Грозный 1905 год подходил к концу. Жорес имел основание с удовлетворением оглянуться на этот год, наполненный небывало напряженной работой, небывалыми впечатлениями и тревогами, но и небывалыми надеждами. Единство достигнуто. Амстердамский конгресс и русская революция открывают новую полосу в жизни Жореса, его реформистская линия времен казуса Мильерана и левого блока явно начинает отступать перед революционной тенденцией. Он стремится подчеркнуть свой поворот, В конце сентября он пишет в «Юманите»: «Если некоторые — как враги, так и друзья — думали, что мы стараемся остановиться лишь на программе простой демократии и отвлечь пролетариат от его коммунистических требований, то они ошиблись. Именно это существенное требование и должно стоять на первом плане в избирательной деятельности пролетариата».

Ну а кроме избирательной, какую еще деятельность развертывает объединенная социалистическая партия? Естественно, чтобы на этот вопрос ответили прежде всего гэдисты, которые так ругали Жореса за его в основном парламентскую тактику. Но сами они и теперь, после объединения, не выдвигают никакой новой политической линии. Более того, как раз по предложению Гэда Шалонский съезд социалистов в конце 1905 года почти исключительно занялся избирательной тактикой на предстоявших вскоре парламентских выборах. Массовым рабочим движением руководят не социалисты, а очень раздробленные профсоюзы, не только не связанные с социалистической партией, но и выступающие против нее. Гэд вообще считал профсоюзы непригодными для борьбы с капитализмом. Словом, объединение социалистов пока, в сущности, не приносило плодов.

А между тем политическая обстановка во Франции становится все напряженнее. Весной 1908 года трагические события происходят в департаменте Па-де-Кале. На шахте Курьер из-за взрыва и пожара погибло больше тысячи рабочих. Сразу вспыхнула ожесточенная забастовка. Рабочие с невиданной решимостью требуют 8-часового рабочего дня. Правительство бросает войска против забастовщиков. Борьба между пролетариатом и буржуазией доходит до грани гражданской войны.

Правительство Рувье, этого агента Ротшильда, открыто представлявшего капитализм, не очень подходило для эффективной борьбы с рабочими. Выгоднее, как всегда, это дело поручить левым. Поэтому в марте кабинет Рувье был заменен правительством радикала Сарьена.

Аристид Бриан стал министром просвещения этого левого кабинета, теперь уже ему не требовалось согласия Жореса. Но особенно важную роль в новом правительстве играл Жорж Клемансо. Он стал министром внутренних дел, то есть министром полиции. Говорили, что это произошло совершенно случайно. В дни правительственного кризиса Сарьен пригласил домой будущих минястроа, чтобы поделить портфели. Когда подали десерт, Сарьен, имея в виду кофе, ликеры, коньяк, сыр и прочее, любезно обратился к Клемансо:

— Что вы возьмете?

— Беру министерство внутренних дел.

Ошарашенный Сарьен, собиравшийся, как делали многие премьеры, сам взять этот портфель, махнул рукой и сказал:

— Ладно, пойдет.

Видимо, забавный анекдот маскирует более серьезные закулисные комбинации. Клемансо, 65-летний «молодой дебютант», как его окрестили, был, несомненно, человек способный, давно мечтавший отличиться на службе у буржуазии. Панамский скандал испортил ему карьеру и обрек на долгие годы оппозиции. И вот теперь неистраченная бурная энергия этого политического циника, выступавшего под левой вывеской, оказалась как нельзя более кстати.

Клемансо успешно провел две важнейшие политические операции: подавил выступления рабочих и организовал в мае 1906 года очередные парламентские выборы. Правые, националисты и монархисты, которые, по словам Жореса, представляли собой разлагавшуюся и разбегавшуюся банду, потеряли много мандатов. Радикалы значительно усилились. Теперь они имели прочное большинство в 340 депутатов и не нуждались в поддержке социалистов. Но число социалистов тоже возросло: объединенные получили 54 мандата, на 13 больше, чем раньше. Независимые социалисты имели 20 мест.

