Точнее, толстыми они были, когда папа привез их из Лаоса. Мне и маме было их очень жалко. Мама долго кричала, что папа снова уедет, а ей придется все лето кормить их в одиночку. Но потом папа что-то тихо сказал ей на ухо, и мама стала кормить ящериц и черепах.

Итак, я не увидела ящериц. Ни одной.

Мама бросила шланг на землю и посмотрела на меня.

Почему-то я удивилась ее взгляду. Она смотрела сквозь меня.

Наверное, она поняла, что папины ящерицы сбежали. Я никак не могла взять в толк, как им это удалось. С другой стороны, на это они и ящерицы, чтобы просачиваться сквозь сетку. К тому же они теперь были не такими толстыми, как в первые дни приезда.

Я подумала, что ящерицы решили убежать на родину. И теперь они умрут в лесу.

– Ай! Бронька!

Мама заметила пустую клетку. Теперь ей нельзя говорить про ящериц, иначе она совсем расстроится.

– Алена! Вылезай, иди сюда! Смотри!

Мама выглядела очень уставшей, хотя было раннее утро. Иногда мама напоминает мне наш пруд у дороги. Там много густых елей, прозрачная вода и спутанные водоросли на дне. Пруд мелкий, но очень красивый. А еще теплый.

– Нет, я так больше не могу…. – Она, забыв про шланг с водой, ушла в дом. А я решила во что бы то ни было найти ящериц.

Сначала я обошла вокруг весь дом. А вдруг они греются на солнышке? Но на крыльце лежала только Карна и довольно почесывалась. И тут я поняла, что нужно спешить. Борзые – охотники. Они могу сожрать ящериц. И тогда папа на меня рассердится. А еще он рассердится на маминых собак. А затем на маму.

Это была ужасная мысль. О том, что папа мог на нас рассердиться. И наша с ним жизнь зависит от ящериц.

Папа всегда мне говорил, что с животными можно разговаривать. И что животные могут отвечать. И они мне отвечают. Я вернулась к черепахам, присела на корточки и внимательно посмотрела в глаза одной из них.

– Привет, – прошептала я.

Черепаха медленно повернула голову и приоткрыла рот.

– Мама ушла, мне нужно найти ящериц. Вы не знаете, куда они могут уйти?

Черепаха задумчиво поползла ко мне. Остановилась.

– В лес?

Черепаха наклонила голову и наступила на листок капусты, который мы нарезали с мамой утром.

– Так куда же? – взмолилась я.

И черепаха показала на соседский забор.

Мама распечатала объявления. В них говорилось о пропаже Броньки. И ушла развешивать их на чужие дачи.

Я же забралась к ней в шкаф и достала самый любимый мамин костюм. Точнее, не весь костюм, а только его верх. Для моего роста – как раз как короткое платье. Его рукава мне до локтей. Я посмотрела на себя в большое мамино зеркало. Бисер на этой накидке мне к лицу. Хотя…

У меня самое обычное лицо на свете. Веснушки и коричневые волосы. Я вообще вся какая-то коричневая. И волосы, и веснушки, и глаза. Только кожа белая. Но если поставить всех девочек с дач в один ряд – меня среди них никогда никто не найдет. Я просто сольюсь с остальными.

На голову я положила венок со свисающими с него травами. Особенно много я нарвала крапивы. Мне нужно было слиться с зеленью. Так, чтобы ящерицы меня не испугались. И чтобы Сосед меня не увидел на своем участке.

Я снова взглянула на себя в зеркало и почувствовала себя страшно загадочной. Не удержалась и надела мамино зеленое ожерелье. Написала сообщение на листке бумаги: «Ушла искать Броню. Не волнуйся. Скоро вернусь». Потом подумала немного и дописала: «А еще исчезли ящерицы. Их я тоже буду искать».

Я вышла из дома как на тропу войны.

Для начала я обошла весь забор, поросший вьюном. Снизу доверху. Наш участок находится на холме. Весь участок зарос лесом – это дача папиного папы, которого я никогда не видела. Он умер до моего рождения. Еще раньше моей бабушки. Он тоже был ученым-зоологом. А у мамы есть в городе квартира. Но мы там никогда не жили. Потому что папа и мама решили, что мое раннее домашнее обучение пойдет мне на пользу.

Наверное, они правы. Я умнее всех сверстников, которых я встречала. И в свои восемь лет я знаю два языка.

