Но никакие описания не могут сравниться с рассказами самих несчастных. Мы находим их в письмах, тайно переправленных домой, или в дневниках, впоследствии опубликованных сбежавшими или выкупленными рабами. Письмо Томаса Свита – лишь одно из множества жалобных воззваний, постоянно приходивших в Европу. Оно так типично и трогательно, что приводится здесь полностью.

«Дорогие друзья.

Прошло уже около шести лет с тех пор, как я, на мою беду, захваченный янычарами на берберийском побережье, являюсь пленником в Алжире. За это время я неоднократно писал в Лондон – мистеру Саутвуду Ричарду Барнарду с Дакс-плэйс, Ричарду Кугу из Бэнксайда и мистеру Лингеру, галантерейщику в Крукед-лэйн. В свое послание м-ру Саутвуду я вложил письмо для отца, если он жив, и другие письма – моим братьям и друзьям. Мне никто не ответил, и это заставляет думать, что либо письма не дошли, либо все скончались, либо переехали в другие места. Я знаю, что столь добрые христиане, как вы, не оставили бы меня в нынешнем положении. О друзья мои, я снова повторяю вам, что я – несчастный пленник в Алжире. Мой хозяин – некий барон, французский вероотступник. Сам он живет за городом, но сдает меня и другого протестантского пленника, м-ра Ричарда Робинсона из Норфолка, внаем в Алжире. Возможно, нас увезут из города, и в этом случае вам уже никогда не доведется услышать о нас. Вся наша беда в непомерной величине назначенного выкупа – двести пятьдесят фунтов стерлингов. М-р Робинсон также писал своим друзьям, но не получил ответа. Мы так глубоко привязались друг к другу, что просили своих родных и близких заняться нами обоими.

Ах, отец, брат, друзья и знакомые, постарайтесь найти какие-нибудь пути и добыть денег для выкупа. Многие сотни рабов освободились с тех пор, как мы попали сюда, и это вселяло в нас надежду, что мы можем быть следующими, потом опять следующими, но пока что все надежды оставались обманутыми. Мы умоляем вас, ради Господа Христа, употребите все возможные средства к нашему освобождению. В Англии есть благотворительное общество, известное добрыми делами по всему христианскому миру. Отправьте наши адреса этим благородным людям – во имя Христа, ради которого мы страдаем.

Никогда прежде мы так хорошо не понимали значения того псалма, написанного евреями в вавилонском плену: „Увод Вавилона мы сидим и плачем, когда вспоминаем тебя, о Сион“. Так же и мы вспоминаем тебя, о Англия. О добрые друзья, мы надеемся, что эти вздохи дойдут до ваших ушей и вызовут жалость и сострадание.

Нам рассказали, что в Лондоне живет торговец, некто мистер Стеннер из Сент-Мэри-Экс; он или его агенты могут указать вам скорейший путь для нашего выкупа. Не отказывайте нам хотя бы в своих молитвах, если уж не можете сделать ничего большего. Было бы таким утешением получить весточку от друзей. Лондонская почта переправляет письма во все части света, и вы можете, если захотите, дать нам знать о себе в течение месяца или шести недель. Пусть Господь направит ваши мысли по пути милосердия и укрепит наши веру и терпение.

Ваш достойный жалости друг и брат во Христе Томас Свит, Берберия, 29 сентября 1646 года».

К сожалению, ни один список выкупленных рабов не содержит имен Томаса Свита и Ричарда Робинсона. Вероятно, их, как они и боялись, отправили в глубь страны, откуда не возвращался ни один раб.

Несмотря на строгую охрану, некоторым рабам удавалось бежать. Истории этих побегов всегда являются цепью невероятнейших приключений.

Одно из таких повествований – небольшая книжка, изданная в 1675 году. Она озаглавлена: «Эбенезер, или Небольшой памятник Великому Милосердию, написанный мною, Уильямом Окли». Автор предваряет свой рассказ длинным аллегорическим стихотворением, начинающимся словами: «Сей автор никогда не печатался прежде и (приятно это или нет) никогда не будет впредь».

