— Так это у вас хоспис?

Женщина пожала плечами:

— А как вы думали, куда вы пришли, дорогая?

Сьюзен тоже пожала плечами:

— Откуда мне знать? Снаружи этот дом выглядел так необычно. Он, похоже, очень старый, будто принадлежит прошлому, а не будущему.

— Смерть — это тоже своего рода переход в прошлое, — ответила женщина. — Ей сопутствуют воспоминания о местах, где человек побывал прежде. И стремление оценить случившееся за всю жизнь. — Она вздохнула. — Это становится с каждым годом трудней и трудней.

— Что именно? — не поняла Сьюзен.

— Умереть в согласии с самим собой. Умереть, испытывая удовлетворение от прожитой жизни. Умереть достойно, сохранив любовь и уважение. В наши дни люди все больше умирают как-то неправильно. — Женщина покачала головой и снова вздохнула. — Смерть теперь выглядит какой-то поспешной и трудной, — добавила она. — Какой-то неблагородной. Если, конечно, умирающий не попадает к нам. Мы делаем ее… Ну, вроде как более тихой и спокойной, что ли.

Сьюзен, к своему удивлению, обнаружила, что готова с этим согласиться.

— Похоже, вы правы, — произнесла она.

Женщина опять улыбнулась:

— Может, вы хотели бы пройти и осмотреть весь дом? У нас сейчас всего двое пациентов. Так что свободные места имеются. А к вечеру освободится еще одно. — Женщина кивнула в сторону доносящихся издалека звуков музыки. — Пасторальная симфония. [69]Но Бранденбургские концерты [70]в таких случаях ничем не хуже. А на прошлой неделе у нас была одна женщина, которая постоянно слушала Кросби, Стиллса и Нэша. [71]Вы их помните? Они пели задолго до того, как вы стали слушать музыку. Рокеры прежних времен, шестидесятых и семидесятых годов. Сюита «Голубоглазая Джуди», «Южный крест» — это у них было самое популярное. Когда она их слушала, всегда улыбалась.

— Не хотелось бы никого беспокоить, — сказала Сьюзен.

— Тогда не хотели бы вы провести у нас еще какое-то время? Например, посмотреть какие-нибудь фильмы? У нас сегодня будут показывать комедии с участием братьев Маркс.

Сьюзен отрицательно покачала головой.

Похоже, сидящая за стойкой женщина никуда не спешила.

— Как пожелаете, — сказала она. — Кстати, у вас действительно никто не…

— Моя мать умирает! — выпалила Сьюзен.

Женщина за стойкой медленно кивнула. На какое-то время они замолчали.

— У нее рак, — добавила Сьюзен.

Снова молчание.

— Неоперабельный. Химиотерапия не слишком-то помогает. У нее была недолгая ремиссия, но теперь болезнь вернулась и медленно ее убивает.

Женщина ничего не сказала.

Сьюзен почувствовала, как слезы начинают наворачиваться на глаза. У нее засосало под ложечкой: возникло такое чувство, будто внутренности сжимает некая огромная клешня.

— Я не хочу, чтобы она умирала, — выдавила из себя Сьюзен. — Мы с ней никогда не разлучались, и, кроме нее, у меня никого нет. Разве только один брат, но он живет далеко отсюда. Я останусь одна…

— Ну, так что же?

— Я этого боюсь. Мы всегда были рядом друг с другом, а теперь мы больше не… — Сьюзен в растерянности стояла перед конторкой, испытывая жуткую неловкость.

Женщина указала рукой на стул, и Сьюзен, немного поколебавшись, уселась на него, после чего, вздохнув, окончательно расплакалась. Несколько минут она безутешно рыдала, в то время как женщина с прической, напоминающей о последствиях удара электротоком, ждала, когда она успокоится, держа в руке пачку с бумажными носовыми платками.

— Не торопитесь, — посоветовала женщина.

— Прошу прощения, — всхлипнула Сьюзен.

— Вам не за что извиняться.

— Вообще-то, я никогда прежде так не распускалась. В смысле, не плакала. Ни разу. Простите.

— Такая крутая? И вы думаете, это важно?

