Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Бортник поэтому с готовностью встретил предложение Питера. А Марджери под воздействием своего возлюбленного отказалась от доброй половины своих возражений против его доводов и была отчасти побеждена еще до того, как бортник получил подкрепление в виде предложения Питера. Побудительные мотивы Питера были так завуалированы, что ни один из троих не мог их разгадать. Боден, правда, строил кое-какие догадки, которые были не так уж далеки от истины. Он предположил, что таинственный вождь, хорошо относясь к Марджери, хочет как можно надежнее обезопасить ее от попадания в индейский вигвам, а что, как не женитьба, защитит ее наилучшим образом? Это не совсем точно совпадало с мыслью Питера, но соответствовало его намерениям. Он стремился спасти жизнь девушке, которая вниманием к нему и мягкой женственностью расположила его к себе, а лучшим средством для этого явилось бы бракосочетание с великим знахарем — бортником. Судя по себе самому, Питер сомневался, чтобы индейцы, осуществляя свой великий план мести бледнолицым, осмелились тронуть колдуна такой силы, как Бурдон; со своей стороны великий вождь не возражал бы, чтобы Бурдон избежал возмездия, лишь бы с ним целой и невредимой ушла Марджери. Последнее играло главную роль в его рассуждениях, ибо насчет магических способностей бортника у Питера не было полной ясности — составляют они опасность для краснокожих или нет. Человек невежественный, он мог лишь мучиться сомнениями и теряться в догадках. Он видел проявление чар Бурдона своими глазами, но словно сквозь стекло, смутно.

Марджери хотела оттянуть церемонию, по крайней мере так, чтобы на ней могли присутствовать ее брат с женой. Но Бурдону это не понравилось: а вдруг, подумал он, Гершом станет возражать против скоропалительной церемонии бракосочетания, опасаясь, что, как только брак отдалит от него сестру, Бурдон, лишенный такого важного стимула, как освобождение любимой, не будет печься о спасении остальных с прежним рвением. Возможно, эта мысль и была несправедливой, но она пришла Бурдону в голову, и он обрадовался, когда миссионер испросил разрешения произвести брачный обряд, не откладывая в долгий ящик, тут же на месте.

В Америке бракосочетание совершается без особых церемоний, в очень многих случаях вообще без участия священнослужителя. А если все же венчание происходит по церковному ритуалу, то у большинства сект кольца отсутствуют, отец не отдает невесту жениху и не исполняются многие другие обряды, которые Церковь свято блюла в старину. Поэтому ничто не мешало пастору соединить влюбленных узами брака, и после довольно длительных уговоров Марджери наконец согласилась дать обет верности своему избраннику не сходя с места. Марджери очень хотела бы, чтобы рядом стояла Дороти — женщины любят в такие важные минуты жизни иметь опору в лице представительницы своего пола, но подчинилась необходимости немедленно совершить «процедуру», как выражались миссионер и бортник.

Лучше алтаря было не сыскать во всем этом огромном краю, ибо он был сотворен самой природой. Бурдон и его хорошенькая невеста встали перед ним, исполнившись торжественностью момента. Милый миссионер стоял в тени голубого дубаnote 147, в самом центре этих прогалин, так напоминавших парк, где все дышало свежестью, красотой и радостью. Травяной покров, короткий и ярко-зеленый, не уступал самому ухоженному газону. Вокруг благоухали цветы — скромные и нежные, как сама невеста. Между рядами деревьев открывались великолепные виды, словно принадлежащие кисти художника, которого пригласила себе в помощь госпожа природа, создавая пейзаж. Под балдахином, которым служили ветви деревьев и бездонный свод небес поверх них, врачующиеся, а вслед за ними и миссионер с достопочтенным капралом преклонили в молитве колена на зеленый ковер. Вот в такой обстановке на изумительных прогалинах в дубровах получили благословение на брак Марджери Уоринг и бортник. Ни один готический храм с его вычурными приделами и покрытыми орнаментом колоннами не был бы и наполовину так хорош для бракосочетания такой пары.

ГЛАВА XXII

У дикаря угрюмый вид,

Он исповеднику грозит:

Ковезас — ковезас — тавич — вессассин,

Пусть мой отец следит, где Борназин;

Ведь сердце женщины в его груди дрожит,

Мое же сердце тверже, чем гранит.

