— Ну и правильно. Пошли лучше в кино. У меня билеты есть, мачеха на «Газовый свет» купила, в «Повторном».

Против такого предложения Олег устоять не мог.

— Все же хорошая у тебя мачеха! — заметил Олег, когда они уже подходили к кинотеатру.

— «Хорошая»! Просто я иногда ей дома мешаю, она и находит способы от меня избавиться, — заметил Юрка. — Но ничего, мы оба довольны.

И он сплюнул далеко в сторону.

Началось все настолько обычно и трафаретно, что Олег совсем не беспокоился. Дома он сказал, что сегодня на совете дружины получит рекомендацию в комсомол.

— А, — сказал отец, — значит, ты все же думаешь вступить в комсомол?

— Думаю, а что? — смутился Олег.

— Ничего. Просто я видел, с какой легкостью ты расстался с пионерским галстуком, и подумал, что тебе больше нравится быть в серединке.

— В какой это «серединке»? — начиная сердиться, спросил Олег.

— А есть такая серединка в нашем обществе — о правах говорить любит, о высоких материях. Критикнуть наши недостатки сумеет, указывать другим любит, а взять на себя, как бы это сказать, «лишнее» — не согласится. Тут как-то я в трамвае ехал на работу. Вдруг посреди пути — остановка. Что такое? Публика волнуется, на кондуктора наседает. Оказывается, проехал грузовик и обронил бревно. И лежит это бревно поперек рельсов. Вот тут сразу и выяснилось, кто привык передом идти, кто вовсе в хвосте, а кто в серединочке. Несколько человек вышли из вагона и сняли с рельсов бревно, даже помогли на грузовик погрузить и борта получше закрепили. Иные товарищи в вагоне остались. Пошучивали и рассуждали на тему, сколько еще у нас беспорядков и как долго еще нам придется порядок наводить, скольких людей нужно еще перевоспитывать. Были и такие, кто просто кондуктора обругал, слез и пешком пошел. Так ты, стало быть, не боишься передом идти да пути расчищать? Это хорошо...

Теперь, на совете, Олег вдруг почувствовал, что он волнуется. Хорошо, что никто этого не замечает. Все спешат поскорее закончить заседание и выбежать на улицу.

Председатель совета дружины Игорь Скворцов всегда деловито ведет заседание. Но сегодня и он торопится, произносит скороговоркой, как привычную формулу:

— Поступило заявление от Олега Павлова. Просит дать ему рекомендацию в комсомол. Какие будут мнения?

— Дать!

— Конечно, парень хороший, чего там!

Члены совета дружины берутся за портфели. Теперь, кажется, вопросы все, можно разойтись.

Но Игорь Скворцов еще не закрыл собрания. Кто-то в конце длинного стола поднимает руку. Олегу не видно кто.

— Просит слова председатель совета отряда пятого «Б» класса. Говори, Володя.

Теперь Олег видит, как за столом поднимается маленький прораб, вместе с которым семиклассники недавно разбирали баррикаду на заднем дворе. Олег вдруг начинает беспокоиться.

— А я бы, например, рекомендацию Павлову не давал.

— Почему? — удивленно спрашивает сразу несколько голосов.

— Потому что он лодырь.

И Володя спокойно садится на место..

— Бездоказательно! Отметки у него неплохие!

— Какие факты знаешь?

Володя поднимается и говорит спокойно и веско:

— Факты есть. Он отказался участвовать в строительстве спортивной площадки. Все работали, а он стоял и посмеивался. А потом и совсем ушел.

— Был такой факт, Павлов? — обращается Скворцов прямо к Олегу.

Олег молчит. Только что при нем получили рекомендации Коля Раков, Семен Дожделев, Валька Семенов и Галя. Все шло гладко и спокойно. А разве у Семена Дожделева или Вальки Семенова не к чему придраться? Надо бы набить морду этому белобрысому прорабу.

— Кто еще хочет высказаться? Михайлова? Говори.

«Вот как, и Михайлова решила на мне отыграться?» — В негодовании и смятении Олег едва сдерживается, чтобы не вскочить со стула и не убежать.

— Я хочу сказать, что немного знаю Павлова. Он учится в нашем классе. По-моему, он неустойчивый и очень поддается влияниям. Это нехорошо. Но, мне кажется, рекомендовать его все же надо, потому что комсомольская организация может на него воздействовать. Плохо только, что он дружит с этим Студенцовым.

