Аналогичные упреки по поводу «Затишья» были сделаны Тургеневу и его знакомыми. Тургенев писал по этому поводу 1(13) ноября 1854 г. И. Ф. Миницкому: «Замечание Ваше насчет „Затишья“ совершенно справедливо — и совпадает с тем, что мне сказали Некрасов, Анненков и др. Но, к несчастью, я не умею переделывать. Я по крайней мере рад, что джентльмен мой (Астахов) хотя несколько удался».

В отличие от литературных друзей Тургенева Л. Н. Толстой оценил «Затишье» как читатель весьма высоко. Об этом рассказал в своем дневнике в записи от 14-го июля 1896 г. С. И. Танеев. «После ужина, во время шахматной игры, кончили чтение повести Тургенева „Первая любовь“, — вспоминал композитор. — Когда кто-то упомянул о „Затишье“, Л<ев> Н<иколаевич> сказал, что с этой повестью у него соединено самое приятное воспоминание. В Севастополь ему привез ее знакомый ему доктор < …>; тогда Л<ев> Н<иколаевич> не думал о литературе и повестях, и он получил большое удовольствие от чтения». (Из «Дневников» С. И. Танеева. (Дневник за 1896-й год). — В кн.: История русской музыки в исследованиях и материалах. М., 1924. Т. 1, с. 198).

Очевидно, под влиянием критических замечаний, высказанных по поводу «Затишья». Тургенев решил внести в повесть, некоторые изменения и дополнить ее. 9(21) августа 1855 г. он писал из Спасского Е. Я. Колбасину: «Пришлите мне, пожалуйста, тот том „Современника“, где „Затишье“. Мне хочется на Досуге приделать сцену между Веретьевым и Машей». К маю 1856 г. основные исправления в тексте «Затишья» были сделаны, но Тургенев просил Д. Я. Колбасина прислать ему прибавленные к повести странички, чтобы внести в них дополнительную правку. Заканчивая подготовку текстов для издания в 1856 г. «Повестей и рассказов», Тургенев 21 мая (2 июня) 1856 г. писал Д. Я. Колбасину: «…Вас прошу сделать мне одолжение и прислать мне, переписав их, — прибавленные странички в „Затишье“ и „Пасынкове“. Мне кажется, что и там можно кое-что доделать, и притом это будет служить ручательством, что Вы их разобрали». В данном случае Тургенев имеет в виду главу IV повести, где изображена сцена свидания Веретьева и Маши, глубже раскрывающая характеры главных героев и их личные взаимоотношения. Автограф вновь написанной IV главы «Затишья» Тургенев присоединил к основной рукописи повести (см.: ГБЛ,ф. 306, И. С. Тургенев, картон 1, ед. хр. 2, л. 52–55, авторская пагинация 1–7), а в издании «Повестей и рассказов» 1856 г. эта глава набиралась, очевидно, по копии, сделанной Д. Я. Колбасиным и выправленной Тургеневым. Текст «Затишья» в издании «Повестей и рассказов» 1856 г. имеет также и другие, менее значительные отличия от текста «Современника» [113].

Существенные дополнения в «Затишье» были сделаны Тургеневым и в третьем издании в 1861 г. Здесь Тургенев дополнил сцену между Веретьевым и Астаховым накануне предполагавшейся дуэли, введя реплики Веретьева, которые подчеркивали его нравственную опустошенность. Особенно важно отметить появившееся здесь впервые замечание Веретьева, касающееся Маши и заранее предвещающее неизбежность трагической развязки ее судьбы. Имея в виду сестру, Веретьев говорит, что ради нее он готов всех других выдать; в издании же 1861 г. добавлено: «…даже тех, которые были бы готовы всем пожертвовать для меня» (наст, том, с. 437).

Все исправления и дополнения, внесенные Тургеневым в текст «Затишья» в издании 1861 г., были им уже ранее осуществлены во французском переводе повести («L’Antchar»), вошедшем в сборник 1858 г. «Scènes de la vie Russe». Кроме того, текст «Затишья» в указанном французском переводе имеет некоторые отличия, никогда не вводившиеся Тургеневым в русские издания повести. Ниже приведены наиболее существенные из них.

В издании 1858, Scènes, IIТургенев объединил главы I и II; следовательно, глава IV русского текста соответствует главе III французского перевода и т. д.

