— Что-то еще?

— Больше ничего. И это был единственный раз, когда я согласился на внесение в план неутвержденных изменений. Теперь такое вообще не пройдет. Власти штата высылают на стройку инспектора, и тот перед заселением дома обходит его весь с планом в руках. Но это было давно, когда все только еще начиналось и такого жесткого надзора еще не существовало. Все было куда как проще. Хотя, может, он и заплатил парочке инспекторов, откупаясь от них. Я не знаю. Считается, что такое невозможно, однако поговаривают всякое. Ну вот так-то, приятель. Теперь я выложил все, что знаю. Не забудь про свое обещание.

Джеффри повесил трубку и рассеянно подумал о том, не использует ли этот подрядчик при постройке школы некондиционный цемент. Но это его уже не касалось. Он узнал все, что ему было нужно.

Стоящая позади него мать тихо произнесла:

— Джеффри, Сьюзен, смотрите-ка, фотографии!

Они втроем стояли вокруг принтера и смотрели, как из него выползает фотография Джеффри Куртена, сделанная для удостоверения личности. На ней был запечатлен тинейджер, не слишком мелкий, но и не слишком крупный, с глубоко посаженными карими глазами и с вихрастой всклокоченной копной темных волос. На плоском лице выступали острые скулы и выдающийся вперед подбородок, отчасти прикрытый редкой козлиной бородкой, а на губах играла неестественная улыбка, явно показная, ради одного только снимка. Указывались также его домашний адрес и место временного проживания вне пределов Пятьдесят первого штата. В качестве последнего был назван Корнеллский университет в городе Итака, штат Нью-Йорк.

Сьюзен взяла в руки фотографию и принялась внимательно ее рассматривать. Но прежде чем она успела что-нибудь сказать, появилось второе фото. Это была Кэрил Энн Куртен.

Она была стройной, даже, можно сказать, тощей словно скелет, с узким лицом и высокими скулами, которые явно передались от нее сыну. Белокурые волосы были убраны с лица и завязаны на затылке в девчачий хвостик. На носу у нее сидели старомодные очки в тонкой металлической оправе. Ее нельзя было назвать хорошенькой, но и уродиной она тоже не выглядела. Выражение лица у нее было напряженное, в нем читалась какая-то тревога. Она не улыбалась и, в общем, смахивала на секретаршу.

— Кто же ты такая на самом деле? — проговорила Диана, разглядывая ее изображение.

Джеффри взял лист с фотографией у нее из рук и покачал головой:

— Я знаю, кто она. Когда я ездил в Трентон, тамошний адвокат рассказывал мне про нее, но я тогда не придал этому значения. Это та самая женщина, что якобы погибла в штате Восточная Вирджиния двадцать лет назад, вскоре после того, как ее освободили из тамошней тюрьмы. Как глупо с моей стороны было об этом забыть! Какой же я после этого дурак!

Джеффри собирался еще долго продолжать в том же духе, но принтер начал распечатывать третью фотографию, на этот раз Питера Куртена.

Первой на это отреагировала Диана:

— Привет, Джефф. Боже мой, как ты изменился!

Несколько секунд все трое смотрели на фотографию, изучая ее, узнавая какие-то черты и в то же время отмечая новые, совершенно непохожие на то, что подсказывала им память. У него были все те же глаза, смотревшие на них пронизывающим взглядом, тот же лоб, который теперь плавно переходил в обширную лысину, те же подбородок, щеки и уши, тот же овал лица и те же губы, слегка скривившиеся в насмешливой улыбке.

Он выглядел гораздо моложе и энергичнее своих шестидесяти с лишним лет, и это уязвило Диану в самое сердце, заставив ее вспомнить, какой старой развалиной она стала сама и как близка к смерти.

Джеффри опасливо взглянул на фотографию, боясь увидеть на ней самого себя.

Сьюзен глядела на лицо, смотрящее на нее с листа бумаги, и ощущала, как ее душа наполняется гневом и яростью, едва ли поддающимися описанию, потому что в них слились и ее возмущение тем, что натворил этот человек, и все одиночество, все отчаяние, которые она ощущала на протяжении всей жизни. И ей было трудно определить, какое из этих чувств оказалось сильнее. Джеффри повернулся к матери:

— Он сильно изменился?

