Как бы ни складывались дела в Нормандии, Милдрэд была готова благословлять эту войну, удерживавшую Юстаса вдали от нее. Но к концу лета он все же вернулся, дабы изыскать новые средства и людей для войны за морем. И конечно же, он примчался в Винчестер. И если Милдрэд несколько оттаяла за время отсутствия принца, то с его возвращением она опять оказалась в кошмаре, из которого не видела выхода. Независимо от того, дралась она с ним или с покорным равнодушием отдавалась, Юстас чувствовал себя счастливым, оттого что она была в его власти. К тому же, хотела того Милдрэд или нет, но, будучи женщиной Юстаса, она невольно оказывалась вовлечена в политику и не могла не интересоваться вестями, какими делился с ней ее ненавистный обожатель.
Юстас не скрывал, что она стала причиной его ссоры с королем Франции. И все же он не сомневался, что рано или поздно Людовик будет вынужден идти с ним на перемирие. И в этом английскому принцу поможет его дядя, могущественный граф Теобальд Шампанский [69]. Теобальд имел влияние на Людовика, он всегда настраивал его на сближение с английским королевским домом, однако сейчас дела в Нормандии замерли, потому что Людовика куда больше волнует его развод с королевой Элеонорой. Супруги уже давно живут раздельно, и даже самые влиятельные и опытные советники французского короля смирились, что подобного разрыва не избежать. Все знают, что Людовик самолично отправился в Аквитанию, где велел разрушить самые сильные крепости, и вывел наиболее усиленные гарнизоны, а это указывало на то, что французский король решил ослабить Аквитанию, понимая, что вскоре она выйдет из-под его влияния.
Милдрэд была заинтригована.
— Мой отец говорил, что если Людовик решится на развод, то потеряет половину королевства. А Элеонора своей рукой может осчастливить кого-то иного, и тогда рядом с Францией возникнет не совсем дружественное могучее герцогство.
— Да, это так. И мой дядя Теобальд уже подумывает, кого бы предложить Элеоноре в мужья, дабы это не повредило Франции.
— Неужели такая женщина, как Элеонора Аквитанская, кого-то послушает?
— Всего лишь женщина, — фыркнул Юстас. — А женщины всегда вынуждены подчиняться мужчинам. Нет, мой дядя не выпускает заносчивую Элеонору из-под своего влияния. Как и короля Людовика. Так что мой разрыв с этим французским святошей Луи лишь временная мера.
Милдрэд задумчиво смотрела на закат за окном. Отчего-то ей вспомнился молодой Генрих Плантагенет, с которым некогда свела ее судьба. Тогда все было по-другому, она была свободна и беспечна, и таким же свободным и беспечным казался Генрих. Но уже в то время он смел мечтать о королеве Франции. И если Элеонора получит развод… Но вряд ли… Она — опытная зрелая женщина, а Генрих такой юный! Сейчас ему уже восемнадцать, французская королева старше его на добрый десяток лет. Но ведь некогда и Эмма Нормандская вышла замуж за короля Кнуда, который был намного младше ее.
Юстас еще что-то говорил, но Милдрэд его прервала:
— Юстас, кто бы ни пытался влиять на королеву Элеонору, вы должны помнить, что и Генрих Анжу тоже холост.
Юстас внимательно посмотрел на нее. Он еще не забыл, что в позапрошлом году Милдрэд какое-то время жила под покровительством Плантагенета. И может что-то знать. Но он не стал ее расспрашивать. Он считал, что, как бы ни сложилась судьба Элеоноры, она не обратит внимания на такого юного и вечно воюющего мальчишку, как Плантагенет. Однако Юстасу стало приятно, что Милдрэд пытается предупредить его. Он взял ее руку в свои, стал медленно целовать. При этом не переставал наблюдать краешком глаза, как она реагирует на ласку. Юстас никогда не мог предугадать поведение Милдрэд. И в этом заключалась ее сила. Порой за поцелуй она могла вцепиться ему в лицо, как разъяренная кошка, а порой становилась покорной и мягкой. В такие моменты он начинал надеяться, что она испытывает к нему хоть немного привязанности.
Взгляд Милдрэд был отсутствующим. Не обращая внимания на Юстаса, она вспоминала пылкие речи Плантагенета об Элеоноре и не могла не думать об Артуре, который тогда тоже был с ними. Как же Милдрэд верила ему! А на деле… На деле он и в то время продолжал любить другую. Загадочно улыбающуюся смуглую Авису с ее мерцающим взглядом золотистых глаз.