Вест-Индия, 1636

Впрочем, надо признать, что м-р Окли излагает свой рассказ весьма профессионально. Это произошло в июне 1638 года, когда «Мери» покинула порт, направляясь к острову Нью-Провиденс в Вест-Индии. Судно было вооружено шестью пушками. Груз состоял из холста и сукна, на борту находилось шестьдесят человек, включая пассажиров. Начало путешествия складывалось неблагоприятно. В течение пяти недель «Мери» простояла в Даунсе, пережидая непогоду. Возле острова Уайт обнаружилось, что «все наше пиво прокисло, нам пришлось вылить его за борт и взять уксус, чтобы мешать его с водой во время плавания». Затем произошла новая неприятность: «Мери» села на мель, и лишь с огромным трудом команде удалось вывести корабль на глубоководье. «Эти обстоятельства, – замечает автор, – казавшиеся случайными помехами, в действительности являлись указаниями свыше, предвещавшими нам в будущем великие беды».

Ради большей безопасности «Мери» продолжила плавание, объединившись с двумя другими торговыми судами. Но даже эта предосторожность не помогла. Через неделю путешественники встретили три алжирских военных корабля. После короткого яростного боя, потеряв убитыми несколько человек, англичане попали в плен. Пять недель их продержали взаперти в трюме, пока пираты курсировали в поисках новой добычи. За это время Окли научился немного говорить по-арабски, предвидя, что его умение сможет пригодиться впоследствии.

Прибыв в Алжир, всех пленников отправили на невольничий рынок, где их «рассортировали» и выставили на продажу. Самую высокую цену назначили за сильных молодых мужчин с крепкими зубами. Особое внимание уделялось рукам: загрубелые, мозолистые ладони указывали, что новый раб привычен к тяжелой работе. Но не меньшим спросом пользовались и обладатели мягких холеных рук, поскольку, скорее всего, являлись родственниками богачей, которые не пожалеют денег на выкуп.

Окли купил мавританский судовладелец. Поначалу хозяин использовал его для кузнечных работ, а затем отправил в пиратский рейд на одном из своих кораблей. Англичанин энергично протестовал, но тщетно. После неудачного плавания хозяин отпустил его на оброк, велев найти какое-нибудь ремесло. Сумма оброка составляла 2 динара в месяц.

Поразмыслив, Окли открыл маленькую лавку, где продавал табак и вино. Вскоре дело начало разрастаться, и он взял помощника – другого невольника, Джона Рэндела, бывшего перчаточника. Рэндел, чьи жена и ребенок находились в плену вместе с ним, начал шить парусиновую одежду, которую охотно покупали.

Прошло четыре года, и Окли заметил, что он, как и другие рабы, привык к неволе. «Мы почти забыли свободу, глупели, становясь бесчувственными к своему рабству; мы склонились под своим бременем, покорно подставляя спины и плечи».

Пленнику особенно не хватало религиозного утешения. Но вскоре он обрел его, благодаря присутствию достопочтенного Деверью Спратта, в прошлом – английского священника, а ныне – такого же раба. «Трижды в неделю этот благочестивый, мирный слуга Господа Иисуса Христа молился с нами и проповедовал нам Слово Божье; наши встречи происходили в подвале, который я снимал. Эти собрания посещали иногда по тридцать-сорок человек, и ни турки, ни мавры никогда не чинили нам каких-либо помех».

Перед отправкой

После нескольких неудачных плаваний хозяин Окли разорился, и его рабы сменили владельцев. Окли купил «серьезный старый джентльмен», который обращался с ним с жалостью и добротой, почти как с родным сыном. Он оказался таким добродушным, что впервые за все время алжирской неволи Окли почувствовал себя счастливым. Но, несмотря на доброту нового хозяина, он по-прежнему жаждал свободы и строил планы побега, беспокоясь, не станет ли это откровенным воровством – удрать со службы человеку, «который купил меня, заплатив немалые деньги, и законно владел мной, как своим собственным имуществом. Теперь я не принадлежал себе, не имел никаких прав на себя». Наконец Окли решил, что «право собственности моего хозяина безнравственно в самой своей основе. Человек слишком благородное создание, чтобы делать его объектом купли-продажи, да и моего согласия ни разу не спрашивали во время всех этих сделок».