— Ох, как ты его боишься! — выходила из себя Кристина. — А мне не страшно. Для нас он в первую очередь не князь, а отец. Что он мне сделает? Запрет в башне, чтобы я к сорока годам превратилась в седую старушонку?
Габи невольно улыбнулась:
— Почему же непременно в седую старушонку? Может быть, в Спящую Красавицу. А потом явится Прекрасный Принц и спасет тебя из заточения.
Кристина отмахнулась:
— Я знаю только одного «прекрасного принца», но к тому времени как мне исполнится сорок, ему уже будет за семьдесят. Вряд ли у него хватит сил вскарабкаться на башню.
— Кто же это? — насторожилась Габи.
— Не спрашивай. Помни, что я замужняя дама. — Она с усмешкой погладила округлившийся живот. — До такой степени замужняя, что дальше некуда.
В медицинском центре «Королевский госпиталь» завершился ремонт, но вдоль южного фасада еще тянулись строительные леса. Рабочие с пескоструйными аппаратами чистили древние каменные стены.
Проходя мимо журнального киоска, принц Жак заметил в витрине свежий номер «Спортс иллюстрейтед» с портретом Тедди Уорнер на обложке. Он невольно замедлил шаги.
Тедди.Ее фотографии не сходили со страниц газет и журналов, и всякий раз ему казалось, что он получил удар из-за угла До него дошли слухи о ее романе с Огги Штеклером. Чем привлек ее этот самовлюбленный скандалист? Разве что своей внешностью, сказал себе Жак, — этого у него не отнимешь.
Даже Филиппа — для окружающих леди Филиппа — заметила, что Тедди не выходит у него из головы, и не раз пыталась завести о ней разговор, называя ее не иначе как «эта нескладная теннисистка».
— Почему же «нескладная»? — вступился за нее Жак. — Будь объективна, Филиппа. Многие спортсменки действительно состоят из одних мускулов, но Тедди на редкость женственна. В Уимблдоне ей не было равных.
— Я вижу, ты ею не на шутку увлечен, — с укором отметила Филиппа.
— Нет, это не так.
— Хотелось бы верить.
Сейчас он спешил в детский ожоговый центр, созданный по его инициативе.
— Хочешь прокатиться со мной в гоночном автомобиле? Тогда слушайся докторов, чтобы скорее поправиться.
У Жака сжималось сердце. Он присел возле кресла-каталки, глядя на восьмилетнего Дидье, забинтованного так, что были видны только глаза. В доме его родителей произошел взрыв газа, и ребенок получил тяжелейшие ожоги.
— Хочу, — еле слышно прошептал мальчуган.
— Держись, малыш, — ободряюще улыбнулся Жак. — Я буду тебя навещать. Принесу тебе фотографии нового «феррари», на котором мы с тобой поедем кататься.
Ребенок кивнул. Жак поставил на тумбочку масштабную модель «феррари» размером со спичечный коробок.
— Это тебе, Дидье.
Жак выпрямился. У него щипало глаза. Сегодня он побеседовал с каждым из тридцати маленьких пациентов.
— Ваше высочество, не знаю, как вас благодарить, — говорила пожилая медсестра, провожая его к выходу.
— Что ждет этого мальчика по имени Дидье?
— Повреждения очень серьезны, — неохотно ответила медсестра. — Лицо будет обезображено.
Жак сказал ей, что вызовет из Соединенных Штатов бригаду специалистов по пластической хирургии. Женщина кивнула:
— Ваше высочество, каждое ваше посещение — настоящий праздник для этих детей. Еще бы: они чувствуют, что о них заботится сам принц. Это запомнится им на всю жизнь.
Жак не нашелся что ответить. Он вовсе не стремился снискать чьи-то лестные замечания или похвалу отца, хотя князь не первый год просил его не пренебрегать официальным представительством. Посещение больниц требовало напряжения всех душевных сил, но с тех пор как Жак помог маленькой дочке знакомого гонщика, он не мог безучастно смотреть на страдания детей.
Шагая к стоянке, где был оставлен его мотоцикл, Жак размышлял о возможных источниках финансирования своих медицинских программ. Он рассчитывал на помощь сестер.
