Они долго стояли обнявшись.

— Не могу поверить, — хрипло прошептал Жак. — Ты цела и невредима, Тедди. Слава Богу. Ты не представляешь, что я пережил.

Он крепче прижал ее к себе. Они опустились на кровать.

— Хочу просто чувствовать, что ты со мной, — вырвалось у него. — Больше мне ничего не нужно.

Жак нежно гладил ее по голове, время от времени вытирая с ее лица слезы.

— Если бы ты погибла, я бы тоже не стал жить, — шепнул он.

— Мне так тебя не хватало, — сквозь рыдания проговорила Тедди.

— Я тоже не находил себе места.

— А Джамайка говорит, что я все выдумала.

— Тедди, родная, никому не верь. Ты ничего не выдумала. Вот я, рядом с тобой, живой, настоящий.

Жак сорвал с себя одежду; Тедди всем своим существом устремилась ему навстречу, осязая упругую плотность его мышц. Сейчас в целом мире остались только они двое. Их тела двигались в такт. Волны наслаждения захлестнули их почти одновременно.

— Боже мой, ведь я мог тебя потерять, — сказал Жак, уткнувшись ей в плечо. — В Аргентине… Тедди, я никому не рассказывал… машина, на которой я выехал на трассу, потерпела аварию. Это был шок. Мне всегда казалось, что со мной такого не может быть. Я чудом не сгорел заживо. Потом я уговорил товарищей по команде и наших соперников держать язык за зубами, но боюсь, что эта история все-таки просочится в газеты.

— О Жак, — выдавила Тедди.

— Раньше я считал, что гонки — моя судьба. Теперь у меня не осталось такой уверенности. Может быть, надо попробовать себя в другом деле.

Тедди понимала, как трудно далось ему это признание.

В предрассветных сумерках она испытала незнакомое ощущение надежности и покоя. Предчувствие не обмануло: Жак полюбил ее, пусть даже он сам себе в этом еще не признался.

Любовь пришла к ним обоим. Что же дальше?

Жак держал в объятиях задремавшую Тедди. Прислушиваясь к ее ровному дыханию, он не мог отделаться от страшных мыслей.

Выходит, Никки Скурос — убийца? Неужели он нанял киллера? С него станется. А может быть, убийства организовал совсем другой человек? Кто станет следующей жертвой? Кому выгодно затянуть петлю вокруг княжеской семьи? Загнать Генриха в угол? Вынудить его ослабить государственную политику? Или даже отречься от престола? Но в чью пользу? Остается предположить одно…

— Жак, не могу поверить, что ты здесь, — сквозь сон шепнула Тедди.

Он улыбнулся и осторожно поцеловал ее. Было уже десять часов.

Тедди натянула трикотажный джемпер и расчесала волосы. В утреннем свете ее загорелая кожа излучала золотистый блеск.

— Сегодня ты отдохнешь в отеле, — распорядился Жак, — а я пойду в полицию, мне надо кое-что выяснить.

— Без меня ты никуда не пойдешь, — сказала Тедди, продолжая одеваться. — Это Америка, Жак. Здесь женщины не прячутся за мужскую спину.

В полиции их встретили более чем сдержанно, но Жак связался с госдепартаментом в Вашингтоне и, используя дипломатические каналы, добился своего. Им даже разрешили взглянуть на фотографии разрушенного взрывом гаража Омара Фаида. Тедди содрогнулась при виде этих снимков.

— Муньос тоже погиб от взрыва пластиковой бомбы, ваше высочество, — сказал лейтенант Пирсэнт, переводя взгляд с Жака на Тедди и обратно. — В обоих случаях поработали профессионалы — они действовали наверняка.

— Понимаю.

— Как вы считаете, кому было бы выгодно убрать их обоих — сперва Фаида, а затем Тедди Уорнер?

— Не имею представления.

— Вот хреновина… Ох, прошу прощения, ваше высочество, и у вас тоже, мисс. — По долгу службы полицейский детектив прежде общался с людьми совершенно иного склада. — Но должна же быть причина. Как я понимаю, судьба свела их на этой чертовой посудине, на яхте «Олимпия», так?

— Выходит, что так.

— Мне нужно допросить Скуроса.

