Она только поблагодарила его легким кивком — будто слугу. И Артур понял, что, если эта женщина и узнала, кто он, она никогда не проявит к нему интереса более, чем это надлежит императрице, свято помнящей, что она внучка великого Вильгельма Завоевателя. И кто теперь для нее Артур? Просто досадная ошибка молодости?

Все же Матильда приказала ему остаться при ее дворе в Фалезе. Артура удобно расположили, ему были предоставлены слуги, и он мог пользоваться всеми благами человека из окружения правительницы. И все же… он скучал. Первое время Артур в какой-то безумной надежде верил, что Матильда как-то выделит его, захочет переговорить. Ничего подобного. У нее были свои заботы, ее окружали высшие иерархи Церкви и знатные сановники, она принимала просителей и диктовала послания, но ни разу не обратилась к гонцу от сына. А ведь Артуру надо было спешить, он все время думал о Милдрэд и ужасался тому, что не имеет возможности встретиться с ней. Он боялся этой встречи, но и желал ее. А тут… он просто томился от безделья.

Бесспорно, Артур мог упражняться с оружием, охотиться и присутствовать на пышных трапезах и молебнах императрицы. Ему позволили посещать книгохранилище, где он зачитывался творением Гальфрида Монмутского о короле Артуре и маге Мерлине. Однажды он даже видел своего младшего брата Гийома, правда, мельком. Юный принц прибыл к императрице, и они сразу уединились в ее личных покоях. Потом Гийом уехал, а при дворе заговорили, что он хотел примкнуть ко второму Плантагенету — Жоффруа, который был неудовлетворен своим номинальным титулом сеньора Анжу и подумывал захватить Нантское графство в Бретани. Но Матильда строго приказала младшему сыну не встревать в дела Жоффруа и посоветовала вернуться в Дьепп. Уступчивый Гийом подчинился. Что касается Артура, то он не был столь покладистым. И когда бесцельное пребывание в Фалезе стало невыносимым, он решил попросту уехать.

Его вернули с полдороги. Артур опешил и… пришел в ярость. Вот тогда-то он просто ворвался в покои Матильды, бесцеремонно растолкав обступивших ее вельмож. Его тут же схватили, но Матильда взмахом руки велела его отпустить.

— Вы желаете переговорить со мной? — спокойно произнесла она.

— Нет. Я желаю уехать и хочу поставить вас в известность об этом.

— Уедете, когда мне это будет угодно!

— Вы думаете, я ваш подданный?

Артур сам не понимал, откуда у него такая ярость. Он обижен пренебрежением матери? Его гнетут собственные проблемы, изводят бездействие и необходимость объедаться жареными гусями на пирах императрицы? В конце концов, он английский рыцарь, а не подхалим, один из тех, кто вьется у ее трона в надежде на милость.

Он так и сказал.

Матильда долго смотрела на него, по-прежнему удерживая в стороне возмущенных дворян, а потом улыбнулась. Артур даже оторопел — до того эта светозарная улыбка вмиг изменила суровый облик императрицы! Словно из-за брони нарочитой холодности показалась ее душа — светлая, умеющая ценить радости, умеющая ликовать… когда на то есть причины. И еще ее улыбка показалась Артуру очень знакомой. Ах да, такая же улыбка была и у Генриха Плантагенета. И у него самого… если не лжет оловянное зеркало в его комнате в Фалезе.

— Вы изрядно горячитесь, мессир Артур Фиц Гай, — впервые обратилась она к нему его полным именем. — Я не забыла о вас, но из-за массы дел не смогла уделить вам надлежащее внимание. Боюсь, что и в ближайшее время это не получится. Но один вопрос я все же вам задам. Правда ли, что у вас есть алмазный нательный крест? Будьте любезны, покажите его мне.

Артур вдруг почувствовал, что земля уплывает из-под ног. Неужели Матильда дает понять, что признает его?

Но она только взглянула на крестик и промолчала. Однако через неделю все же удосужилась переговорить со своим незаконнорожденным сыном. Нет, она ни в чем не созналась, не изменила своего высокомерного тона, просто сказала, что все это время наблюдала за Артуром Фиц Гаем и пришла к выводу, что он очень похож на своего отца Гая де Шампера. Что может поведать ей Артур про сего рыцаря?

