И Кораблева точно поняла его настрой.

— Существенного ничего, — ответила она деловым тоном. — Драка произошла ночью. На заднем дворе парка, возле «тигрятника»… Парня отправили в Первую областную больницу. Чернышев. Валерий. Из пятой колонны.

— Пришлите мне его личное дело.

Кораблева кивнула.

— И не надо сообщать об этом в колонну.

Длинные окна-щели опоясывали все помещение ремонтной зоны у самой крыши. Они были выложены цветным стеклом. И в яркий солнечный день на бетонном полу укладывались красные, зеленые и желтые пятна, точно в детском калейдоскопе. В течение дня пятна перемещались с пола на белый растрескавшийся кафель стен, задерживаясь на вздыбленных мощным подъемником автомашинах. И казалось: машины, словно котята, сладко жмурят свои фары-глаза.

Поодаль от подъемников разместились три ремонтные ямы.

В одной из них под грустным автомобилем топтался слесарь Федя — бритоголовый коротыш в комбинезоне, облепленном множеством карманов, из которых торчали ключи, отвертки. Федя не доверял инструментальному ящику: не успеешь и моргнуть, как дефицитный инструмент исчезнет. Найди потом такой, из особой стали, сейчас их и не выпускают…

Лысая круглая Федина голова скользила над кромкой ямы, словно кукла над ширмой, и Федя беззлобно «шпаклевал» хриплым голосом и мойщицу Глафиру, которой лень было лишний раз плеснуть из шланга по днищу машины, и какого-то незнакомца, что шастает по ремзоне, подолгу задерживаясь у секций, и, присев на корточки, наблюдает, как Федя крепит коробку (сейчас незнакомец отошел, видно, надоело), и самого «мастера», который ездить не умеет, только технику гробит…

Олег Сергачев никакого внимания на «шпаклевку» не обращал — он сейчас был занят арифметикой: мойщице Глафире надо кинуть копеек тридцать, за балансировку двух колес — полтинник, механика ОТК не обидеть… Да, еще девчонке-смазчице чуть было не забыл. Забудешь, испортишь репутацию, потом не расхлебаешься… Кого же еще он должен умаслить? На складе? Черт с ней, не даст. Ведь просил отпустить сцепление, неловко с этим идти к директору. Нет, заартачилась: «Не могу, последние три штуки». А бывало, подмажешь, какой там приказ! Любую деталь отпускала без звука. Наверно, пугнули ее крепко…

«Не дам, и все», — подумал Сергачев с тоской. Он понимал: все равно дать кладовщице надо было. Не последний день он в парке… Впрочем, теперь уж как-то и неловко. Сразу надо было, когда из склада выходил, тоже пижон безмозглый. Муртазиха — баба злопамятная, не забудет…

Сергачев вздохнул.

Ну, от лысого этого карлика меньше чем трехой не отвертеться. Хоть и делает он в рабочее время и то, что ему по службе положено, за что зарплату свою получает, однако без трехи не обойтись. Во-первых, традиция! Во-вторых, неспроста же Федя перепустил на пост сергачевскую машину вместо другой, очередной. Ценить надо…

Федя кивнул на стоящего в стороне пожилого незнакомца.

— Слушай, кто это крутится тут? Что-то раньше я его в парке не примечал.

Внешность мужчины показалась Сергачеву знакомой. Бледное лицо, впалые щеки. Кажется, это он сидел в приемной директора…

— Давай, давай! — прикрикнул Сергачев. — Мне еще смену откатывать.

Федя и так работал споро и точно. Каждое движение рассчитано на максимальную отдачу. Достаточно ему коснуться инструментом гайки или болта, как деталь сама по себе садилась на место…

Его помощник, рослый парень, понимал своего маленького бригадира с полуслова и вел себя подчеркнуто уважительно. Главная его задача, как наставлял Федя, заключается в том, чтобы не мешать. Подал нужный инструмент, развернул агрегат, чтобы сподручней было монтировать, и все. И молчи! Говорить будет Федя…

— Что главное в нашей работе? — вслух размышлял он. — Мелочи! В любом деле мелочи важнее всего, а в автомобиле это, как говорится, квинтэссенция! — Федя поднял вверх большой палец, чтобы подчеркнуть важность своего сообщения. Или особое уважение к такому красивому слову. — Потому как людей возим. Ясно?

— Ясно. Квинтэссенция, — повторил помощник. — А что это?

Федя молчал, внезапно проявляя повышенный интерес к какой-то детали.