Другим возможным источником оставалась леди Филиппа, чье состояние увеличивалось буквально с каждым днем. Жак взглянул на часы. Ровно в четыре ему предстояло лететь в Лондон.
Габи с Кристиной помирились. Они сидели за завтраком на открытой веранде и обсуждали программу благотворительного концерта, который собирались организовать по просьбе Жака для сбора средств на модернизацию ожогового центра.
Они уже заручились согласием группы «Нью кидз он зе блок»; предварительные подтверждения прислали Бонни Рейтт, Смоуки Робинсон и Натали Коул. Бродвейская певица Валентина сразу же дала положительный ответ. Теперь сестры хотели созвониться с агентом Джонни Коутса, английского рок-певца, которого называли наследником Рода Стюарта.
— По-моему, все складывается замечательно, — сказала Габи.
Но Кристина почему-то сникла. В мыслях она была далеко от дома. Ей хотелось перенестись на съемочную площадку. Даже короткие пробы в Голливуде показали, на что она способна. Она поверила в свои силы.
— Завтра попрошу секретаря навести необходимые справки и пригласить для меня педагога по актерскому мастерству, — как бы между прочим сообщила она. — Лучше всего, конечно, из Калифорнии. Я бы поселила его в отеле «Касабланка».
— Педагога по сценическому мастерству? В твоем положении? О чем ты думаешь, Кристина? — ужаснулась Габриелла.
— Только отцу не говори, — взмолилась Кристина. — Габи, если я этого не сделаю, я просто лопну!
В легкой дымке мартовского тумана камни на мостовых Порт-Луи стали влажными и скользкими.
Кристина никак не могла найти для себя удобную позу в просторном салоне «роллс-ройса». Она ездила на примерку платья для благотворительного концерта. Пена кружев и шифона должна была скрыть ее беременность. Кристина передвигалась из последних сил. Врачи сказали, что ребенок появится на свет недели через две, а то и раньше. Отец настойчиво предлагал ей остаться дома, но Кристина не хотела подводить Жака.
— Выпить бы сейчас, — уныло промямлил Жан-Люк, которому пришлось битый час дожидаться жену в ателье мадам Ормонт.
— У тебя одно на уме, — отмахнулась Кристина и тихо охнула.
Жан-Люк ничего не заметил. Он глазел на молоденькую девушку в мини-юбке, поравнявшуюся с их машиной.
— Кажется… О Господи… Жан-Люк!
Он повернулся к жене и прочел в ее глазах выражение ужаса.
— Как же так? Ты сказала, что через две недели. Еще не время!
Смех Кристины перешел в низкий стон.
— Оказывается, самое время.
Жан-Люк пять часов слонялся по больничной комнате отдыха для особо важных персон. Он то заговаривал с молодой женщиной-врачом, то присаживался к телевизору. Выпить так и не удалось; он совершенно изнемог.
В комнату торопливо вошел врач в зеленом халате и шапочке. Он спешил сообщить, что молодая мать и новорожденный младенец чувствуют себя хорошо.
Кристина родила девочку. Жан-Люк втайне надеялся на сына. Ну, ничего, может, в следующий раз будет мальчик. Если удастся уломать жену. Но он сильно опасался, что после рождения первенца их супружество и вовсе пойдет прахом.
Его пригласили пройти в палату.
— Думаю, надо назвать малышку Николеттой — в честь моей матери, — начал он.
Кристина посмотрела на него, как на сумасшедшего:
— У моей девочки уже есть имя: принцесса Шарлен-Лиссе.
Жан-Люк не стал спорить. Он разглядывал свою новорожденную дочь, весом в три килограмма с небольшим. Такая малютка, но подвижная, глаза синие, на голове смешной светлый хохолок, брови вопросительно подняты вверх.
— Какая красивая, — выдохнула Кристина. — Даже не верится.
— Совсем как ты. — Жан-Люк склонился над кроватью, поглаживая пальцем крошечный детский кулачок. — Кристина, не сердись, я не смог быть с тобой рядом… Просто я не переношу… ну, всех этих женских дел.
— Жан-Люк! — Кристина смотрела на мужа с нескрываемым презрением. — Надеюсь, отныне ничто не будет напоминать мне о нашем браке, кроме малышки Шарлен. А теперь мне нужно отдохнуть. Я очень устала.