Он рассказывал долго. Вспоминал обо всем, что произошло с тех самых пор, как его подбросили в шрусберийское аббатство, как на него обратила внимание его тетка Бенедикта и позже отдала в обучение к Черному Волку, как называли рыцаря-изгоя на англо-валлийской границе. Матильда слушала внимательно, но ее лицо оставалось бесстрастным и не изменилось, даже когда Артур поведал, как умер сэр Гай, который перед смертью признался, что он его отец.

— А о вашей матери сей рыцарь что-нибудь сказал?

— Нет, мадам. Он не успел. Но о матери мне поведал другой человек. Принц Плантагенет.

Матильда не произнесла ни слова в ответ, и они какое-то время сидели в тишине, не сводя друг с друга глаз. Артур вглядывался в мать, желая ощутить хоть толику тепла в душе, но ее лицо по-прежнему было непроницаемым. В груди Артура воцарилась пустота. Он понимал, что слишком много прошло времени, слишком большая разница между их положением, чтобы они смогли почувствовать себя родными. Но когда через день императрица приказала Артуру отвезти ее личное послание в Руан, где ныне пребывал двор ее невестки Элеоноры, она все же лично вышла его проводить.

— Мне хотелось бы вас чем-то одарить, мессир Артур де Шампер, — сказала Матильда, и молодой человек вздрогнул, сообразив, что, называя его так, она дает понять, что отныне он законный владелец земель Гая в Англии. Это был подарок, признание его знатного происхождения. Но все это обретет силу лишь в случае победы Генриха в Англии.

А еще Матильда протянула Артуру массивный золотой перстень с красивой печаткой в виде головы волка.

— Вы сказали, что рыцаря Гая называли Черным Волком. Поэтому я специально заказала для вас этот перстень с печаткой. Волк — сильное, ловкое и свободное животное. Это будет хорошим знаком для вашего герба.

Она сама надела перстень на его палец и задержала на миг его руку в своей.

Все. Матильда повернулась и ушла. А Артур уехал в Руан в самых смешанных чувствах. Хотя на что он надеялся? Что эта гордая женщина будет рисковать своей высокой репутацией и проявит к нему расположение настолько, что это вызовет слухи и догадки? Вон даже Генрих, как бы он ни относился к Артуру, все же предпочел, чтобы тот был в окружении Честера, а не подле него. Когда Генрих не знал, что Артур его брат, он держался с ним куда более открыто и свободно. Но есть законы высокой чести, и тут действуют куда более строгие ограничения.

С такими мыслями Артур прибыл ко двору герцогини Элеоноры, передал ей послание от Матильды. Золотая Орлица внимательно его прочитала и торопливо бросила в огонь. Только после этого она повернулась, и на лице ее заиграла самая обворожительная и приветливая улыбка. И Артур восхищенно преклонил перед ней колена, едва она протянула ему для поцелуя руку.

О, в Руане Артура ждал совсем иной прием. И три недели, проведенные там, он был постоянно в центре внимания. Элеонора уделяла ему немало времени, расспрашивая о Генрихе, о войне в Англии. Причем порой она делала такие тонкие замечания, что Артур только дивился, как эта беременная дама, нарядная и веселая, как юная девушка, умеет предугадывать те или иные действия далеких от нее людей, какие выводы делает, как смело рассуждает о возможностях того или иного политического шага. По крайней мере, она первая сказала, что если оба войска сойдутся под Уоллингфордом, то либо произойдет кровопролитное сражение… либо Генрих сможет настоять на своем и договорится со Стефаном миром, но непременно на своих условиях. И хорошо бы, чтобы в роли третейского судьи выступила Церковь. Поэтому ей имеет смысл написать архиепископу Теобальду в Кентербери.

Артур встрепенулся при этих ее словах.

— Надеюсь, я заслужил ваше расположение, благородная дама, и вы видите именно меня этим гонцом…

Элеонора поглядела на него с легким удивлением и рассмеялась звонким девчоночьим смехом.

— О, как вам не терпится поскорее оставить нас! Но ведь вы еще не спели нам все ваши дивные песни, не натешили двор своими волшебными легендами о короле Артуре и необычной любви королевы Гвиневеры к благородному Ланселоту. О нет, мессир, я пока не намерена отпускать вас.