— Нет, я просто… не знаю…

— Теперь все стыдятся показывать свои чувства на людях. Вам когда-либо приходилось ехать домой поздно вечером и думать, что мы все становимся приученными к душевным страданиям и боли? Что наше общество признает не чьи-то внутренние качества, а лишь чьи-то достижения? Только успех и способность быть крутым?

Сьюзен кивнула. Женщина снова улыбнулась. Сьюзен заметила, как уголки ее губ странно изогнулись, но не могла понять, что это означает. Возможно, она умела замечать грусть в каждом проявлении юмора и слезу в каждой смешинке.

— Способность казаться крутой слишком переоценивают. Быть ледышкой и быть сильной — вовсе не одно и то же, — рассудила женщина.

— Когда люди приезжают сюда? — И Сьюзен указала рукой на лестницу.

— Незадолго до самого конца. Иногда за три или даже четыре месяца до ухода из жизни. Но обычно за две-четыре недели. Этого времени как раз достаточно, чтобы обрести покой для своего здешнего, земного «я». Тогда и другое «я», вечное, станет чувствовать себя лучше. Мы рекомендуем нашим подопечным успеть за этот срок уладить все свои земные дела.

— Земные дела?

— Адвокаты и завещания. Недвижимость и прочее наследство. Находясь у нас, люди больше интересуются тем, что смогут оставить в этом мире после того, как их душа переселится в иной мир. Ведь туда с собой не возьмешь никакого добра. Ни акций, ни наличности. Звучит как проповедь, даже против моей воли. Но на самом деле именно так все и обстоит. Ваша мать… Сколько еще осталось?

— Месяцев шесть… Нет, пожалуй, поболее. Около года. Может, немного дольше. Она не любит, когда я беседую об этом с врачами. Говорит, это ее расстраивает. А когда я все-таки вызываю их на разговор, из них трудно выудить прямой и откровенный ответ.

— Возможно, это оттого, что они не доверяют самим себе?

— Думаю, так и есть.

— Наверное, мы хотим точно знать срок своей смерти потому, что считаем ее некой конечной точкой. Но это не так. — Женщина улыбнулась. — Смерть может быть обманчивой и капризной. И жестокой тоже. Но не она управляет нашей жизнью. От нее зависит лишь срок, в который мы из нее уйдем. Поэтому и нужен такой дом, как наш.

— Мать никогда не говорит о том, что должно с ней произойти, — сказала Сьюзен. — И о боли, которую испытывает, тоже. Мне кажется, ей хочется побыть одной. Она желала бы исключить меня из своей жизни, считая, что это должно меня защитить.

— Ох, милочка, не думаю, что это правильно. Смерть лучше всего встречать в кругу тех, кто нам дорог: семьи и друзей. Это большое утешение. Я бы посоветовала вам более настойчиво проявлять свое участие и дать понять вашей матери, что ее уход из жизни вам лучше всего пережить вместе. Что это нужно вам обеим. И, судя по тому, что вы сказали, у вас еще есть время, чтобы это сделать.

— Сделать? Но что именно?

— Наладить отношения с матерью. И помочь ей справиться со всем тем, что сопутствует приближению кончины. Затем, когда срок будет уже совсем близок, поместите ее сюда, и после этого вы вдвоем должны будете пережить все эмоции, которые связаны со смертью. Сказать все, что должно быть сказано. Вспомнить все, о чем следует помнить.

Сьюзен кивнула. Женщина выдвинула ящик, из которого вынула регистрационную карту и тонкую брошюру, напоминающую глянцевый иллюстрированный журнал.

— Здесь вы найдете ответы на многие ваши вопросы, — пояснила она. — Может, есть какие-то особые и важные вещи, которые вашей матери хотелось бы сделать? Или, возможно, имеются какие-то края, куда ей хотелось бы съездить, какие-то места, которые хотелось бы посмотреть? Я бы порекомендовала сделать это теперь же и не откладывая, то есть до того, как она окончательно ослабеет и почувствует себя совсем плохо. Путешествие, знаете ли, перемена мест, новые впечатления — все это способно в значительной степени облегчить уход из жизни.

— Я это запомню, — проговорила Сьюзен и глубоко вздохнула. — Путешествие, перемена мест, новые впечатления. Пока у нее еще есть силы.

— Звучит наподобие восточной мантры, правда? — Женщина слегка усмехнулась.