Из-за огромной толпы молодые люди вынуждены были остановиться на полпути к реке. Сотни мужчин, женщин, детей двигались к мосту, кричали, смеялись, толкались, прокладывая себе дорогу. Фитцджеральд смотрел поверх голов.

Впереди беспорядочной процессии виднелась повозка, запряженная быком. Позади телеги шла привязанная к ней женщина. Ральф видел это не впервые: так нередко наказывали преступников. На приговоренной была только рубаха грубого сукна, стянутая на поясе веревкой, лицо грязное, волосы спутались, и сначала она показалась ему старухой. Затем всадник увидел обнажившуюся грудь и понял, что ей чуть за двадцать. Женщина с трудом шла за телегой, иногда падала, и тогда ее тащили по грязи, пока бродяжке не удавалось подняться на ноги. Рядом следовал городской констебль, сильно стегая голую спину приговоренной бычьим кнутом. Шедшие за повозкой молодые люди издевались, выкрикивали ругательства, бросались грязью и мусором и очень веселились, когда нищенка отвечала проклятиями и плевалась в каждого, кто к ней приближался. Сквайры въехали в толпу.

– Освободите дорогу! – изо всей силы крикнул Ральф. – Дайте дорогу графу!

Стивен тоже что-то кричал. Никто не обращал на них внимания.

К югу от аббатства шел крутой спуск к реке. Берег здесь был скалистый, негодный для погрузки барж и плотов, так что пристани располагались на более удобном южном берегу, в предместье Новый город. Мерфин и Керис уселись на низкий, нависший над водой утес.

После дождей река поднялась и течение стало быстрее. Подмастерье понял почему: берега изменились. Раньше широкий южный берег на этом участке покрывал ил, а за ним простиралось болото. Дальше река вытекала на простор, и в детстве он плавал на спине на тот берег. Однако новые пристани, защищенные от паводков каменными стенами, сузили русло, и то же количество воды устремлялось теперь словно в воронку, река будто торопилась поскорее миновать мост. За мостом поток опять расширялся, и около острова Прокаженных течение замедлялось.

– Я сделал ужасную вещь, – буркнул Мерфин.

К несчастью, сегодня Керис особенно хороша – темно-красное льняное платье, нежная кожа. Она расстроилась из-за суда над Нелл, и во взгляде ее сквозила печаль, отчего у молодого человека засосало под ложечкой. Девушка не могла не заметить, что друг всю неделю избегал смотреть ей в глаза. Но его признание будет, вероятно, хуже всех ее предположений.

Фитцджеральд никому ничего не рассказал после ссоры с Гризельдой, Элфриком и Алисой. Никто не знал, что его дверь погибла. Мерфин очень хотел с кем-нибудь поделиться, но что-то удерживало. Подмастерье не шел к родителям: мать примется читать нотации, а отец скажет, что нужно быть мужчиной. Конечно, можно было бы поговорить с братом, но после той драки с Вулфриком их отношения стали прохладнее. Мерфин считал, что Ральф повел себя как животное, и тот знал это.

Ученик плотника боялся сказать возлюбленной правду и на мгновение задумался почему. Нет, он не очень опасался ее реакции. Суконщица, конечно, может презрительно отпихнуть его – это Керис умеет делать очень хорошо, – но вряд ли скажет что-то такое, чего он сам не говорил бы себе все это время. Он вдруг понял, что боится сделать ей больно. Мог вынести гнев, но видеть ее страдание невыносимо.

– Ты еще любишь меня?

Юноша не ожидал такого вопроса, но ответил сразу:

– Да.

– И я тебя люблю. Все остальное можем решить вместе.

Как бы он хотел, чтобы подруга оказалась права. Так хотел, что даже слезы выступили на глазах, и он отвернулся. По мосту за медленно двигающейся повозкой шла толпа – то Полоумную Нелл вели к перекрестку Висельников в Новом городе. Мост уже запрудили отъезжающие торговцы с повозками, и началась давка.

– Что случилось? Ты плачешь?

– Я был с Гризельдой, – резко сказал он.

Керис разинула рот.

– С Гризельдой? – с сомнением переспросила девушка.

– Мне очень стыдно.

– Я думала, с Элизабет.

– Клерк слишком гордая, чтобы предлагать себя.

Реакция Керис удивила его.

– А, так ты сделал бы это с ней, если бы она предложила?

