— С удовольствием. Мы с вами повязаны одной веревочкой. И нужно все начинать с нуля.

— Я — в команде. После аутопсии соберешь всю бригаду у себя в кабинете.

— Хорошо. Его надо найти до завтрашнего дня. Должно же что-то быть! Что-то, что ускользнуло от нашего внимания.

— У Адер вы что-нибудь нашли?

— Такие же веревки на запястьях. Тальк и отпечаток уха на входной двери.

— Не разживешься. Мерзавец, как всегда, начеку.

— Или же он знает наши методы.

— Кто их теперь не знает! Телевизионные сериалы, полицейские романы!

— Да, но не в деталях.

— Может быть, ты и прав, но теперь всем известно, что не надо оставлять улик, отпечатков пальцев, а идентификация по ДНК является основополагающим методом ведения следствия.

— Но он еще умеет делать хирургические швы и управляться с иглой и нитью. Здесь не обойдешься телевизором или чтением книжонок.

— Это точно.

Мужчины поднялись. Они вышли из здания Уголовной полиции и сели в машину комиссара, чтобы ехать в Патологоанатомический институт.

— У тебя ведь сын? Да? — спросил Александр Беккер.

— Да, Дмитрий. Пятнадцать лет.

— Так ты женат?

— Нет, разведен. И уже давно. Но недавно в моей жизни появилась женщина.

— Влюблен?

— Как последний дурак!

Нико остановил машину перед входом в институт. В дверях их встретил охранник. В холодной, как ледник, прозекторской уже работала профессор Вилар и присутствовали все первые чины Уголовной полиции Парижа.

— Здравствуй, Нико! — выпрямившись, приветствовала вошедших профессор Вилар, которая уже далеко продвинулась в своей работе. — Мои соболезнования по поводу Адер.

— Благодарю.

— Здравствуйте, господин судья, — добавила она, и по ее уважительному тону было ясно, что она рада видеть его здесь, среди своих.

— Счастлива, что вы ни при чем во всей этой истории, — в свою очередь приветствовала судебного следователя Николь Монтале и протянула ему крепкую руку.

— Присоединяюсь к высказанному мнению, — проговорил в свою очередь Мишель Коэн.

— Что-нибудь нашла? — вопрос относился к профессору Вилар.

— Вас это порадует, — не сдержавшись, заявил Эрик Фьори, ассистировавший при вскрытии.

— Прежде всего, все те же тридцать ударов плетью, — начала докладывать Армель, препарируя органы жертвы.

Нико не мог смотреть на еще недавно живое, а теперь холодное и застывшее тело капитана полиции. Его взгляд встретился с обеспокоенными глазами Армель. Она угадала чувства, обуревавшие его, — отчаяние, отвращение… Но профессор решила молчать в присутствии высших по званию, особенно Николь Монтале. Нико судорожно пытался сглотнуть слюну, но от горя в горле у него стоял комок.

— Осмотр тела не дал ничего нового, разве что выявлены следы талька на щиколотках. Он, должно быть, крепко держал ей ноги, остались следы.

— Она наверняка отбивалась ногами, — предположила мадам Монтале. — Он хотел ее удержать.

— Возможно. Я продолжаю, с вашего разрешения, — проговорила профессор Вилар. — Вы уверены, что все в порядке?

Все присутствующие знали жертву, и таковые обычно не допускаются на вскрытие. Армель никогда не нарушала этого правила. Ситуация, бесспорно, была исключительной, но она предпочла бы, чтобы их не было. У них в мозгу запечатлеется то, что они видели, и эти образы могут преследовать их всю жизнь… Нет, не стоило им здесь находиться.

— Нико, ты видел ее каждый день, тебе лучше бы уйти, — сказал Коэн.

— Нет, я остаюсь!

— Коэн прав, дивизионный комиссар, — вмешалась Николь Монтале, — здесь совершенно не обязательно геройствовать. Мы знаем, чего вы стоите, и ваше присутствие… Мы понимаем…

— Послушайте, я знаю, что делаю! Это моя работа, и поэтому я здесь!

— Черт тебя побери, Нико! — не выдержала профессор Вилар, удивив этим всех присутствующих. — Что ты хочешь доказать? Ты сию минуту освобождаешь помещение, я не хочу тебя тут видеть. Здесь не должно быть никого, кто непосредственно работал с капитаном Адер! Это понятно? У тебя через два часа будет мой отчет — вполне достаточно. Ты уже насмотрелся.

