Вохта ушел.

Слава больше не сомневался. Два дня назад, утром, он почувствовал это, но не придал значения, мало ли отчего такое может быть — съел что-нибудь не то или выпил… Он зашел в районную библиотеку, взял медицинский справочник. Но ничего не понял или не хотел понимать, слишком все было страшно. А сегодня сомнений уже не было — заболел.

Слава прислонился к кафельной стене туалета и закрыл глаза. Туман застил голову. Подташнивало, словно проваливался в воздушную яму. Руки стали чужими, ватными, ладони покрылись потом. Испуг овладел им…

— Ах ты гадина, — бормотал Слава, не слыша себя. — Гадина. «Машка — золотая ножка»… Где же теперь тебя искать? Ах ты гадина…

Он ронял слова, шмыгая носом и крепко жмуря глаза, чтобы унять противное покалывание век — с перепугу боялся трогать глаза руками, стоял, мучился.

— А ведь не хотел, не хотел… Так мне и надо, — продолжал себя казнить и обманывать: хотел он тогда, и очень. Правда, трусил, обмирая от сладости и любопытства, но очень хотел. — Валерка, друг называется, послал ее ко мне, — тоскливо бормотал Слава. — Ничего, я тебе еще отомщу, попомнишь. Знал небось, что она такая, и подослал…

Дверь кабины приоткрылась, и в проеме показалось худое лицо Ярцева.

— Ростислав?! А я думаю, кто это здесь бормочет? Набрался, что ли, с утра пораньше…

Круглые птичьи глаза уставились в Славино лицо. Слава ухватил ручку и захлопнул дверь. Постоял немного и вышел из кабины. Ярцев, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, с удовольствием мылся над раковиной, расплескивая холодные колкие брызги.

— Погоди! — Он достал из целлофанового мешка короткое вафельное полотенце, вытер тощую, покрытую пупырышками шею. — Хорошо. И тебе рекомендую. Люблю перед сменой освежиться.

— Я уже освежился, — промямлил Слава.

Ярцев аккуратно сложил полотенце и спрятал в мешок.

— Невесел что-то, невесел. Или случилось что? Рассказывай, не томи.

«Почему бы и не рассказать Ярцеву? — подумал Слава. — Мужик он опытный, посоветует». И не болтун, Слава знал точно. А так, наедине с собой, и тронуться можно, такая беда…

— Выкладывай, выкладывай, — легонечко подхлестывал Ярцев.

— Ничего не случилось, — хмуро и слабо произнес Слава.

Ярцев подхватил мешочек и вышел из помещения, следом за ним вышел Слава…

Апельсиновое солнце легким ковром покрыло крыши автомашин, припорошенных ночным снежком. «Зеленщики» сновали по огромному двору: кто с ведром горячей воды, кто с путевым листом, кто тащил раздобытую канистру бензина — с вечера сменщик не заправил бак… Утренняя предрабочая суета. Несколько человек окружило разбитую машину: мятая крыша, искореженный капот, вырванная дверь. Вчерашний снег успел набедокурить. Но, говорят, водитель не погиб, отделался переломом руки, а пассажиров, к счастью, не было…

Ярцев терпеть не мог таких картин перед выездом на линию. Сколько раз на собраниях поднимали вопрос, чтобы битые машины глаза не мозолили, настроение не портили. Нет, привезут и оставят где попало… Отвернувшись от разбитой машины, Ярцев нетерпеливо задел локтем Славкин бок.

— Так что же случилось?

— Заболел я, — пробормотал Слава, наклоняясь к оттопыренному уху Ярцева. — Думал, пронесет. Нет. Все признаки, как в книге написано.

— «Насморк», что ли? — присвистнул Ярцев и многозначительно повел глазами вниз.

— Он самый.

— Кто же тебя наградил?

— Нашлась одна.

И Слава все рассказал как было. И даже почувствовал облегчение, словно переложил на Ярцева часть своей тяжелой ноши.

Три парня с грохотом катили тележку с «тарзаном» — мощным танковым аккумулятором. Обычно «тарзаном» пользовались, когда трудно запускался двигатель после ремонта или в мороз, чтобы не гонять без толку свой, шестибаночный. Ярцев увернулся, успев оттолкнуть Славу, освобождая дорогу гогочущей троице. А Слава, казалось, и не заметил этого, всецело поглощенный своей бедой. Ярцев выругался вслед парням и повернулся к Славе.

— Все ясно. Есть у меня один лекарь. За пять червонцев он из тебя всю эту «кока-колу» вытряхнет в неделю. Будешь как новенький. Завтра позвони домой, я тебе телефончик дам, лады?

