В воскресенье же, увидев в церкви Кэт, Джоуни и Эрика, Гвенда разрыдалась. Она и не догадывалась, как ей не хватает брата и сестер. Всю службу держала Эрика на руках. Потом мать резко отчитала дочь:

– Ты помрешь из-за Вулфрика. Из-за того, что полешь его землю, он тебя не полюбит. Парень души не чает в этой пустышке Аннет.

– Знаю. Но я хочу ему помочь.

– Тебе нужно уехать. Нечего здесь делать.

Гвенда понимала, что мать права.

– Ладно. После их свадьбы.

Мать понизила голос:

– Пока ты здесь, не спускай глаз с отца. Он не отказался от мысли заполучить еще двенадцать шиллингов.

– Ты что такое говоришь?

Этна пожала плечами.

– Он теперь не может меня продать, – напряглась батрачка. – Я ушла из дому. Джоби не кормит, не защищает меня. Я работаю на лорда Вигли. Отец больше не может мной распоряжаться.

– Просто будь повнимательней.

И больше дочь не выжала из матери ни слова.

У церкви погорелец Грэм заговорил с Гвендой, задавал участливые вопросы и предложил после обеда прогуляться. Она сразу поняла, что пришелец подразумевает под прогулкой. Работник Вулфрика ушел несолоно хлебавши, а позже девушка видела его с желтоволосой Джоаной, пятнадцатилетней дочерью Дэвида Джонса, маленькой глупышкой, польстившейся на любезности.

В понедельник в предрассветных сумерках Гвенда полола пшеницу Вулфрика на Сотенном поле, и сосед, задыхаясь, подбежал к ней. Она оставила без внимания его недовольство и продолжала каждый день утром и вечером помогать ему, чем, вероятно, и довела до ручки. Что же молодой здоровяк с ней сделает, побьет? Учитывая упорство Гвенды, ему, вероятно, ничего не будет. Все подтвердят, что он просил не полоть его ряды, а после ухода из отчего дома за нее некому вступиться. Упрямица испугалась. Мигом вспомнила, как Вулфрик расквасил нос Ральфу. «Не будь дурой, – сказала она себе. – Парень частенько дрался, но еще никто не видел, чтобы он бил женщину или ребенка». И все-таки от его бешенства девушке стало не по себе. Но случилось другое. Юноша прокричал:

– Ты не видела Грэма?

– Нет, а что?

Он подбежал ближе и, тяжело дыша, остановился.

– Ты здесь уже сколько?

– Я пришла до рассвета.

Плечи Вулфрика обвисли.

– Тогда по этой дороге его уже не догнать.

– Что случилось?

– Он исчез. А вместе с ним и моя лошадь.

Так вот почему возлюбленный в ярости. Лошади очень дороги, их имели только зажиточные крестьяне, такие как его отец. Гвенда вспомнила, как быстро Грэм сменил тему, когда она спросила его про брата. Конечно, никакого брата в монастыре у него никогда не было, как не было и погибших при пожаре жены и детей. Чужак лгал, желая вызвать доверие сельчан, чтобы потом их ограбить.

– Какие же мы дураки, что слушали его.

– А я дурнее всех, что пустил негодяя в свой дом, – горько кивнул Вулфрик. – Он оставался ровно столько, чтобы животные привыкли к нему. Лошадь спокойно пошла за ним, а собака не залаяла.

У Гвенды заболело сердце. Вулфрик остался без лошади в тот самый момент, когда она нужнее всего.

– Не думаю, что Грэм ушел этой дорогой, – задумчиво произнесла девушка. – Он не мог исчезнуть раньше, чем я пришла, ночь была слишком темная. А пойди он здесь, я бы его увидела. – В деревню вела всего одна дорога, заканчивавшаяся у господской усадьбы. Но в полях множество троп. – Скорее всего бежал между Ручейным и Долгим полями. Это самый короткий путь в лес.

– В лесу лошадь не может идти быстро. Может, еще нагоню.

Вулфрик развернулся и побежал обратно.

– Удачи! – крикнула вслед Гвенда, и юноша, не оборачиваясь, благодарно махнул рукой.

Однако удача не улыбнулась крестьянину. Ближе к вечеру, неся в господский амбар мешок гороха с Ручейного поля, на Долгом Гвенда заметила любимого. Он вскапывал землю лопатой – значит, не догнал Грэма. И не вернул лошадь. Девушка поставила мешок на землю и подошла к нему:

– Ты не справишься. У тебя здесь тридцать акров, а пропахано где-то десять. Невозможно перекопать двадцать акров.

