Паутинка закачалась в беззвучном воздухе и порвалась.

Сёма сел на траву и посмотрел на Саяну.

– Мне нужно к чаатасу.

Саяна остановилась на камнях.

– Зачем?

– Там еще осталось золото, мне папа рассказывал.

– Копенский чаатас затопили.

Сёма серьезно посмотрел на Саяну.

– Я знаю, я видел – там остались стелы.

Около деревни, совсем недалеко от бабушкиного дома, лежало маленькое озеро, истоптанное коровами. Вдали, за трассой, были сопки с редким лесом по северной стороне. В сторону вместе с тянущимися вдоль асфальта столбами к Абакану уходило большое кладбище, на котором бабушка уже наметила себе место.

Сёма отпросился поиграть с мальчишками, а сам пошел в сторону засохшего водостока, где ждала его Саяна. По дороге он остановился около одноэтажного здания, на потертой табличке которого Сёма прочитал: «Московский клуб». Удивившись, Сёма отправился дальше.

– Пошли, – дернула Сёму за руку Саяна и, взмахнув длинной юбкой, сбила цветочную пыльцу.

– А как село называется?

– Московское. А что?

Сёма дернул цветок пижмы. Не поломался. Тогда он рванул ее на себя, оторвал корень с листьями и понес солнечные бутоны дальше.

– Куда мы идем?

– В Долину Царей…

Сёма почему-то вспомнил тот осенний вечер, когда экспедиция из немецкого университета ускоренно возвращалась с раскопок в Хакасии к себе на родину. В Москве один ученый забежал к Сёминому отцу перед отлетом, и они заперлись на кухне. Мама ушла в другой конец квартиры пылесосить, а Сёма подкрался к кухонной двери и сел там на пол.

– Ты знаешь, за сколько немцы выкупили лог?

– За много…

– За 5 миллионов евро.

– Это сколько?

– Много… Отец вырос в этой деревне. Он тоже хотел поехать. Но его не пускали. А их пустили. Они копали несколько лет, хотели найти в нем царские богатства. И ничего не нашли.

– Собаку они нашли там и тряпки какие-то.

– Вещи тагарцев?

– Наверное, тагарцев. Светловолосых людей. Как ты.

– У меня мама светлая. Она с Алтая. А папа хакас. И они с папой не любят тывинцев.

– Тывинцы после армий монголов добили хакасских кыргызов…

– А до монголов алтайские тюрки разбили жужаней и создали первый тюркский каганат?

Саяна с интересом посмотрела на Сёму, который еле доходил по росту ей до груди, и медленно ответила:

– Там много каганатов было…

– Но ведь тот был самым большим! От Китайской Великой стены до Боспора и Средней Азии!

Саяна остановилась:

– Ты откуда это все знаешь?

– Мы сейчас как мои родители. Они так спорят во время праздников, когда все расходятся по домам. Мама моет посуду. Мы с папой раздаем стулья. Я раньше засыпал рано, а потом начал слушать.

Саяна улыбнулась, поправила волосы и протянула руку вперед.

– Видишь камни на этом холме? Это древние ворота в Долину.

Перед Сёмой стояло одиноко два высоких менгира. Узкими гранями они были обращены на восток и на запад, будто все еще выпуская души умерших князей в иной мир.

Вечером солнце садилось за гору, всегда золотое и необыкновенное.

Бабушка, в яркой широкой юбке, с тюрбаном на голове, вышла на улице к забору. Сёма сразу узнавал свой дом по ее красному платку. Каждый вечер она останавливалась около калитки дома и разговаривала с соседями. У всех бабушкиных приятельниц были круглые лица цвета палящего солнца. Тень быстро шевелилась в их морщинах, когда соседки тяжело передвигали свои старые и плотные тела, расходились по своим домам.

Обычно после этих вечерних переговоров бабушка садилась на лавочку, обнимала Сёму и начинала говорить:

– Ты знаешь, мир можно познать и не гоняясь на самолете по континентам. У нас была в роду бабка – шаманка, так она через свою печную трубу в доме, через дым от огня, через черные фигуры на закате, по теням от холмов и камням могла тебе рассказать все об этом мире.

– Когда я поеду домой? Уже скоро? – в тот вечер с тоской спросил Сёма.