Уитьер

Давайте покинем сейчас молодоженов на пути к дому и возвратимся в Круглую прерию. Бывалый наблюдатель подобных зрелищ без труда обнаружил бы в поведении вождей признаки того, что они лишены единодушия и полны сомнений, хотя обсуждение еще не начиналось. Питер, по своему обыкновению, держался как признанный авторитет, не брезгуя ничем, что подтверждало его влияние. Весьма возможно, что его старания подстегивались деликатностью ситуации — ему предстояло отречься от многого из того, за что он прежде так горячо ратовал.

А вот Унгкве выглядел так, словно ничто его особенно не тревожило. Все его существо выражало полную безмятежность: он был уверен, что победу ему принесет мощный взрыв красноречия, внезапно снисходящего на него в тех случаях, когда он вынашивает в душе какой-нибудь злой замысел.

Мы не станем вдаваться в подробности и рассказывать, как вожди сходились. Совет происходил на самом краю прерии, где она переходит уже в прелестную прогалину, так что глаз мог наслаждаться видом этой бесплодной естественной лужайки, а тело — тенью от деревьев. В круге сидели только вожди, а «храбрецы» и молодые воины расположились все вместе неподалеку, так чтобы до них долетало каждое слово. После того как трубка была раскурена и все прочие обычаи соблюдены, поднялся первый оратор — Медвежий Окорок.

— Братья, — сказал он, — нас призвали в Круглую прерию для участия в Великом Совете. Мы и раньше встречались, но не здесь. Здесь мы собрались впервые. Чтобы попасть сюда, мы проделали длинный путь. Но некоторые из наших собратьев проделали еще более длинный путь. Они сейчас в Детройте. И там они для того, чтобы встретиться с нашим Великим Отцом в Канаде и взять скальпы янки. Сколько они взяли скальпов — мне неведомо, иначе я бы вам сказал. Мне нравится считать скальпы янки. По мне, лучше считать скальпы янки, чем скальпы краснокожих. Осталось еще очень много скальпов янки. Янки много, и у каждого янки есть скальп. А лучше бы их было поменьше. Когда бизоны приходили слишком большими стадами, наши отцы собирались вместе и охотились на них. Их сыны должны поступать так же. Ведь мы сыны своих отцов. Они говорят, что мы похожи на них, говорим как они, живем как они, так давайте же и поступать будем как они. Я кончил, пусть скажет другой.

После этой краткой речи, несколько напоминавшей вступительное слово председателя на собрании в цивилизованном обществе, некоторое время все молча курили, ожидая, что следующим возьмет слово Питер. Но этого не произошло, и Воронье Перо, желая дать великому вождю собраться с мыслями, решил заполнить паузу. Он был больше воин, чем оратор, слушали его с большим уважением, вызванным, однако, не столько его словами, сколько деяниями. В его речи, разумеется, было много самовосхваления, присущего индейцам.

— Мой брат говорил вам о янки, — начал он. — Их много, сказал мой брат. Лучше бы их было поменьше, сказал он. Он не вспомнил о тех, кто сидит рядом с ним. А может, он не знает, что с последней луны янки стало на три человека меньше. Воронье Перо взял в Чикаго три скальпа. Там взяли много скальпов. Янки, должно быть, больше, чем бизонов в Великих прериях, если они теряют столько скальпов, а посылают все новых воинов. Я — потаватоми. Мои братья знают это племя. Это племя не евреев, это племя индеев. Это великое племя. Оно никогда не было потерянным. Оно не может потеряться. Нет другого племени, которое так же хорошо знало бы все тропы, все ходы и выходы, все дороги к любой точке, куда надо пройти. Глупо говорить, что можно потерять потаватоми. Я не говорю об оттава, я говорю о потаватоми. Мы не евреи. Мы не хотим быть евреями. А раз не хотим, то и не будем. Ошибается наш отец, который шел так далеко, чтобы сказать нам, что мы евреи, а не индеи. Я никогда раньше не слышал об этих евреях. И я не хочу больше слышать о них. Если человеку надоедает слушать, он не будет держать уши открытыми. Тогда говорящему оратору лучше сесть на свое место. Потаватоми закрыли свои уши для речей великого пастора и знахаря бледнолицых. Может, его слова и правда для других племен, но для потаватоми это не правда. Мы не потерялись; мы не евреи. Я сказал.

вернуться

Note147

Голубой дуб — местное название дуба крупноплодного (Quercus macrocarpa).

78
{"b":"16146","o":1}