Водитель включил радио.

– Я надеюсь, вы не возражаете? – обратился он ко мне через плечо с мягким карибским акцентом. – Я всегда слушаю Хейвуда Кении. Вот это человек!

Противный, самоуверенный голос Кении зазвучал в салоне:

– Итак, племянник‑убийца Ала Джекобса совершил вчера еще один идиотский поступок. Господи, да он же мог спровоцировать этого психа, и тот взорвал бы Белый дом! А ведь это деньги наших налогоплательщиков. Если хотите знать мое мнение, то жаль, что этот псих и бешеный пес Якобек не взлетели на воздух вместе…

Я достала сотовый телефон и набрала номер. Мне, видно, было мало неприятностей для одного дня.

– Я бы хотела поменять билет на самолет, – сказалая. – Мне нужно лететь в Чикаго.

* * *

Должно быть, самой судьбой я была предназначена, чтобы сделать то, что я сделала. Азия Макумба перезвонила мне из Атланты и сообщила именно ту информацию, которая мне требовалась. Журналисты всегда все знают о своих.

– После шоу он всегда обедает в ресторане «Хэллоуден», – сказала Азия. – Могу я узнать, что вы собираетесь с ним сделать?

– Прописать ему его же лекарство.

Я вошла в роскошный ресторан и остановилась как вкопанная перед огромной каменной вазой на столе у входа со своеобразным букетом из сухих веток и прутьев. Клянусь богом, они выглядели, как ветки яблони!

Я прижала руку к сердцу, зачарованная увиденным. Другой рукой я выдернула хворостину подлиннее.

– Мэм! – взвизгнула официантка. – Это дорогая композиция, автор – известный декоратор…

– Пошлите счет за ущерб на «Ферму Хаш», округ Чочино, Джорджия. – Я положила визитную карточку ей на поднос. – А когда вас спросят обо мне репортеры, можете сообщить им мой адрес и номер телефона. Если теперь вся моя жизнь стала достоянием общественности, то это я делаю для меня и моей семьи.

Я кивнула девушке и прошла мимо нее в бар, отделанный темными панелями, с кожаными диванами, бильярдными столами и сладким запахом дорогих сигар. Было время коктейля, и в баре было много посетителей, большей частью хорошо одетых бизнесменов. Проходя мимо плюшевых кресел, я задевала их плечи, проливала их скотч и вообще всячески привлекала к себе их внимание.

– Мзм! – окликнула меня официантка, но я уже отключилась от нее и окружающего мира. Я вышла на тропу войны.

Я быстро нашла свою жертву.

Хейвуд Кении никогда не казался красивым, даже на рекламных фотографиях, но живьем он выглядел так, словно готов к бальзамированию. И он сам, и его пятитысячный костюм, и солидные золотые запонки, и итальянские кожаные подтяжки, и сорокадолларовая сигара, и его гнусное шоу тоже. Он сидел среди своих откормленных лизоблюдов в алькове, над которым не хватало только надписи «VIP‑обслуживание».

– Хейвуд Кении, ты жалкий мозгляк, бесхребетный лгун, мерзкий сукин сын! – громко сказала я.

В баре повисла мертвая тишина. Кении посмотрел на меня и от удивления открыл рот. К этому времени я уже стояла с ним рядом. Элемент неожиданности. Я должна была двигаться быстро.

– Меня зовут Хаш Макгиллен Тэкери.

– Господи! – выдохнул он.

– Не проси о помощи, ты, отброс человечества. Уже поздно.

Я хлестнула его по голове яблочным прутом так, что он едва не упал.

– Это тебе за то, что ты наговорил о моей семье. – Я снова хлестнула его. – Это тебе за то, что ты наговорил о семье Джекобс, потому что они тоже моя семья. – Еще удар. – А это за то, что ты назвал Ника Якобека убийцей и выставил его на посмешище.

Кении наконец встал, уклоняясь от ударов, прикрыл голову руками и попытался забиться в угол алькова.

– Кто‑нибудь помогите мне! – пискнул он. Один ведущий колонки крупной газеты написал потом, что этот писк страха стал похоронным звоном по его карьере ведущего. Нельзя вещать о политических интригах и при этом прятаться в алькове модного ресторана от разъяренной матери, хлещущей тебя фальшивыми яблоневыми ветками. Его прихлебатели разбежались, как разбегаются жуки, если поднять камень. Я бы не удивилась, если бы они оставили на сверкающем паркетном полу навозные катышки.