1858, Scènes, II,глава III, с. 120:

После:…et sa tête tomba sur sa poitrine (и она уронила голову на грудь; ср.: с. 422, строка 3) — прибавлено:

Elle se redressa tout à coup, d’une force virile sépara les mains de Vérétieff qui la tenait embrassée, et relevant son écharpe sur sa tête, elle partit en courant.

«Macha! Macha!» s’écria Vérétieff.

Elle était déjà loin.

«Mais elle court elle-même comme un lièvre», pensa-t-il. Et lançant avec dépit sa casquette sur l’herbe foulée:

«Brave fille, dit-il, et comme elle est forte!»

(Она внезапно выпрямилась, с мужской силой разорвала объятия Веретьева и, накинув шарф на голову, убежала.

— Маша! Маша! — закричал Веретьев.

Она была уже далеко.

«Но она сама бежит как заяц», — подумал он и, с досадой бросив свою фуражку на измятую траву, сказал:

— Славная девушка, и как она сильна!).

1858, Scènes, II,глава IV, с. 121:

После:Si du moins c’était un bon agronome! disaientils. Mais non (И хотя бы хозяин он был хороший, — рассуждали они. Но нет; ср.: с. 422, строки 29–30) — прибавлено:il a certainement trouvé un trésor. Un trésor! pourtant l’explication de sa fortune était bien plus simple. Mais les explications simples ne nous viennent guère à l’esprit, en Russie (он, конечно, нашел клад. Клад! однако же объяснение его состояния было куда проще. Но простые объяснения нам в России никогда не приходят на ум).

1858, Scènes, II,глава IV, с. 135:

После:Il jeta bas sa redingote (Он сбросил сюртук. Ср.: с. 436, строка 18) — прибавлено:se fit un siège d’une pile des «Lois de l’Empire» (устроил себе сидение из стопки «Свода законов»).

1858, Scènes, II,глава IV, с. 137:

После:mais il finit par s’endormir sur le dos, de la façon la plus innocente (и в конце концов он уснул на спине самым невинным образом. Ср.: с. 438, строки 2–3) — пропущено:и долго лежал на спине в — уже упомянутый разговор (см.: с. 438, строки 3 — 23).

Не исключена возможность, что третье прибавление не внесено Тургеневым в русские издания «Затишья» по цензурным соображениям, но оно весьма существенно для характеристики Веретьева, так как намекает на его пренебрежительное отношение к законам Российской империи.

Помимо указанных дополнений и изменений в тексте французского издания «Затишья», Тургенев, учитывая неосведомленность читателей в русской поэзии, полностью привел текст «Анчара» Пушкина в прозаическом переводе (см.: 1858, Scènes, II,с. 99 — 100), без которого восприятие повести было бы затруднено.

Всё это свидетельствует о том, что работа по подготовке текстов для французских изданий была процессом творческим. Тургенев вносил поправки, дополнения и изменения, часть которых затем включал и в русские издания, а другую — делал специально для облегчения восприятия того или иного произведения иностранными читателями.

В последующих прижизненных изданиях сочинений Тургенева «Затишье» печаталось с очень незначительными стилистическими поправками.

В 1856 г., после выхода в свет «Повестей и рассказов» Тургенева, появился ряд рецензий на издание в целом, в которых отводилось место и «Затишью». Главное внимание критиков привлекли мужские образы повести — Веретьев и Астахов. Особый интерес к этим героям обусловливался начавшейся в это время полемикой о «лишних людях».

Первым по поводу вновь изданных повестей высказался критик «Отечественных записок» С. С. Дудышкин. В статье «Повести и рассказы И. С. Тургенева», говоря о Веретьеве, Дудышкин в общем повторил свои суждения о нем как о «лишнем человеке», высказанные им на страницах «Отечественных записок» еще в 1854 г. Там он писал: Веретьев «был бы назван непременно гениальною натурою в прежнее время и мог бы очень хорошо рисоваться в повести… Но что будете делать: другие времена — другие нравы. < …> мы не верим в способности того человека, который ни в чем не обнаружился, хотя и щедро был наделен природою» (Отеч Зап,1854, № 11, отд. IV, с. 32). В данном случае критик присоединился к мнению Тургенева, который сказал в «Затишье», что «из Веретьевых никогда ничего не выходит» (с. 450).