Ярцев протянул свою плоскую, как чурка, ладонь. Стянул клещами руку Славы, подтягивая его к себе.

— Дело есть, Садофьев… Слышал, ты со своим сменщиком разругался?..

— Да ну, — отмахнулся Слава. — Было б за что! Сигнал я хотел заменить, а он воспротивился. Конечно, он ведущий, а я на подхвате.

— Пора и тебе свой аппарат заиметь. Скоро несколько новых машин придет в парк, хоть директор и противится… Говорят, ему вправят мозги. Главное, момент не упустить.

Слава усмехнулся: так ему и дадут новую машину, первоклассные водители очереди своей ждут, по разным показателям соревнуются, чтобы на новую пересесть.

— Конечно, никто тебе новую не даст. И без тебя толкотня будет. А вот переместить могут. Хотя бы на мою. Сто десять тысяч прошла, смазка еще родная.

— А ты куда? На новую?

— Куда «архангел» пошлет. — Ярцев развел руками, потом дружески пристукнул по Славкиному плечу.

— Опять своей джиуджитцей!. — недовольно скривился Слава и потер плечо.

— Я же любя, чудак… Только и переместиться будет непросто, там тоже конкуренция и очередность. Народу много, Слава, развелось на земле. И все хотят получше чтобы. Вот и идет этот естественный отбор, изучал в школе? Мне почему-то из всей премудрости именно это и запало в голову… Думаешь, отчего я такой сильный? На вид вроде сморчок, ткни — переломишь, да еще язвенник, понял. А все школьная премудрость — выживает тот, кто сильнее. Вот я и натренировал руки да голову. Маленькая у меня голова, а спрессовано в ней много всякого, под давлением, понял? — Ярцев пощелкал пальцем по своему обтянутому пергаментной кожей лбу и засмеялся, обнажая белесые десны. — А ты, Ростислав, судя по всему, паренек активный, с хваткой. Далеко пойдешь, когда вылечишься. — Ярцев продолжал улыбаться. — Я и хочу тебе помочь, подсказать. А то на своих любовных утехах большую карьеру не сделаешь. Слиняешь где-нибудь в бараке, среди таких же нетерпеливых.

Слава смотрел, как тонкие губы Ярцева, брезгливо касаясь друг друга, неторопливо выпускали в морозный воздух слова.

— Ты подай докладную хозяину о своем сменщике. Хозяин доволен будет. Ему Сергачев поперек горла стоит.

— Как… докладную? О чем? — растерялся Слава.

— Подумай, обмозгуй… Скажем, тот скандальчик вспомни. Понимаю, Сергач прав был. Да ведь любое дело можно повернуть, верно? Подумай. Когда два человека на одной машине работают… Повод-то всегда найти можно. А хозяин это оценит — глядишь, и пойдет навстречу: мою машину тебе передаст… Так ты звони завтра насчет телефончика лекаря. С утра звони.

Эта встреча отвлекла Славу от мрачных дум и обнадежила. Значит, в парке ждут новые машины! Он понимал, чем Ярцев озабочен: чем меньше кандидатов на получение новой машины, тем легче ее получить, ясное дело. А кандидатов хватало. Правда, Сергачеву была обещана новая машина — до сих пор вспоминают его благородный поступок. В газете писали: мальчика, которого он принял в лесу, Олегом назвали — в честь Сергачева… Но мало ли как Ярцев повернет, хитрец!

Слава вывел машину из парка и направился к ближайшей стоянке. Мысли опять стали гнетущими, тупыми. И страх, приглушенный разговором с Ярцевым, вновь глухой тошнотой ворочался в груди, давил на живот. Внимание его сосредоточилось на вялом, скрюченном своем теле, вдавленном в мягкое сиденье автомобиля…

Стоянка у кинотеатра пустовала. Ждать пассажиров не было настроения, он поехал дальше, в сторону вокзала, там всегда были желающие. Но с каждой минутой Славе казалось, что болезнь слепым червяком вгрызается в него все глубже и глубже. Нет, до завтра ему не дотянуть… Стерва она, стерва, «Машка — золотая ножка»… Славе в шуме двигателя слышался ее хрипловатый смех, а встречные светофоры подмигивали желто-зелеными наглыми глазами. Подъехать к гостинице, вдруг он ее там встретит? Ну и что? Что будет?.. Тоска сжимала сердце. А мысль о том, что надо отдать пятьдесят рублей врачу, еще горше омрачала существование. Шутка — пятьдесят рублей! Лихоимцы эти докторишки, пользуются случаем… Ладно, чего жалеть, здоровье дороже… А почему, собственно, не обратиться в диспансер? Такие же доктора…