– Я не это имел в виду!

– Гризельда! Пресвятая Дева Мария, я думала, что достойна большего.

– Это правда.

– Lupa[8].

– Она мне даже не нравится. Это было ужасно.

– Ты говоришь так для того, чтобы я поменьше переживала? Хочешь сказать, что не извинялся бы, если бы тебе понравилось?

– Да нет же!

Керис все истолковывала превратно. Мерфин был в отчаянии.

– А что на тебя нашло?

– Она плакала.

– А, чудесно! Значит, ты это сделаешь с каждой девушкой, которую увидишь в слезах?

– Да что же это такое! Просто пытаюсь объяснить тебе, как все случилось, хотя я в принципе не хотел.

Ее презрение усиливалось с каждым его словом.

– Не пори чепухи. Если бы не хотел, этого не случилось бы.

– Пожалуйста, послушай меня, – взмолился он. – Гризельда меня попросила, я сказал «нет». Потом она заплакала, я обнял ее, чтобы успокоить, а потом…

– Пожалуйста, избавь меня от отвратительных подробностей. Я ничего не хочу знать.

Мерфину стало обидно. Он знал, что поступил гадко, и понимал, что возлюбленная рассердится, но презрение ранило.

– Ладно. – Подмастерье замолчал.

Но молчать Керис уже не желала. Сурово посмотрела и спросила:

– Что-то еще?

Он пожал плечами:

– Чего воздух сотрясать? Ты плюешь на все, что я говорю.

– Просто не хочу выслушивать торжественных извинений. Но ты мне сказал не все.

Фитцджеральд вздохнул:

– Она беременна.

И опять Керис удивила. Ее ярость прошла. Лицо, искаженное гневом, вдруг умиротворилось. Осталась одна печаль.

– Ребенок… У нее будет твой ребенок.

– Может, это и не случится. Иногда…

Суконщица покачала головой:

– Гризельда здоровая, хорошо питается. Никаких причин для выкидыша.

– Я совсем этого не хочу, – произнес Мерфин, не вполне уверенный, что это правда.

– И что собираешься делать? Это твой ребенок. Ты будешь любить его, даже ненавидя мать.

– Мне придется жениться на ней.

Керис разинула рот:

– Жениться? Но ведь это навсегда.

– Я зачал ребенка, и мне заботиться о нем.

– Но провести всю жизнь с Гризельдой!

– Знаю.

– Нельзя этого делать. Подумай. Отец Элизабет Клерк не женился на ее матери.

– Он был епископом.

– А Мод Робертс со Слотерхаус-дич? У нее трое детей, и все знают, что их отец Эдвард Мясник.

– Мясник уже женат, и у них еще четверо детей.

– Но не всегда люди женятся. Ты можешь жить как жил.

– Нет, не могу. Мастер выгонит меня.

Она задумалась:

– Ах вот как, ты уже говорил с Элфриком.

– Говорил? – Мерфин поднес руку к опухшей щеке. – Я думал, он убьет меня.

– А что Алиса?

– Кричала.

– Так и она знает.

– Да. Говорит, что я должен жениться на Гризельде. Твоя сестра и так всегда была против нас с тобой. Не знаю почему.

– Она сама тебя хотела, – пробормотала Керис.

Вот так новость, подумал Мерфин. Чтобы надменная Алиса связалась с каким-то подмастерьем?

– Я никогда ничего не замечал.

– Потому что не смотрел в ее сторону. А чего, ты думаешь, она такая злая? Алиса вышла за Элфрика с отчаяния. Ты разбил сердце моей сестры, а теперь разбиваешь мое.

Фитцджеральд отвернулся. Никогда не считал себя сердцеедом. Почему же все так нелепо получилось? Керис замолчала. Юноша мрачно смотрел в сторону моста.

Давка усилилась. Застряла тяжелая повозка, груженная тюками с шерстью, – наверное, сломалось колесо. Телега с Нелл не могла протиснуться дальше. Вокруг толпились люди, кто-то залез на тюки, чтобы лучше видеть. Граф Роланд со свитой ждал в начале моста, но даже он не мог разогнать людей. Мерфин заметил Ральфа на гнедом. Аббат Антоний, вероятно, провожавший графа, беспокойно махал руками, а люди Ширинга врубались на лошадях в толпу, тщетно пытаясь проложить хозяину дорогу.