И, словно угадав его мысли, молодая учительница поднялась со стула:

— Я, пожалуй, пойду, Анна Михайловна. Зайду к вам в другой раз.

Она нерешительно и даже растерянно потопталась у постели Анны Михайловны.

— Отчего же? — прищурилась Анна Михайловна и строго посмотрела на Анну Вторую — так, как, бывало, смотрела на Олега, когда он объявлял, что к уроку не подготовился. — Посидите с нами, побеседуем еще немного все вместе.

Молодая учительница послушно опустилась на стул и, как показалось Олегу, смутилась еще больше. Наступило молчание.

— А вы знаете, о чем мы сейчас говорили здесь? — с милой и лукавой улыбкой обратилась старая учительница к ребятам. И затем, обернувшись к Анне Второй, добавила: — Рассказать? Или, может быть, это будет непедагогично?

Молодая учительница вспыхнула. Глаза ее беспомощно заморгали, и даже лицо болезненно сморщилось.

— Ну что же, расскажите, — вздохнув, негромко произнесла она.

— Анна Михайловна пришла ко мне посоветоваться относительно вашего класса. Ей предлагают взять классное руководство в седьмом "В".

— У-у! — неосторожно протянул Коля Раков и поспешил спрятаться за Кузьмина.

Анна Михайловна чуть скосила глаза в его сторону и продолжала:

— Приблизительно этот же звук произнесла, должно быть, и сама Анна Михайловна на педсовете, когда ей предложили ваш класс. Она отказывалась, прямо-таки отбивалась от вашего класса. Что вы скажете, ребята? Но я думаю, что здесь произошла ошибка. Как вы полагаете, Анна Михайловна?

Анна Вторая теперь была похожа на девочку-старшеклассницу. И куда девался ее холодный, надменный и строгий вид! Все же она пыталась скрыть смущение, и ей удалось заговорить довольно спокойно:

— Это верно, Анна Михайловна. Ошибка произошла в самом начале. Мне показалось, что с ребятами лучше начать со строгости. А терпения у меня было маловато... Особенно неудачно вышло с Васей Кузьминым. Я потом поняла свою ошибку и пыталась ее исправить, но не очень удачно... Верно, Кузьмин? — вдруг улыбнувшись, обратилась она прямо к Василию.

Никто из ребят не знал, когда именно у Василия с новой учительницей были какие-то объяснения. Все немножко удивились, когда в один прекрасный день Василия вызвали к доске и он не отказался отвечать. Но тогда вторая четверть подходила к концу — нельзя же было оставаться без оценки! Василий отвечал урок угрюмо, без обычного увлечения, но Анна Вторая все же поставила ему пятерку. Однако за четверть вывела четыре.

— Да, — задумчиво произнесла Анна Михайловна, поправляя у себя под головой подушки. — Частенько, дорогие мои, усвоенные нами правила, столкнувшись с жизнью, не оправдывают себя, и приходится нам их заново пересматривать...

"Для кого это она говорит?" — думал Олег, поглядывая исподтишка на Анну Вторую и на ребят. Он видел, что все ребята не менее его самого поражены тем, что учительница вслух признавала свою ошибку и даже винилась перед учеником. Это было так же непривычно, как если бы Анна Вторая вдруг села на перила лестницы и съехала по ним вниз. И все же это признание вызвало в Олеге невольное уважение к молодой женщине.

Анна Михайловна, сидя на постели, ласково посматривала прищуренными глазами на учительницу и на ребят.

— А ты что на это скажешь, Кузьмин? — подзадорила она, улыбаясь.

— Что мне говорить! Я тоже был неправ. Заупрямился, — бормотал Василий, опустив голову и вычерчивая носком башмака какие-то узоры на паркетном полу.

— А Маринка все же чаем нас поить не хочет! — вдруг вспомнила Анна Михайловна и позвала: — Маринушка!

За дверью никто не отозвался.

Анна Михайловна, понизив голос и заговорщически подмигнув ребятам, пояснила:

— Не любит наша Маринка школьников!

— Почему? — удивленно спросил кто-то.

— Это у нее от матери. Моя дочь во всех моих болезнях обвиняет школу, ребят. А Маринка наслушалась и тоже повторяет: "Это все тебя твои озорники довели". Такая ворчунья! И меня в страхе держит. Мать на работу уйдет, а Маринка за хозяйку. Все от нее зависит: захочет — напоит чаем, а не захочет — не даст...