— Да, — ответила она, кивнув. — Почти каждая его черта изменена. Ровно настолько, чтобы получившееся в результате впечатление от его внешности стало совсем другим. За исключением одних только глаз. Глаза остались прежними.

— Ты бы его узнала?

— Может, да, — ответила она и глубоко вздохнула. — А может, и нет. Скорее всего, ответ должен быть таким: я не уверена. Хочется думать, что узнала бы. Но существует вероятность, что и нет.

— Он не выглядит таким уж злодеем, — проговорила Сьюзен.

— Это обычное дело, — ответил Джеффри. — Было бы очень удобным, если бы на лицах самых плохих из людей отражалось все то зло, которым полна их душа. Но так, увы, не бывает. Они ничем не отличаются от окружающих их обычных граждан. Они заурядны, тихи и неприметны до той самой секунды, когда им придет в голову распорядиться по своему усмотрению вашей жизнью и смертью. Вот тогда-то они и становятся особыми, ни на что не похожими существами. Иногда, впрочем, их истинная натура прорывается наружу, как мы это видели на примере Дэвида Харта в Техасской тюрьме, но обычно ничего подобного не происходит. Они мимикрируют. И возможно, это самое ужасное. То, что эти чудовища кажутся такими похожими на обычных людей.

— Ну что же, брат мой, — произнесла Сьюзен с холодной улыбкой, — спасибо за разъяснительную беседу. А теперь давайте-ка отправимся к нему домой и там его накроем.

— В этом нет необходимости, — возразил Джеффри хриплым голосом. — Мне достаточно сделать один телефонный звонок директору Службы безопасности этого штата, после чего тот вызовет команду сватовцев и те разнесут логово убийцы ко всем чертям. И разорвут на клочки всех, кто в нем окажется. А мы сможем сидеть и наблюдать за происходящим с безопасного расстояния.

Диана взглянула на сына и покачала головой:

— Когда имеешь дело с ним, безопасного расстояния не бывает.

Сьюзен кивнула, соглашаясь с матерью.

— И с чего ты взял, что власти штата способны разрешить нашу проблему к нашему удовлетворению? — спросила она. — Разве каким-либо властям когда-нибудь удавалось сделать нечто подобное?

— Это наша проблема, — вмешалась Диана. — И решать ее предстоит нам. Власти штата здесь ни при чем. Меня даже удивляет, что тебе вообще могла прийти в голову подобная мысль.

Джеффри выглядел обескураженным. Он посмотрел на сестру смущенным взглядом и проговорил:

— Ты недооцениваешь опасность. Ты, черт возьми, не просто недооцениваешь ее, а попросту игнорируешь. Неужели ты не понимаешь, что он может убить нас без колебаний и угрызений совести?

— Думаю, он нас не убьет, — ответила Сьюзен. — Хотя полной уверенности в этом быть, конечно, не может. Но в конце концов, мы же его дети.

Все трое погрузились в молчание. Первой его прервала Сьюзен:

— С каждым из нас он сыграл в некую игру, головоломку, рассчитанную на то, чтобы привести игрока на порог его дома. Мы нашли все ключи и подсказки, требуемые для того, чтобы ее разгадать, поняли каждый ход, заглотили все подброшенные приманки, а теперь, составив вместе все кусочки мозаики, мы знаем, кто он такой, где живет, какая у него семья. И, зайдя так далеко, мы, по-твоему, должны отойти в сторону и предоставить действовать властям штата? Это же просто смешно! Игра была затеяна для всех нас. И мы должны доиграть ее до конца.

Диана кивнула:

— Как вы думаете, не предвидел ли он этот наш разговор?

— Весьма вероятно, — мрачно заметил Джеффри. — Я вас хорошо понимаю и не могу не восхищаться вашей решимостью. Однако что мы выиграем, если откажемся от посторонней помощи? Чего мы этим добьемся?

— Свободы, — ответила Диана.

Джеффри мысленно обвинил мать в неистребимом романтизме, а сестру в излишней импульсивности. Вообще-то, сами по себе эти качества ему импонировали. Но его родные воспринимали сложившуюся ситуацию в абстрактном, идеализированном виде, явно не отдавая себе полного отчета, какими незаурядными возможностями обладает прежний Джеффри Митчелл, он же нынешний Питер Куртен. Клейтон знал, что куда глубже, чем они, понимает своего отца и потому способен лучше представить себе, до какой степени этот человек страшен.