Минуя полицейские заграждения, на площадь выехала полицейская машина, из нее вышли Мишель Коэн и Николь Монтале собственной персоной. Присутствие регионального директора Уголовной полиции не прошло незамеченным — все взгляды были устремлены на нее. Она пожала руку каждому и произнесла слова соболезнования: все они были одной семьей, и она была ее неотъемлемой частью. Нико оценил этот поступок. Они вместе поднялись по лестнице до квартиры капитана Адер. Пьер Видаль следовал за ними: он был готов приступить к работе, как только поступят соответствующие распоряжения. Нико предложил ему передать свои полномочия кому-нибудь другому, ведь Видаль видел Амели каждый день, но тот отказался. В квартире их ждали Рост и Кривен, рядом с ними Максим Адер — Нико встречался с ним во время новоселья на набережной Орфевр, 36. Максим пытался не терять самообладания.

— Амели в гостиной, — произнес Кривен, не в силах скрыть обуревавшие его чувства.

Это был настоящий кошмар: обнаженное тело Амели, искромсанное ударами потерявшего разум подонка, утратило человеческие очертания.

— Я ни до чего не дотрагивался, — уточнил Максим Адер. — Она меня приучила…

— Еще одно послание, — произнесла Николь Монтале, указывая на конверт, лежавший на бедре жертвы.

Она надела переданные ей капитаном Видалем перчатки и взяла конверт. Внутри был сложенный вчетверо листок, на котором красовались две написанные от руки фразы.

— «Ну что, Нико, смог ты защитить своих женщин? Я — Бог, а ты — ничто», — прочла мадам Монтале.

— Сука! — не сдержался Коэн.

— Единственное, что теперь очевидно, — это непричастность к происходящему Беккера, — заявил Нико, — Я отправил Амели домой в тот момент, когда пошел к нему во Дворец правосудия. И с этого момента я был все время с ним. Беккера можно выпустить из камеры предварительного заключения.

Три камеры предварительного заключения располагались совсем рядом с кабинетом Нико. Он препроводил Беккера в одну из них и оставил сидеть на узкой скамье в крошечной застекленной комнате. Двое полицейских встали у камеры в полном соответствии с предписанием. Стены в ней были покрыты граффити: оказавшиеся здесь правонарушители бурно выражали свои чувства. Нико не мог не отправить Беккера в это малоприятное место до окончательного выяснения ситуации. Он прекрасно видел, как изменилось у судьи лицо, когда он понял, куда они направляются, но комиссар не мог себе позволить жалости. Теперь же он с облегчением отдавал приказ о его освобождении. После того, что Беккер пережил в детстве, приятно было сознавать, что наконец для него все это закончилось. Расследование должно было встать на новые рельсы.

— Начали, — приказал Нико. — Нужно вынести отсюда Амели. Профессор Вилар уже в курсе?

— Да, — прозвучал ответ комиссара Роста. — Она уже в институте.

— Отлично. Займись телом, Жан-Мари, — приказал Нико.

Каждый принялся за работу под неусыпным оком Николь Монтале. Когда носилки с телом молодой женщины, укрытым от посторонних глаз специальной темной тканью, выносились из квартиры, все эти люди прекратили работу и проводили ее глубоким молчанием. Максим Адер решил сопровождать жену, по его бледному лицу струились слезы.

— У меня след от уха на входной двери! — громогласно возвестил капитан Видаль.

Нико подошел.

— Он, вероятно, прислушивался, прежде чем позвонить, — предположил Видаль.

Снятый отпечаток будет в свое время сравнен с ухом преступника, и это послужит еще одним доказательством вины.

— На столе в столовой следы белого порошка, — указала Николь Монтале. — Посмотрите, комиссар.

— Это, наверное, тальк, — ответил Сирски. — Он использует хирургические перчатки. А когда вскрывает стерильную упаковку, остатки талька высыпаются наружу.

Однако очень скоро они должны были согласиться с очевидным: больше следов не было. Убийца был по-прежнему хладнокровен и совершал минимум ошибок. Было от чего прийти в ярость. Монтале и Коэн решили ехать в Патологоанатомический институт и присутствовать на аутопсии. Несмотря на очевидное недовольство Кривена, Нико запретил своим людям следовать за ними: не могло быть и речи о том, чтобы присутствовать на вскрытии их коллеги.