Я отпихнула пустые стулья в сторону и загнала Кении в угол. Еще удар.

– Это за то, что ты плюешь на весь мир со своей башни из слоновой кости, когда такие, как Якобек, защищают этот мир! – Удар. – И, наконец, это за то, что ты злоупотребляешь свободой слова и превращаешь жизнь достойных людей в ад ради своего грязного, недостойного шоу. – Удар, удар, еще удар.

После этого Кении упал на колени, прикрывая голову руками, – воплощенное смирение и унижение. Я посмотрела на него с высоты своего роста, как кошка смотрит на мышь, которая перестала шевелиться.

– Ты меня чертовски утомил, – объявила я и швырнула в него ветку.

Я развернулась и посмотрела на собравшуюся толпу. Все вскочили со своих мест. В задней части зала люди вскарабкались на столы, чтобы лучше видеть. Я видела много любопытных лиц. Раздались сдержанные аплодисменты.

– Если вы аплодируете мне искренне, – обратилась я к присутствующим, – тогда это дорогого стоит. Не слушайте его шоу! Говорите людям правду, которая скрывается за его ложью! И не смейтесь над несчастьями, которые Хейвуд Кении навлекает на других. Сегодня он говорил обо мне и моих близких. Но завтра Кении может взяться за вас и вашу семью.

Люди расступились. Риторика с южным акцентом и немного сумасшедшего блеска в глазах всегда заставят людей расступиться. Я вышла на холодную улицу, гадая, не арестуют ли меня за нападение на национальную медиа‑знаменитость, прежде чем я доберусь до аэропорта. Несколько ошарашенная, я свернула за угол и наткнулась на высокую мускулистую женщину в спортивном костюме.

Люсиль!

– Я приехала в Вашингтон как раз тогда, когда вы уезжали, – объяснила она. – Президент попросил меня присмотреть за вами. Так что я тайком следовала за вами от самой больницы.

– Мне неприятно тебе говорить, но у меня проблемы. Я только что отхлестала яблочным прутом Хейвуда Кении. На публике, при свидетелях.

– Я знаю, – Люсиль взяла меня под руку и махнула в сторону темного седана, стоявшего чуть дальше. – Все это время вас охраняли. Мы предполагали, что вы поедете к Кении. Честно говоря, миссис Джекобс сказала, что готова поспорить на деньги. У нее хороший инстинкт.

– Эдвина – любящая мать и дикая женщина. Так же, как я. Она знает, что по некоторым счетам надо платить.

Еще один агент возник словно из воздуха и распахнул передо мной дверцу. Люсиль втолкнула меня в машину и села рядом.

– Обратно в аэропорт, – приказала она водителю, потом посмотрела на меня. – Президент и миссис Джекобс сказали, что будут лично представлять вас в суде, если против вас будут выдвинуты обвинения в нападении.

– Эдвина это сказала?! До того, как отчистила костюм от гнилого яблочного пюре, или после?

– После. И знаете, Хаш, я, конечно, пристрастна, как ваша будущая невестка, но все‑таки… – Люсиль откашлялась. – Вы только что заняли место рядом с полковником в моем пантеоне героев.

Я покачала головой.

Герои не бывают такими одинокими.

Глава 20

Я проснулся с чувством, что у меня внутри что‑то изменилось. И не только потому, что мне заштопали легкие и порванные артерии. Нет, произошло что‑то более серьезное. Я ощутил странную легкость.

Полусонный, я поднял левую руку и посмотрел, что колет мне ладонь. Я моргнул несколько раз, пытаясь сфокусировать взгляд, и наконец разглядел маленькое деревянное распятие, свисающее с моей руки на золотой цепочке. Только один человек мог вырезать святую вещь из обыкновенного дерева.

– Хаш! – хрипло произнес я и попытался сесть.

– Она уехала домой. Хаш не знала, нужна ли она тебе, захочешь ли ты видеть ее здесь.

Это был голос Ала. Он положил руку мне на плечо, пытаясь удержать от резких движений, потом сел на стул рядом с кроватью. Я был таким слабым, что без возражений снова опустился на подушку. Захочу ли я видеть ее? Нужна ли она мне? Я не мог выразить словами, насколько сильно нуждаюсь в ней!