— Ну что ж, вижу, вы все тут сговорились выгнать меня…

— Иди, ты нам потом скажешь спасибо, — подвела итог дискуссии Армель, подмигнув остальным.

Боль и смятение — наконец-то их испытывал этот герой, этот хитрец, этот знаменитый начальник Уголовной бригады. Этот Сирски достал его! Но он показал, кто сильнее! Он почти поставил его на колени, почти… Совсем скоро этот герой будет ползать перед ним и есть землю. Как его мать…

Нико подъехал к дому тридцать шесть по набережной Орфевр. Ему нестерпимо хотелось услышать голос Каролин, но он не осмеливался позвонить. Он просто представил себе ее улыбку, которая перевернула всю его жизнь. Она, наверное, спала в его постели. Больше всего в жизни ему хотелось слушать ее спокойное дыхание, прижаться к ней и раствориться в запахе ее тела. А самое главное, ему хотелось продолжить начатый разговор там же, где он был прерван, — в ее объятиях…

Он прошел перед двумя полицейскими в форме, стоявшими у входа в Уголовную полицию. Один из них резко высказывал что-то незнакомцу: до Нико долетели обрывки ругательств, но он решил не вмешиваться. Поднялся по лестнице до этажа, занимаемого его бригадой. Все помещения были так ярко освещены, что казалось, сейчас день. На Нико обрушился шквал голосов, и он понял, что никто после мрачного происшествия нынешней ночи домой не уходил. Он направился к помещениям, занимаемым бригадой Кривена. Стоило Нико войти, как все лица повернулись к нему и воцарилась тишина. Здесь собрались все, кто работал в двух бригадах — Кривена и Терона, а также их прямой начальник — комиссар Рост. У Доминик Крейс были заплаканные, покрасневшие глаза. Новость передалась по цепочке, и все они из чувства солидарности приехали сюда, на набережную Орфевр.

— Он убил Адер, никто не мог ничего сделать, — проговорил Нико. — Пять жертв, и будут еще, если мы его не остановим. Надо все начинать сначала, время не ждет. Он мне нужен живой или мертвый… Думаю, возражений нет?

Никто не возразил, у всех была одна цель.

— Кривен, — продолжал Нико, — ты со своими людьми разрабатываешь след «Талька с перчаток „Трифекс“». Именно ими пользуется убийца. Я хочу знать, кто их производит, кто их распространяет в Париже и где. Да-да, я знаю, их можно купить повсюду, но это может нас навести на след. Терон, снова принимайся за морские узлы. Бесспорно, этот тип просто анонимно покупал эти веревки в розничной торговле. Но все же стоит пересмотреть список постоянных клиентов основных парижских торговых точек. Почему убийца покупал именно эти веревки, если он ничего не понимает в морском снаряжении, если ему плевать на яхты и тому подобное? Ты бы так поступил? Наверняка нет, как и я, отправился бы в супермаркет и купил моток нейлоновой веревки, — что может быть проще?

— Может быть, он знал, что твой зять увлекается парусным спортом? — выдвинул предположение Терон. — Он использовал их, чтобы поставить под подозрение члена твоей семьи…

— Возможно… Рост! А где Вальберг с графологической экспертизой последнего письма?

— С минуты на минуту жду от него отчета, — ответил комиссар. — Тебе звонили из лаборатории по поводу отпечатка уха, найденного на входной двери Амели, и по поводу происхождения веревки, которую он использовал в этот раз.

— Этот мерзавец ампутировал молочные железы у Амели, как и у всех предыдущих жертв? — спросил полицейский из группы Кривена.

Нико кивнул.

— Она была беременна? — задал вопрос Кривен.

— Пока не знаю. Аутопсия не закончена, а меня оттуда выгнали.

— И правильно сделали, — кивнул Жан-Мари Рост. — Никто из нас не выдержал бы. Ведь это Амели…

— У четырех первых жертв обнаружены месячные эмбрионы, — продолжал Нико. — Каким образом он получил эту информацию?

— Гамби считает, что убийца проникал в информационную систему некоторых практикующих врачей и лабораторий, проводящих анализы. Таким образом, он получал доступ к медицинским данным, — сообщил Кривен.