— Могу дать вам номер телефона, по которому вы сможете с ним связаться. Впрочем, не думаю, чтобы он пошел вам навстречу — ведь он не американский подданный, — усомнился Жак.

— А «Интерпол» на что?

Жак попросил разрешения позвонить. Пирсэнт жестом указал на пустой кабинет, где стоял телефонный аппарат. Через пару минут Жак уже разговаривал с князем Генрихом.

— Отец, у меня дурные вести. Мне необходимо с тобой поговорить. Кто-то пытался убить Тедди Уорнер.

— Sacristi [13]!— вскричал Генрих. — Боже милостивый!

— Как ты себя чувствуешь? — встревожился Жак, слыша, что отец закашлялся. — У тебя хватит сил выслушать эти известия?

— Да, да, не сомневайся.

Жак рассказал отцу всю правду.

— Так или иначе концы сходятся к Никки Скуросу, — подытожил он. — У меня не осталось никаких сомнений. И Тедди, и Омар были на его яхте. Хьюстон Уорнер — тоже. Пойми, на борту произошло нечто такое, что касалось всех троих. Как по-твоему, что это могло быть?

Князь Генрих долго молчал. Жак даже подумал, что связь прервалась.

— Жак, — с трудом произнес князь после тягостной паузы. — Это настоящая трагедия.

— Еще бы! Тедди чудом осталась в живых. Трое погибли. Отец, тебе что-нибудь известно?

— Не могу с уверенностью сказать.

— Важны любые сведения, — умолял Жак, — даже самые незначительные. Что объединяло этих людей? Случайности быть не могло.

Генрих прочистил горло.

— В тот вечер я, вопреки обыкновению, позволил себе выпить вина, — сказал он. — Едва ли смогу воспроизвести все в деталях. Я был крайне огорчен… Разговор зашел о государственных делах, о том, что в недрах монархии зреет предательство. Имен я не называл. Ну, может быть, за исключением одного или двух. Я подозревал, что некто берет взятки за незаконную продажу недвижимости и создание оффшорных корпораций, но доказательств у меня не было.

Жак нетерпеливо покачал головой:

— Ну, хорошо, ты назвал какое-то имя. Что за этим последовало?

— Я сидел за карточным столом напротив Хьюстона Уорнера — он был моим партнером; мы играли против Фаида и Никки Скуроса. Кстати, все пили вино. Но Тедди Уорнер поблизости не было. Возможно, она один раз прошла мимо. Но теперь я ни в чем не уверен.

Жаку показалось, что на него давит невыносимая тяжесть.

— Отец, я давно подозревал Никки Скуроса. Но почему ты никогда не рассказывал мне про этого министра?

— Потому что за государство пока еще отвечаю я, а не ты, — ответил Генрих. — Мы идем с этим человеком бок о бок вот уже четверть века. Я не имею права погубить его одним неосторожным словом.

— Это Анатоль Бретон? — Голос Жака зазвенел.

— Он мой друг, — сказал Генрих.

— Он твой враг! Он предатель! — взорвался Жак. — Отец, я решил пропустить завтрашний этап. Дело слишком серьезное. Сегодня же вылечу домой и займусь им вплотную. Ты проявил излишнюю снисходительность; теперь нашей стране грозит опасность. — В его тоне звучало осуждение.

— Я люблю Косту, — медленно произнес Генрих. — Я готов отдать за нее жизнь.

— Ты не одинок, — сказал Жак.

Защелкали вспышки фотокамер. Все головы повернулись ко входу. В дверях банкетного зала появились обе принцессы: Кристина в открытом платье из красного шифона и Габи в желтом вечернем костюме, с причудливым золотым ожерельем на шее.

Издательский банкет был устроен в ресторане «Ле Шантильи». Здесь присутствовали видные литераторы и самые авторитетные редакторы издательства «Даблдей». В числе приглашенных был и Кенни Лейн со своими неразлучными друзьями: Сидом и Мерседес Басс и Альфредом Таубменом с супругой.

Организатором банкета выступила Бетти Прэшкер, главный редактор издательства «Краун». Ей принадлежала идея заключить договор с Габриеллой на публикацию книги о секретах ювелирного мастерства. Рассекая толпу, Бетти величаво плыла к дверям, чтобы встретить принцесс. Она участливо осведомилась о здоровье князя Генриха, с которым была лично знакома.