Я дошла до угла забора, оглянулась вокруг и полезла на него.

На даче у страшного Соседа не оказалось страшной собаки, о которой он писал на стене забора. И правда, я никогда не слышала лая.

Я по земле пробралась к кустику смородины, пробежала к облепихе и застыла там. Соседский дом хранил молчание. Я провела рукой по лбу и затаила дыхание. Дверь в доме хлопнула, и я услышала мамин голос.

– Спасибо огромное! Вы не представляете себе, как я вам благодарна!

– Простите, что мы не познакомились раньше, как-то недосуг было. Вы же знаете, что в больших городах не принято знакомиться с соседями.

– Как вам удалось его поймать?

– О, попугай просто сидел на ветке, Альгис пытался его поймать, но тот ему чуть не откусил палец…

– О господи! Какой ужас, да, Броня очень нервный, он никогда не улетал дальше комнаты в доме! Простите моего попугая!

– Не нервничайте, у Альгиса остался кусочек пальца, мы накинули на дерево сетку, теперь попугай не улетит.

Я услышала нервный смех мамы. Броня тоже засмеялся, как закаркал. Звучало жутко.

Пока мама и Сосед громко разговаривали и смеялись, я тихо позвала ящериц. Мне казалось, что они должны услышать, как мне плохо. Они должны понять, как папе будет плохо, когда он приедет. Они должны вернуться.

И тут я увидела, что к облепихе идет Альгис. Альгис – сын Соседа. И этим все сказано. Ему уже девять. Я грохнулась в траву, перекатилась по земле к кустам крыжовника, подняла камень и бросила его в забор. Я чувствовала себя настоящим шпионом.

Альгис посмотрел в мою сторону, хмыкнул и повернул к забору.

А я побежала в противоположную сторону сада к сливе. Не удержалась, сорвала несколько ягод и съела их. На нашем участке нет слив. На нашем участке вообще ничего не растет. Мама совершенно не умеет ухаживать за растениями. Она любит только собак. И папу.

Альгис скрылся за домом, и я наконец-то спокойно оглянулась.

Вдоль забора стояли скамеечки и спортивный уголок. За забором возвышался лес. Грядок не было. У Соседа была такая же заросшая лесом и кустами дача, как у нас с мамой. Неподалеку я заметила небольшой искусственный пруд. Ящерицы могут быть там. Я подошла туда, заглянула под траву. И вдруг меня кто-то толкнул так, что я упала в воду.

Из воды выбираться было страшно. Из воды я видела, кто это сделал. Это был Альгис.

Он сидел на корточках у воды и улыбался.

Меня поймали. Меня опозорили. Надо выбираться отсюда.

Мокрая трава прилипла к лицу. Я пыталась выбраться на берег, а Альгис внимательно смотрел, как я цепляюсь на водоросли.

– Твое лицо мне знакомо, – сказал он и протянул руку.

Нет уж. Сама выберусь.

– Ты откуда? Ты местная?

Я помотала головой и показала на лес.

– Ты в лесу живешь? Маугли, что ли? Говорить можешь?

Вот дурак.

– Я… в Камбодже живу. С папой.

– А… – сказал Альгис и посмотрел на дом. – Пап!

– Не кричи! – Сейчас с Соседом придет мама, и мне конец. Она расскажет об этом всем своим подругам. Те разнесут эту новость по всем своим подругам… А когда приедет папа, он подумает, что его дочка сошла с ума. – Ты не видел здесь ящериц?

– Не-е… – усмехнулся Альгис. – Я видел только попугая. Он мне чуть палец не откусил. Во!

Альгис снова протянул мне свою руку и показал палец в пластыре.

Я вежливо улыбнулась.

Надо убегать.

И я побежала к лесу. Но у меня ничего не вышло. Альгис схватил меня за плечи и больно развернул к себе.

– Не… Так не пойдет. Сначала я покажу тебя папе. И дам полотенце. А то увидят пацаны такое чучело мокрое в моем доме, и все… Придется школу менять!

И он повел меня в дом. Мама с Соседом куда-то ушли. С дороги доносилось ворчание Броньки.

Если у нас дом деревянный и старый, то у Альгиса – кирпичный и совсем новый. Во дворе вода бьется из земли и поливает короткую траву. Дом большой, хотя в нем всего два этажа, поэтому из-за деревьев его не видно с дороги.