Всю дорогу до набережной Орфевр, 36, из головы у Нико не шло последнее послание убийцы. Никто не пытался проникнуть в его смысл, когда Николь Монтале читала его в квартире у пятой жертвы, но каждый испытал гнетущее состояние. «Ну что, Нико, смог ты защитить своих женщин? Я — Бог, а ты — ничто». Мерзавец взваливал вину за происшедшее на него. Почему он попросил ее вернуться домой и отдохнуть? Почему не разрешил остаться и работать со всеми, как она этого хотела? Всё, чтобы вознаградить ее за найденные сведения о судебном следователе Беккере? Всё потому, что настанет момент, когда его людям понадобится для проведения следственных мер свежая голова? Или потому, что она была женщина и он относился к ней именно так, как она на это ему указала? И то, и другое, и третье. Именно его решение привело ее к гибели. Как она смогла перенести всю иронию ситуации — оказаться в лапах того, чей след они и отыскивали? Но почему этот гад написал «своих женщин»? Каких — «своих»? Нависла ли угроза и над другими, более близкими ему людьми — сестрой, матерью… И всё, чтобы как можно глубже уязвить его. Нико вздрогнул. Кто следующий в этом списке? Он уже останавливал машину возле Уголовной полиции, но все вопросы так и остались без ответа. Нико припарковался во втором ряду под внимательными взглядами охраны, оставил ключ в зажигании и направился прямо к камере предварительного заключения, где находился судья Беккер.

Судья Беккер сидел в той же самой позе и на том же самом месте, на котором он его оставил. Он как будто застыл, спрятав лицо в ладони. Нико снял охрану и открыл застекленную дверь.

— Вы свободны, — произнес он.

— Это значит, что-то произошло за это время, не так ли? Пока я сидел тут, случилось еще одно убийство? Я молился, чтобы оно произошло, чтобы вы поняли свою ошибку… Это ужасно… Мне очень жаль бедную женщину.

Александр Беккер не двинулся с места, и Нико тяжело опустился рядом с ним. Несколько минут прошли в тяжелом молчании.

— Эта бедная женщина, то есть пятая жертва убийцы, работала в моей бригаде, — наконец смог разлепить губы Нико.

— Следователь?

— Капитан Амели Адер. Это она нашла связь между вами и Арно Бриаром.

— Неплохая была работа.

— Именно. Но след оказался ложным. Я отправил ее отдохнуть домой, и она была там убита.

— Вы тут ни при чем, — возразил Беккер, как будто читая мысли Нико.

— Да, ни при чем.

— Послание есть?

— Да. «Ну что, Нико, смог ты защитить своих женщин? Я — Бог, а ты — ничто».

— Какая фамильярность… И обращение на ты… В этом желании взять над вами верх сквозит настоящее чувство неполноценности.

— Это ирония или за этим скрывается реальная угроза?

— Вы спрашиваете, не нависла ли опасность над вашимиженщинами, Нико?

— В общем, да.

— Ваша семья по-прежнему под охраной?

— Да.

— Он хочет причинить вам боль по личным причинам или просто потому, что вы начальник уголовной бригады?

— Мы не нашли никого похожего среди тех, кого я отправлял за решетку в последние годы.

— Если речь идет о настоящем социопате, то это человек, который хорошо сумел вписаться в активную жизнь и не имеет криминального прошлого. Если такого человека сажают в тюрьму, он оттуда уже не выходит. Но как он мог раскопать мое прошлое? Как он узнал?

— Он сделал это, чтобы подбросить нам ложный след.

— Вы, я…

— Учитывая все это, можно предположить, что он где-то рядом.

— Просто мурашки по коже!

— Вскрытие Амели Адер уже наверняка началось. Вы идете?

— Да, только успокою жену.

— Я ей уже звонил. Я сказал, что у вас много работы и скоро вы домой не придете.

— Спасибо за предусмотрительность! Я иду за вами, Нико. И кстати, может, перейдем на ты?