говна на столе, но он не принадлежал к их числу. Ему объяснили, что это довольно распространенная практика. Многие воры-любители не контролируют себя. Всецело сосредоточившись на идее грабежа, они теряют контроль над телесными проявлениями. Подобный акт свидетельствует о грубости натуры, и вор-профессионал предпочитает этому жесту медицинскую тщательность осмотра помещения. Рецепты во всех подробностях заучены наизусть, на главных страницах ни единой помарки. В центре симметричного плана фальшивая справка о невменяемости.

Присоединившись к компании воров, Караваджо больше всего был поражен их вежливостью. Даже «говнюки» выглядели рафинированно и носили очки-полумесяцы. Не нюхали табак, чтобы не притупилось обоняние. В кафе в западной части Торонто было полно мужчин, которые не работали днем, просыпались в полдень и, побрившись, завтракали с друзьями. Караваджо приняли приветливо и прочли ему весьма традиционный курс лекций об искусстве грабежа. Одни из них вытаскивали вещи из дома, другие похищали скот, третьи собак и жен, четвертые имели дело только с мясной продукцией или документами. Каждый расхваливал свой стиль и область интересов. Каждый пытался убедить молодого человека в преимуществах своего занятия, не поощряя в то же время чрезмерной конкуренции.

Караваджо был молод. Он благоговел перед ними, хотел быть каждым из них в решительный момент. Он околачивался возле них не столько для того, чтобы выучиться ремеслу, а чтобы понять, как они живут, возвращаясь в мир, где царит заведенный порядок. Этой науки он еще не освоил. В кафе «Голубой подвал» он попал, когда ему было двадцать два, и его приводило в восторг то, что он видел. Он входил в особняк, и его переполняла зависть. Пока его рука скользила по перилам, ладонь и пальцы наслаждались гладкостью дерева. Замысловатые выключатели! Ковры, в которых утопают ноги! Он перенимал эти внешние проявления и уходил с их изысканностью и брендами, ритмом и отвлеченным тоном рассуждений.

Позже он по неделе следил за каждым из них, чтобы понять, как они работают. Одни входили в дом и через три часа выходили с мелкими предметами, умещавшимися в боковом кармане. Другие за полчаса выносили все, что можно было вынести.

И вот в ходе своего первого грабежа Караваджо, разбираясь в финансовых делах грибного хозяйства, наткнулся на деньги в кассе. Никогда не воруй там, где ты спишь. Он предпринял все это расследование от скуки. Ему нужны были книги и мясо. Если ему придется здесь остаться на несколько дней, хорошо бы иметь при себе курятину и что-нибудь почитать. Караваджо зажег лампочку на шлеме и вошел в грибной дортуар, который выбрал для себя раньше. По всей длине помещения на разных уровнях тянулись стеллажи. На стеллажах стояли контейнеры с навозом и землей, в которых росли молодые грибы.

Теперь он оказался в темнице вместе с миллионами из них. Он уютно устроился за низким стеллажом в дальнем конце помещения, рисунок Джеффри был при нем. Погасив лампочку на шлеме, Караваджо вдохнул густой грибной дух. Он не спал полтора дня, впервые усыпил хлороформом собаку, выпрыгнул из окна, гонялся за курицей…

Что-то легко коснулось его лица. Не открывая глаз, он отодвинулся назад. Он уже просыпался от отблесков света наверху, когда неясные фигуры склонялись над стеллажами, собирая грибы. Грибы находились на разных стадиях созревания, их разделяло несколько недель, поэтому какая-то из секций всегда годилась для сбора. Он вновь погружался в сон под шелест трущихся о стеллажи комбинезонов. Теперь же прикосновение ткани к лицу испугало его. Справа от него на одной ноге неуверенно стояла женщина и, опершись на оштукатуренную стену, надевала туфлю. Женщина была в комбинации, ее шлем со включенным фонарем покачивался на верхней полке, чтобы она могла видеть, что делает. Параллельно ее белым очертаниям двигалась темная тень.

Караваджо замер. Иссиня-черные волосы, худое лицо, она потянулась, чтобы снять блузку с крючка, теперь, надев обе туфли, она твердо стояла на ногах.

Бросив строгий взгляд в темноту, она взяла шлем, направив луч света на полки.

Держа шлем в руке, она натянула юбку, немного постояла, потом надела шлем, застегнула пуговицы и принялась тихонько напевать. Надо было привлечь ее внимание, но так, чтобы она не испугалась. Он начал ей подпевать. Быстро направив луч света туда, где он лежал, она лягнула его в лицо. Он взвыл от боли, но тут же рассмеялся.

Она наклонилась и протянула руку.

Она дотронулась до его ноги, нащупала перевязанную лодыжку и поверила всему, поняв по его смеху, что он мягкий человек.

Он совсем не видел ее лица, только подол юбки у коленей, куда падал свет. Он мог судить о ней только по голосу, уверенному, смеющемуся вместе с ним.

Она похлопала его по ноге.

Снова стало темно, и он затосковал по свету.

Тонкий луч ее нашлемного фонаря, изящный торс, когда она тянулась за блузкой, — ее тень накрыла его память, и ему пришлось начать эту сцену с начала, крошечный фрагмент фильма, семь-восемь секунд, пока она не выключила лампу и не исчезла в темноте. Он повторял этот эпизод вновь и вновь, а потом вернулся к ее голосу. Странно, что больше всего на свете ему хотелось курятины. Очевидно, в памяти застряла неудачная охота во дворе через дорогу.

Она пришла на следующее утро и попросила его отвернуться, пока она переоденется. Она объяснила ему, что у каждой работницы есть свое помещение или угол, где она надевает и снимает комбинезон. Потом, развернув кусок ткани, она дала ему поесть. Курица, салат, молоко и банановый пирог. Это был худший банановый пирог в его жизни.

Днем Джанетта и еще три работницы пришли на него взглянуть. Последовали ожидаемые шутки, но после долгого одиночества он был рад компании. Когда они ушли, громко переговариваясь, она поднесла палец к его губам. Потом вынула бинты и перевязала ему лодыжку.

Ее лампа осталась стоять у его ног. Тогда он взял свой шлем и направил луч света на нее. Она по-прежнему смотрела вниз. Он понял, что все еще держит ее за лодыжку, с тех пор как она, больно дернув, содрала с его ноги изоляционную ленту.

На следующий день Джанетта, улыбаясь, присела рядом с ним на корточки.

Вытянув руку, он погрузил пальцы в ее волосы, в их черноту.

Ее рука с опасной бритвой лежала у него на плече. Он не хотел ее отпускать.

Когда они склонились друг к другу, их лица оказались в темноте. Ее лампа светила у него за спиной. Он чувствовал запах ее кожи.