Некогда кто-то предупреждал Милдрэд, что Артур — обманщик, использующий женщин для своего возвышения. Кажется, это была вдова убитого Артуром шерифа города Шрусбери. Но Милдрэд не прислушалась к ее увещеваниям, она ослепла от любви и сама ввела Артура в свою семью, сама с охотой поддержала его ложь и обманула родителей. И это сломало ее жизнь. Артур же, как сообщил епископ Генри, теперь наверняка старается заручиться покровительством Генриха Плантагенета, который тоже доверял хитрецу Артуру. И наверняка он уже добился завидного положения при дворе, учитывая, что за него похлопотала жена Ависа. Сама же Милдрэд досталась тому, кто любил и добивался ее, кто принес в ее жизнь столько зла, от кого она родила ребенка и теперь связана с ним неразрывно.
Она поглядела на склоненную к ее руке голову принца, увидела его полный собачьей преданности взгляд. Юстас. Все, что ей осталось. Она медленно коснулась его лба, запустила пальцы в его русые гладкие волосы. Подобный жест был настолько необычен для Милдрэд, что принц был просто потрясен. Он усадил ее к себе на колени и держал бережно, как бесценное сокровище.
— Ангел мой… Все для тебя сделаю. Я так тебя люблю… так тебя жажду…
О, это его «жажда», его ненасытность к ее телу! Она опасалась, что вновь забеременеет, поэтому старалась делать все, чтобы этого не произошло. Как ни странно, ей в этом взялись помогать Джун и Джил. Некогда приставленные к Милдрэд как надзирательницы, со временем они сблизились с ней, по-своему жалели и стали посвящать ее, как женщине не забеременеть после соития. По их совету Милдрэд пила отвар из ягод тиса, впрыскивала в себя настой пижмы, осторожно применяла можжевеловое масло. И после каждого посещения ее опочивальни принцем целыми днями носилась по округе верхом и без седла.
Джун даже как-то сказала:
— Знающие люди говорят, что если женщина проглотит живую пчелу, то не забеременеет уже никогда.
Милдрэд была готова и на это, правда, с пчелой у нее не очень получилось, да к тому же и Юстас вскоре должен был ее оставить.
В Англии было неспокойно. Наступившее одно время после падения Гронвуда затишье уже миновало; вельможи поняли, что Стефан никого из них не подозревает, никто не был наказан, и постепенно земли Честера, Херефорда, а теперь и Лестера становились как бы отдельными владениями в королевстве. И если там принимали короля или его сына, то больше из почтения к их сану, но никак не спеша полностью подчиниться их власти.
Поэтому, заботясь о безопасности Милдрэд, Юстас перевез ее в большой замок Рочестер. В отсутствие принца Милдрэд старалась чем-то занять себя. У нее были средства, но если счастье и душевный покой купить нельзя, то теперь, словно пытаясь кому-то доказать, что она всем довольна, Милдрэд с головой окунулась в пополнение своего гардероба. Всегда любившая наряжаться, слывшая щеголихой, она вызывала портных и торговцев, по ее повелению к ней спешили поставщики тканей, приходили мастера пошива обуви, являлись показать свой товар ювелиры или продавцы самого тонкого белья, какое особенно вошло в моду после крестовых походов, когда в Европу стали завозить хлопок и изысканные кисейные ткани.
Милдрэд нравилось придумывать фасоны. Она сама скроила плащ из переливчатого голубого шелка, сшила нарядное платье-сюрко [70]из светлой венецианской парчи, обшила его по-королевски роскошным горностаем, а нижнее платье сделала из бархата темно-синего цвета, столь плотно облегавшее, что в сюрко с его низкими боковыми проймами ее фигура с тонкой талией казалась особенно прелестной. А еще были богатые пояса с ювелирными розетками в виде сплетенных листьев, головной обруч наподобие короны из светлого золота и с зубчиками, каждый из которых оканчивался идеально круглой лунно мерцающей жемчужиной. Корона казалась удивительно светлой и легкой, Милдрэд любила носить ее с воздушной вуалью из дамасского переливающегося шелка нежно-алого цвета. Все это было роскошно и великолепно, но теперь Милдрэд хотела, чтобы ее свита носила ливреи, как у особ королевского дома. Она сама разработала крой туник с разрезами по бокам и вставками на груди, с вышитой головой коня — гербом Армстронгов. Даже простоватых Джун и Джил Милдрэд нарядила в специально придуманные для них широкие складчатые одеяния, отчего эти две грубоватые женщины стали походить на солидных матрон из почтенных семейств.