– Когда в августе начнутся бури. Так ты и поймешь, что тебе надо домой.

И она копошилась коричневой большой рукой в Сёминых светлых волосах. Иногда проводила шершавыми пальцами по его глазам. Раскосые, они казались ей глазами ее сына.

– Бабушка, отпустишь меня с Саяной в Троицкое?

– Саяна – хорошая девушка… Что ты там забыл? Как доберешься? У нас нет лошади, нет велосипеда.

– Мы сами доберемся и вернемся к вечеру. Отпустишь? – Сёма потерся щекой о бабушкино плечо.

– Саяна – хорошая девушка, – повторила бабушка

Этот день еще не отцвел желтыми отблесками сумеречного солнца на занавесках, когда Сёма уже лег спать. Надо было отдохнуть перед завтрашней поездкой.

Ночью от Енисея пошел туман, шипя в застрявших остатках зноя между травами.

На рассвете в тумане залаял Шарик.

Громко, как жалейка над языческими полями, пропела калитка. И Саяна постучалась в окно.

Сонная, она вышла на дорогу, потерла глаза и подняла руку перед проезжающей мимо «Нивой». Машина медленно остановилась. На задних сиденьях спали две девушки с длинными волосами, багажник был забит грудой рюкзаков. А на боку машины красовалась коричневая надпись «ВеданЪ КолодЪ». Сёма посмотрел на Саяну.

– Может, на другой поедем?

Саяна молча показала на пустую дорогу и залезла на заднее сиденье.

За всю дорогу она всего один раз спросила водителя, куда они едут. Парень односложно ответил: «На фестиваль».

В Троицком их высадили у колонки с водой.

– О! Рисунки! – Сёма бросился к стеле.

– Древние рисунки? – усмехнулась Саяна, трогая камень с ушедшего в землю кургана. – Видишь, о столбы коровы рогами чешутся? Так и появляются древние рисунки! Шутка. Давай попьем священной воды? Из нее люди минералку делают.

– Это колонка.

– Какая разница?! Пей!

– Эта минеральная вода такая вкусная! – выдохнул Сёма, захлебнувшись в ледяной струе. Он неправильно направил воду на себя и облился.

– Она вкусная из-за резинового шланга. – Саяна, усмехнувшись, перешагнула ручей и сплюнула, вытирая мокрую щеку рукавом рубашки.

От Троицкого пришлось несколько километров идти пешком по холмам и грязной дороге. И вдруг перед ними растеклось непонятной формы искусственное море Красноярского водохранилища. Когда-то распаханные поля и заводи ГЭС окончательно завоевали Енисей, оттеснив дикую природу далеко на юг, к горам. Земля исчезала под огромными желтоватыми неподвижными разливами. Из воды в некоторых местах торчали лишь верхушки деревьев и каких-то столбов, остатки домов без крыш. На глади неестественно расползшегося Енисея Сёма увидел будто кем-то нанесенный странный узор из этих загадочных предметов, стел, уходящих в зеркальную воду. У края большой воды еще виднелись и могильные курганы предков, на которых, сбившись в кучу, застыли неподвижно птицы. Казалось, будто сама земля здесь медленно поднимается из воды к солнцу.

– Саяна… Как здесь красиво…

– Ты че? – Саяну передернуло. – Это же кладбище! Здесь же люди, воины лежат. Смотри, сколько их… Чаатас – это каменный лес войны. Есть легенда, что у древних богатырей была игра – они бросали друг в друга огромные камни. Камни, падая, втыкались в землю и до сих пор стоят здесь…

Сёма наклонился над землей, поднял несколько ржавых железок на сломанном кургане – ненужные находки последних копателей.

– А рядом с каждым воином клали кусочек золота?

Столкнувшись с ее узким взглядом, Сёма быстро добавил:

– Да я просто так спросил!

И пошел подальше от нее между камней, не подходя к воде. Саяна грустно сидела на разрытом кургане и хмурилась, думая о чем-то своем, теребя косички, сплетенные на спине.

– Ты чего? – наконец вспомнил о ней Сёма.

– Мне нужна ступа. Иначе мать опять рассердится… – рассматривая свой ноготь, сказала Саяна.

– Зачем тебе ступа?

– Для благополучия и плодовитости семьи… Даже не ступа, а ее пестик.