Анна Михайловна махнула рукой, рассмеялась и опять громко позвала внучку. Засмеялись и ребята. А Олегу вдруг показалось, что в соображениях маленькой Маринки и ее матери есть доля какой-то горькой правды, и ему стало грустно. Должно быть, и любимая Анна Михайловна была когда-то молодой и красивой, а ребята ее изводили. И вот теперь ребята ее полюбили, а сил и здоровья не осталось.

В дверь снова просунулась голова Маринки и сердито спросила:

— Ну что?

— Ты, Маринушка, хотела нам конфеток дать, забыла?

Маринка скрылась и скоро вернулась, неся в руках коробку, в которую было насыпано немного разноцветных "подушечек". Она поставила коробку на стол и молча вышла из комнаты.

— Ну, придется вам самим угощаться. Вася, возьми коробку и одели всех, — предложила Анна Михайловна Кузьмину.

Василий взял коробку и, к великому удивлению Олега, поднес ее Анне Второй. Молодая учительница, чуть застенчиво улыбаясь, взяла конфетку.

Олегу показалось, что все ребята вместе с ним разом вздохнули и зашевелились. Василий передал коробку Анне Михайловне. Она заглянула в нее, очевидно собираясь выбрать себе по вкусу, и вдруг громко расхохоталась:

— Нет, вы подумайте! Что делает, проказница! Ведь здесь были шоколадные, я специально для вас берегла! Ах, Маринка, Маринка! За что ты так моих ребят обижаешь?

За дверью послышался шорох, и дверь прикрылась плотнее. Ребята засмеялись, и все весело потянулись за "подушечками".

— А я больше люблю карамельки, — громко сказала Катя, повернувшись к прикрытой двери.

— Ах, как вкусно, шоколадные куда хуже! — подхватила Галя и затрясла кудряшками.

Олег тоже развеселился и потребовал себе пять штук.

— Ишь ты, какой жадный! — ответила Галя и протянула ему три "подушечки" — розовую, зеленую и белую.

Теперь все языки развязались. Анна Михайловна только кивала головой. Классные новости так и сыпались. Даже Анна Вторая, как по привычке продолжал ее называть про себя Олег, теперь не была уже той холодной и сухой учительницей, какой представлялась она ему прежде. Казалось, здесь, у постели Анны Михайловны, она впервые приоткрыла перед ребятами свое настоящее лицо, постоянно спрятанное в школе под маской спокойной строгости. И это лицо пришлось ребятам по душе. Ребята, разговаривая с больной учительницей, иногда обращались и к ней, призывая ее в свидетели и тем самым как бы признавая ее право стоять во главе седьмого "В". На прощание больная напомнила ребятам:

— Не забудьте попросить Анну Михайловну согласиться руководить классом.

— Мы ее уговорим обязательно! — сказала за всех Галя Чурносова.

Все еще потолкались у постели Анны Михайловны, прощаясь с ней за руку, и гуськом вышли из комнаты. Олег снова оказался последним. В дверях он оглянулся и вдруг увидел, что Анна Вторая обнимает старую учительницу. Олег смутился, поскорее вышел из комнаты и прикрыл дверь.

В кухне стояла голубоглазая Маринка и, придерживая крюк, с явным нетерпением дожидалась, пока все ребята выйдут на лестницу.

— До свиданья, Маринка, — сказал ей Олег и остановился.

— До свиданья, — буркнула Маринка и слегка качнула дверь.

— Ты за что нас не любишь? — полюбопытствовал Олег, не зная что сказать.

— Вы бабушку нашу замучили, — угрюмо ответила Маринка. - Мама говорит, если бы не вы, бабушка еще бы десять лет бегала, как молодая.

— Это не мы, — сказал Олег, — мы твою бабушку любим...

— Все вы хороши! — непримиримо отрезала девочка. — Если бы не замучили, бабушка не заболела бы! Ну, иди, мне дверь запереть надо, — прибавила она совсем уже недружелюбно.

— А там еще наша учительница не ушла, — поддразнил девочку Олег, начиная сердиться.

— Иди, иди. Она с нами чай будет пить. С шоколадными конфетами! — прибавила Маринка и подтолкнула Олега дверью.