Отводя глаза, он упорно продолжал копать.

– Я не могу пахать. У меня нет лошади.

– Впрягись в плуг сам. Ты сильный, а плуг у тебя легкий. Ведь нужно всего-навсего выкорчевать чертополох.

– А кто будет править плугом?

– Я.

Осиротевший землепашец посмотрел на Гвенду и покачал головой.

– Ты потерял семью, теперь лошадь. Тебе не справиться. И нет другого выхода, кроме как разрешить мне помочь.

Юноша посмотрел вдаль, на поля, в сторону деревни, и несчастная влюбленная поняла, что он думает об Аннет.

– Завтра рано утром, – продолжила Гвенда.

Вулфрик перевел на нее взгляд, разрываясь между любовью к земле и желанием угодить Аннет.

– Я тебе постучу, – не унималась Гвенда, – и остальное мы пропашем вместе.

Она развернулась и пошла, затем остановилась, обернулась. Молодой землепашец не сказал «да». Но и не сказал «нет».

Пахали два дня, затем косили, затем собирали ранние овощи. Гвенда больше не зарабатывала денег и не могла платить вдове Губертс за ночлег и еду. Тем не менее нужно было где-то ночевать, и она перебралась в коровник к Вулфрику, все ему объяснив. Он не возражал.

На следующий день Аннет не принесла Вулфрику обед, и влюбленная батрачка стала готовить на двоих: кувшин эля, хлеб, вареные яйца или холодную грудинку с зеленым луком и свеклой. И вновь юноша принял это новшество, не сказав ни слова.

У девушки оставалось еще приворотное зелье. Маленький флакончик в крошечном кожаном кошельке незаметно висел на груди. Она могла добавить его в эль во время обеда, но что делать потом, в поле, среди бела дня?

Каждый вечер молодой хозяин уходил к Перкину ужинать, и девушка оставалась одна. Возвращался он часто мрачный, но ничего ей не говорил, и Гвенда догадывалась, что он отбивался от Аннет. Вулфрик ложился спать и перед сном ничего не ел и не пил, так что воспользоваться зельем она не могла.

В первую после исчезновения Грэма субботу Гвенда варила себе на ужин овощи с соленой свининой. У Вулфрика оставалось полно съестных припасов на четверых взрослых. Хотя уже наступил июль, вечера оставались холодными, и, поужинав, она подбросила в очаг полено. Села, стала смотреть, как его подхватывает огонь, и думала о простой, предсказуемой жизни, которую вела до недавнего времени. Как же так получилось, что эта жизнь рухнула подобно кингсбриджскому мосту?

Дверь открылась, и девушка решила, что пришел Вулфрик. Когда юноша возвращался, она всегда удалялась в коровник, но радовалась тем немногим приветливым фразам, которыми обменивались перед сном. Гвенда нетерпеливо подняла глаза, ожидая увидеть его красивое лицо, но испытала не просто разочарование.

Вошел ее отец. За ним девушка разглядела грубой наружности незнакомца. Сильно испугавшись, Гвенда вскочила.

– Что тебе нужно?

Скип враждебно залаял, но при этом трусливо попятился. Джоби ощерился:

– Ну, девочка моя, чего же ты боишься, я же твой папа.

С острым беспокойством она вспомнила предупреждение матери.

– Кто это? – спросила Гвенда, указав на незнакомца.

– Иона из Эбингдона, торговец шкурами.

Может, этот Иона когда-то и был торговцем, мрачно подумала девушка, может, он и впрямь из Эбингдона, но башмаки его сильно изношены, одежда грязная, а сальные волосы и спутанная борода не видели городского цирюльника уже несколько лет. Изо всех сил делая вид, что не испугалась, Гвенда бросила:

– Уходите.

– Я же говорил тебе, что она упрямая, – усмехнулся Джоби. – Но хорошая девочка. И сильная.

– Не волнуйся, – отозвался Иона, облизывая губы и рассматривая дочь приятеля. В легком суконном платье та вдруг почувствовала себя голой. – Я в свое время объездил не одну кобылицу.

Девушка не сомневалась, что отец исполнил угрозу и опять ее продал. А она-то, уйдя из дома, считала себя в безопасности. Конечно, сельчане не позволят похитить батрака. Но сейчас темно, и, прежде чем кто-нибудь поймет, что произошло, Иона с приобретением может оказаться далеко-далеко.