Сьюзен шагнула и сделала выпад рукой, выбросив ее вперед быстрым, разрезающим воздух движением.

— Нет, никакой не «вжик», — сказала она спокойно, — это было гораздо быстрее.

Диана прикусила губу, но потом все-таки заговорила:

— Подумай, а не заметила ли ты чего-то… Может быть, это убийство на самом деле совсем не то, чем оно тебе показалось на первый взгляд? Может, это и вправду нечто совсем другое? Не обратила ли ты внимание на что-то такое…

— Нет! — отрезала Сьюзен. Потом она помолчала, еще раз воскрешая в памяти сцену в дамской комнате бара. Она вспомнила темно-красную кровь, натекшую под мертвеца, и то, как резко та контрастировала со светлым линолеумом, покрывающим пол в туалете. — Его ограбили, — медленно добавила она. — Во всяком случае, бумажник был раскрыт и лежал на полу рядом с ним. Может, это тянет на твое «что-то»… А еще у него на брюках была расстегнута ширинка.

— Что-то еще?

— Больше ничего не могу вспомнить. Я постаралась там не задерживаться.

Диана крепко задумалась об открытом бумажнике.

— Думаю, нам надо позвонить Джеффри, — решила она. — Он смог бы нам все объяснить.

— Почему? Это моя проблема. Единственное, чего мы добьемся, так это того, что напугаем его. А этого вовсе не нужно делать.

Диана принялась возражать, потом подумала, что это и вправду была не совсем удачная идея. Она посмотрела на дочь, пытаясь угадать, что кроется за этим ее гневным взглядом и непреклонным видом, а затем ощутила подавленность, темную, мрачную тоску, потому что наконец осознала простой факт: все эти долгие годы она была настолько одержима стремлением защитить своих детей физически, что проглядела необходимость защищать их в каком-либо ином смысле. «Сопутствующий ущерб, — сказала она самой себе. — Гроза. Сильный ветер валит дерево, при этом оно падает на высоковольтную линию, провода рвутся и повисают, касаясь мокрого асфальта, покрытого лужами и потому прекрасно проводящего электричество, в результате от удара тока гибнет ничего не подозревающий мужчина, выгуливающий собаку, в то время как небо расчищается от облаков и на нем загораются звезды. То же самое произошло и с моими детьми, — подумала она горько. — Я спасла их от грозы. Но и только».

Сомнение сделало ее голос еще тверже.

— Джеффри — специалист по убийствам, — произнесла она жестко. — По всем их разновидностям. И если нам действительно что-то угрожает — в чем мы на самом деле не до конца уверены, но что может оказаться вполне вероятным, — он имеет полное право об этом знать, потому что его опыт вполне может нам пригодиться.

Сьюзен фыркнула:

— У него есть его собственная жизнь с ее собственными проблемами. Нам следует сперва убедиться, что нам нужна его помощь, и лишь потом ее просить.

Она произнесла это так, будто ставила точку, последнюю и окончательную, подводящую итог всяким спорам, словно ее слова что-то доказывали. Но мать ее по-прежнему считала иначе.

Диане хотелось спорить, но она внезапно почувствовала, как острая боль разрывает внутренности, и она судорожно задышала, чтобы ее утихомирить. Боль была как удар током, от которого напрягались все нервы. Диана дышала и ждала, пока пройдет приступ, и через пару секунд он и в самом деле прошел. Она тут же напомнила себе, что рак, прижившийся у нее внутри, не интересуют ее чувства и что ему уж точно нет дела до ее проблем. В этом смысле ее убийца был антиподом тому, кто напугал ее дочь. Он действовал очень медленно и был омерзительно терпелив. Он мог причинить не меньшую боль, чем человек с острым ножом, но только сам выбирал время. Он предпочитал орудовать не спеша, но обещал смерть столь же верную, как от ножа или выстрела.

У нее закружилась голова, но Диана постаралась взять себя в руки и снова несколько раз глубоко вдохнула, как ныряльщики перед погружением.

— Ну хорошо, — осторожно сказала Диана. — О чем тебе говорит пустой бумажник?