Жорес снова баллотировался в Кармо. Маркиз Солаж попытался отбить свое, как он считал, «законное» место в парламенте. 20 мая рано утром в гостиницу к Жоресу, который только что проснулся, прибежали несколько кармозинских социалистов. Они рассказывали, что «маркизары», то есть сторонники маркиза, силой захватили мэрию, пытаясь устроить голосование по своему вкусу. Социалисты предложили поднять рабочих и изгнать «маркизаров» из мэрии, чтобы провести выборы. Жорес не согласился, объяснив, что тогда его обвинят в организации столкновений. Сделали иначе, мэр Кальвиаьяк вызвал отряд солдат, которые очистили мэрию, где сторонники маркиза учинили полный погром.

В такой ожесточенной атмосфере проходила избирательная борьба в округе Жореса. И все же Жорес, хотя и небольшим большинством, победил вновь. Выборы, как всегда, были хорошей психологической зарядкой для Жореса, опять непосредственно ощущавшего свою связь с избирателями, с рабочими, напряженность и остроту классовой борьбы.

Этот боевой заряд бросает Жореса в очередной решительный бой, развернувшийся в новой палате. Здесь обычная картина: в кулуарах встречаются депутаты, победители обмениваются поздравлениями, бродят и те, кто провалился, принимая выражения сочувствия. Депутаты рассаживаются, готовясь слушать правительственную декларацию. Позиции кабинета укрепились, поэтому его программа, изложенная премьером, носит довольно формальный характер.

Жорес выступает с интерпелляцией. Конечно, в палате, и кроме него, много социалистов. Теперь здесь и Жюль Гэд. Вот он сидит с бледным, болезненным лицом. Но от имени социалистов выступает Жорес, ибо всем ясно, что никто из социалистов не сможет вести политическую борьбу на трибуне с таким блеском, умом, авторитетом, как Жорес.

Он предъявляет большой счет радикалам от имени рабочего класса. Ведь радикалы — самая левая буржуазная партия. Добиваясь власти, она многое обещали. Теперь власть у них в руках. И Жорес напоминает им о прежних обещаниях:

— Радикалы, желая вырвать власть из рук оппортунистов, призывали к себе рабочий класс и все крупные органы радикализма: «Раппель», «Радикаль», «Жюстис» — ее редактор был, как вы знаете, г-н Клемансо…

— А где были вы в то время, г-н Жорес? — прерывает его депутат Эйнар.

— Я был там, где вы теперь, г-н Эйнар, в левом центре, и вы достаточно молоды, чтобы пройти путь, пройденный мною, — под общий смех зала отвечал Жорес, продолжая речь.

…- г-н Клемансо обратился тогда к гражданам Парижа с манифестом, из которого я дословно привожу две фразы: «Наш дух — дух революции. Его единственная цель — полная социальная справедливость…»

И дальше Жорес показывает, что, придя к власти, радикалы и Клемансо обрушили на рабочий класс больше притеснений и унижении, чем правительства, предшествовавшие республике. Он разбирает правительственную декларацию, которая не содержит никаких реальных уступок рабочему классу, и делает вывод, что правительство радикалов просто отказалось от своей прежней социальной программы.

— Ваша декларация, господа министры, не является ответом, она чересчур недействительна. Вчера кто-то заметил, что она вымощена добрыми намерениями. Точнее было бы сказать, что она посыпана добрыми намерениями, она представляет собой нагромождение бессвязных и мелких вопросов.

Жорес говорит, что смысл политики правительства — уход от решения главной социальной проблемы страны — заключается в том, что 220 тысяч человек во Франции владеют богатством в 105 миллиардов франков, тогда как 15 миллионов человек не владеют ничем. И. эту проблему может решить только социальная революция. Она произойдет неизбежно, и от самой буржуазии зависит, как это случатся. Или буржуазия будет насильственно экспроприирована, либо, если она достаточно благоразумна, пролетариат согласен пойти на мирный путь, даже на компенсацию собственников. Ссылаясь на слова Маркса, Жорес предлагает радикалам использовать такую возможность, если они действительно хотят выполнить свою прежнюю программу. Вместо этого, как говорит Жорес, правительственная декларация лишь осуществила чудо полного молчания в связи с действительно жгучими социальными проблемами. И это произошло после того, как радикалы одержали победу на выборах. Поэтому, заканчивает Жорес, вы оказались ниже всеобщего избирательного права.