— Мы рекомендуем лучших, а не лодырей. Комсомольская организация — передовой отряд молодежи, а не исправительный дом! — заговорил высокий худощавый девятиклассник из комсомольского бюро. Говорил он медленно, веско. После его выступления в комнате на некоторое время стало совсем тихо.

— А по-моему, все же комсомол должен и влиять, и воспитывать, и вообще вмешиваться! — запальчиво выкрикнула Катя.

Председатель постучал карандашом по графину:

— Тише! Михайлова, я тебе слова больше не давал, соблюдай, пожалуйста, сама дисциплину. Есть еще предложения? Нет? Будем голосовать?

— Голосуй, — негромко сказал кто-то.

— Кто «за», поднимите руки.

Олегу нестерпимо хотелось узнать, кто поднял руки. Но он остался сидеть неподвижно. Не поднял глаз и тогда, когда начали голосовать «против».

— Так, — негромко, изменившимся голосом произнес Игорь и прокашлялся. — Прошу опустить... Итак, решено: от рекомендации воздержаться. Предложить Павлову исправить свое поведение и доказать, что он достоин...

Олег не дослушал. Рванув дверь, он выскочил в коридор и, не оглядываясь, побежал к выходу. У двери он налетел на Анну Михайловну.

— Постой, Павлов, где тут заседает совет дружины? Я хотела присутствовать, но меня задержали.

Олег не ответил и, махнув рукой, выбежал на улицу.

Он долго не мог решить, куда идти. Хотелось и побыть одному, и рассказать кому-нибудь о величайшей несправедливости, которая только что была совершена.

Как! Олега посчитали недостойным, а Вальку Семенова — этого лентяя и двоечника, а Семена Дожделева — этого подлипалу — их признали достойными!

Нет. Домой идти невозможно. Отец, может, ничего не скажет. Он умеет даже не спрашивать ни о чем. Но мама!.. Нет, Олег лучше согласен терпеть Юркины насмешки. Юрка вытаращит свои круглые карие глаза, скривит толстые губы и скажет: «Они отказались надеть на тебя ремешок? Круглые идиоты!..» Может быть, еще что-нибудь... Ну ладно.

— Оле-ег! Павлов! — услышал он вдруг. Остановился, прислушался. Да, кто-то звал его по имени:

— Оле-ег! Постой! Подожди меня!

Позади бежала Галя. Должно быть, она давно уже догоняла Олега. Дышала шумно и порывисто. На голове не было шапки. Черные локоны, взлохмаченные ветром, окружали раскрасневшееся лицо.

Одной рукой Галя придерживала портфель, другой вытирала взмокший лоб зажатой в кулаке вязаной шапочкой.

— Погоди-ка. Куда же ты пошел, чудак?.. Тебе совсем не в эту сторону. Ой, задохнулась! Мне Катя сейчас рассказала...

Олег вдруг вспылил. Что за девчонки! Не успеет что-то произойти, как уже начинаются разговоры, сплетни, пересуды!

— Что тебе сказала твоя Катя? Что меня не приняли в комсомол? Что я недостойный и не гожусь в такую благородную компанию?

— С чего ты взял? Почему ты так на меня кричишь? — обиделась Галя.

— А ты мне не указывай, как себя вести! Не я к тебе пришел, а ты. Чего тебе надо? — Олег чувствовал, что говорит не то, но не мог остановиться. Вся досада, вся обида и боль, накопившиеся в сердце, прорвались и обрушились на Галину голову.

— Мне ничего не надо. Я тебя искала, потому что думала — мы товарищи. Если тебе это неприятно, я могу уйти.

Галя еще раз провела шапкой по лбу и медленно отвернулась от Олега. Она все еще стояла. Но вот она сделала шаг, другой. Она уходила; Олег тупо смотрел ей вслед. Потом бросился вдогонку, схватил Галю за плечо, остановил:

— Послушай, Галя. Я сейчас не то говорил. Ты знаешь, как мне обидно... Мы еще с тобой поговорим, потом. Ладно?

— Ладно, — ответила Галя, не глядя на Олега.

В ее голосе слышалась дребезжащая нотка, а темные глаза подозрительно блестели. Но, может быть, все это Олегу только показалось, потому что Галя резко отвернулась и быстро пошла, почти побежала.