Сьюзен пожала плечами, но, прежде чем она успела что-либо произнести в ответ, ее мать продолжила:

— Вот и твой брат сказал бы тебе, что мы живем в мире, полном насилия, в котором ни у кого нет ни времени, ни желания по-настоящему раскрыватьпреступления. Полиция существует лишь затем, чтобы хоть как-то поддерживать порядок, что они и делают, хотя, на мой взгляд, с излишней жестокостью. И когда совершается преступление, которое можно раскрыть по горячим следам и тут же наказать преступника, они это делают, помогая телеге правосудия хоть как-то двигаться по ухабам жизни. Но чаще всего, за исключением разве что случаев, когда жертвой оказывается важная персона, преступление предпочитают либо проигнорировать, либо списать на царящее в стране беззаконие. А убийство в женском туалете какого-то полупьяного, сексуально озабоченного младшего клерка едва ли тянет до уровня политического. Теперь представим себе на минутку, что им почему-то заинтересовался какой-нибудь полицейский. Что он увидит в первую очередь? Валяющийся на полу пустой бумажник и расстегнутую ширинку. Ага, подумает он, все понятно! Банальное ограбление. И он тут же представит себе, что в этот не слишком дорогой и не слишком приличный бар зашла подзаработать парочка шлюшек, которые взялись парня обслужить, а на самом деле обчистили и прирезали. А может, это сделал их сутенер. И к тому времени, как этот, и без того заваленный работой, детектив наконец поймет, что случай, казавшийся столь очевидным, совсем таковым не является, дело превратится в очередной «глухарь», расследовать который у него не будет никакого желания. Поэтому он положит его в папку и засунет подальше, куда-нибудь в самый низ стопки из сотни других дел. А когда он обнаружит, что в баре не было камеры наблюдения, которая могла бы дать ему видеозапись всех, кто заходил в туалет и выходил из него, то и вовсе поставит на деле крест. Твой брат обязательно рассказал бы тебе о том, что убийца вышел сухим из воды, всего-навсего забрав у того парня наличные и оставив бумажник лежать на полу. Это же проще простого.

Сьюзен выслушала эти рассуждения, затем поколебалась и наконец сказала:

— Я могла бы пойти в полицию.

Диана замахала на нее руками:

— И чем, ты думаешь, это сможет нам помочь, если ты сама прекрасно подходишь на роль подозреваемой в убийстве? Сама подумай. Ну разве можно поверить в твою историю о том, что за тобой кто-то тайно следит? Кто-то, у кого нет ни имени, ни внешности, о котором нам известно лишь по двум таинственным запискам, оставленным неподалеку от нашего дома. И вдруг оказывается, что этот «мистер икс» достаточно проворен для того, чтобы отправить на тот свет любого, кто подойдет к тебе с угрозами. Ну прямо-таки посланец сил зла, приставленный к тебе ангелом-хранителем…

Диана остановилась на полуслове.

Голова опять закружилась, и боль еще раз пронзила тело.

Она медленно, осторожно протянула руку за пузырьком с таблетками, стоящим прямо перед ней на кофейном столике, встряхнула их и высыпала на ладонь две штуки. Она запила оставшимся на дне бутылки глотком горького теплого пива.

Но самую острую боль доставила ей не болезнь, опять заявившая о себе, а последние сказанные ею слова. Посланец сил зла, приставленный к тебе ангелом-хранителем.Она знала лишь одного человека, который соответствовал бы этому определению.

«Но ведь он умер, черт бы его побрал! — едва не выкрикнула она. — Он мертв уже много лет! И мы от него свободны!»

Конечно, эти слова она не произнесла вслух. Однако вызванный ими внезапный страх осел где-то внутри, недалеко от того места, где начинались приступы боли, изнурявшей ее тело.

Тем вечером они ужинали мирно и спокойно, без препирательств о таинственных посланиях или убийстве в баре. И уж конечно, они не вели разговоры о том, какие действия им предпринять. После еды они разошлись по своим комнатам. Сьюзен стояла у изножья постели, понимая, что, несмотря на усталость, не сможет уснуть. Наконец она, дернув плечом, отошла от кровати и села в рабочее кресло перед письменным столом. Потрогала клавиатуру и поняла, что должна немедленно составить новое послание человеку, который, как она думала, ее спас.