— Уксусную эссенцию знаешь? — вступил Сергачев. — Ту, что Федя уважает. А это то же самое, только квинт. Ясно?

— Ясно, — серьезно ответил парень.

— Между прочим, я и три звездочки уважаю. Так что беги в магазин, мастер, обед скоро.

— Пить на работе грех, — возразил Сергачев.

— За рулем — грех, — согласился Федя. — А после работы — мероприятие! Одобряем государственную монополию на торговлю спиртными напитками, вот так!

Он хотел еще что-то добавить, но сдержался: рядом с модными замызганными туфлями Сергачева он увидел тупорылые ботинки того незнакомца.

Федя высунул голову из ямы.

— Говорят, в парке шпионов ищут. Ты, Олег, не слышал?

Незнакомец присел на корточки.

— Я не посторонний. Я новый сотрудник таксопарка, — холодно пояснил он. — Фамилия моя Шкляр. Максим Макарович.

На хитроватом лице Феди появилось радостное выражение. Он вытащил из кармана кусок ветоши, тщательно вытер руки.

— Очень рад! Федор Маслов, слесарь шестого разряда… Вы не обижайтесь, не люблю незнакомых на посту.

— Значит, совесть нечиста, — произнес Шкляр. — Взятки небось берешь. Чаевые.

Федя заморгал короткими ресницами. Странно как-то. Прямо так, в глаза, с первого знакомства.

— Да нет… просто боюсь — инструмент сопрут. Он у меня ценный. А вы случайно инструмент по дороге в карман не опускаете?

— Не интересуюсь, — в тон проговорил Шкляр.

— Вот и хорошо, — миролюбиво согласился Федя. — Я-то думал…

— А я вот не думаю, уверен, — сварливо прервал Шкляр. — Видел, как этот удалец мимо всех промчался на пост. Верно, посулил тебе и промчался.

Шкляр поднялся. Теперь он оказался одного роста с Сергачевым. И проговорил, глядя в глаза Олегу:

— Вообще ты парень нахальный. К директору утром ворвался, чуть с ног меня не сшиб.

Сергачев оторопело оглядел Шкляра. Шутит тот или всерьез?

— Как твоя фамилия-то? — наседал Шкляр.

Сергачев пришел в себя и сплюнул сквозь зубы.

— Вот что, отец! Чтобы я тебя искал по всему парку с фонарем и не нашел!

Шкляр погрозил длинным худым пальцем.

— Так же и тебя предупреждаю!

И отошел.

Сергачев и Федя с изумлением проводили его тощую фигуру до самого выхода из зоны.

— Набирают психов, — произнес Сергачев и еще раз сплюнул. — Его дело!

Федя вылез из ямы. Молча сбросил на пол ломик, коловорот, цепь. Поправил распиханные по карманам ключи, отвертки. Шлепнул ладонью по капоту: мол, готово, съезжай с поста.

У него явно испортилось настроение.

Отогнав машину в угол двора, Сергачев по узкой плачущей лестнице поднялся на второй этаж, в кабинет начальника колонны, за путевым листом.

Майор бронетанковых войск в отставке Константин Николаевич Вохта сидел за обшарпанным канцелярским столом, подперев ладонями подбородок. Казалось, он дремал: его и без того небольшие глаза уменьшали толстые бинокулярные линзы очков. Перед ним лежала толстая пачка путевых листов — итог работы за вчерашний день. И рядом пачка потоньше — листы водителей, чей рабочий день еще не начался…

Вохта давно уже выписал все, что его интересовало по колонне: платный километраж и общую выручку. Все выглядит вполне прилично, только вот коэффициент, будь он неладен, очень уж низкий за счет холостого пробега. Семьдесят процентов вместо восьмидесяти пяти. И никак не поднять. А все из-за новичков. Водителей опытных не хватает, вот и набирают прямо из автошколы. Им бы песок возить, так нет, в такси сажают. Выполнишь с ними план, когда свой парк найти не могут?..

Вохта взглянул на Сергачева и вздохнул.

— Справился?

Сергачев пожал плечами и молча протянул руку за путевым листом.

Короткими толстыми пальцами Вохта принялся перебирать стопку.

— Ты, Сергач, на меня обижаешься, знаю… А я специально. Зарываться ты стал больно, мол, и без меня жив будешь. Ну и что? Покрутился? Понюхал замок на складе у Муртазихи? Понял, что я вам отец родной? То-то же. Гордыня, она, брат, многих под горькое похмелье подводила. Хорошо, тебе еще директор помог…