— Честное слово, — сказал он, прикладывая к груди здоровенную ручищу, — завтра же у вас будет квартира. Чтоб моей матери родить козла, если я вас обману.

Он занес в блокнотик адрес гостиницы Карла.

— Буду у вас ровно в час, поведу смотреть потрясающие квартиры.

— А утром никак нельзя?

Бевилаква рассыпался в извинениях.

— Пока что я работаю с часу до четырех.

Он рассчитывает, сказал Бевилаква, в дальнейшем работать дольше, и Карл догадался, что квартирными операциями он занимается в перерыв, положенный на обед и сиесту, а так служит за гроши в какой-нибудь канцелярии.

Карл сказал, что будет ждать его ровно в час.

Бевилаква враз посерьезнел — похоже, ушел в свои мысли, — откланялся и удалился, загребая туфлями.

Он появился в гостинице без десяти два, в тесной черной шляпе, с космами, укрощенными бриллиантином, запах которого мигом разнесся по всему вестибюлю. Карл топтался у конторки; когда Бевилаква, как всегда при портфеле, ворвался в гостиницу, он уже простился с надеждой его увидеть.

— Готовы? — переводя дух, спросил он.

— Уже с часу готов, — ответил Карл.

— У меня нет машины — вот почему так получается, — объяснил Бевилаква. — У автобуса спустила шина.

Карл поглядел на него, но он и глазом не моргнул.

— Что ж, пойдем. — Как-никак Карл был исследователем.

— Я могу показать вам три квартиры. — И Бевилаква сообщил адрес первой квартиры — трехкомнатной, с двумя спальнями, всего за пятьдесят тысяч.

В битком набитом автобусе они повисли на поручнях, на каждой остановке итальянец привставал на цыпочки, вертел головой, смотрел, где они. Он дважды спрашивал у Карла, который час, и, когда Карл отвечал, беззвучно шевелил губами: впрочем, вскоре он взбодрился и с улыбкой спросил:

— Что вы думаете о Мэрилин Монро?

— Я как-то мало о ней думал, — сказал Карл.

Бевилаква был явно озадачен.

— Разве вы не ходите в кино?

— Крайне редко.

Итальянец вознес хвалу американскому кино.

— В Италии нам в кино подсовывают нашу жизнь

— можно подумать, мы без них ее не знаем.

И снова замолк. Карл заметил, что он сжимает в кулаке статуэтку горбуна в высокой шляпе и то и дело трет большим пальцем его злополучный горб — по поверью, это должно принести удачу.

Хорошо бы нам обоим, уповал Карл. Беспокойство, тревога никак не оставляли его.

Но по первому адресу — крашенному в рыжий цвет дому за железными воротами — их ждала неудача.

— На третьем этаже? — спросил Карл, с неудовольствием обнаружив, что успел уже здесь побывать.

— Верно. Как вы догадались?

— Я смотрел эту квартиру, — буркнул Карл. И вспомнил, что узнал об этой квартире из объявления. Если Бевилаква черпает свои варианты из газет, им лучше тут же распроститься.

— Почему она вам не подошла? — спросил итальянец, не в силах скрыть своего огорчения.

— Отопление никуда не годится. Гостиная еще обогревается газом, а спальни и вовсе не обогреваются. Они договаривались провести в сентябре паровое отопление, но все сорвалось — поднялись цены на трубы. При двух детях не очень-то хочется зимовать в холодной квартире.

— Олухи, — буркнул Бевилаква. — Привратник говорил, что отопление в полном порядке.

Он сверился со своей бумажонкой.

— Есть квартирка в районе Прати, две отличные спальни плюс большая комната — столовая и гостиная разом. Мало того, в кухне холодильник, совсем как американский.

— О ней помещали объявления в газетах?

— Что вы! Мне о ней сообщил только вчера вечером мой брат, но за нее просят пятьдесят пять тысяч.

— Что ж, во всяком случае, надо ее посмотреть, — сказал Карл.

Перед ними предстал старинный дом, бывшая вилла, разбитая на квартиры. Через улицу раскинулся небольшой парк, где там и сям высились группы сосен. Бевилаква отыскал привратника, и тот повел их наверх, по дороге без устали нахваливая квартиру. И хотя от Карла не укрылось, что на кухне нет горячей воды, а значит, ее придется таскать из ванной, квартира ему понравилась. Но когда он заглянул в хозяйскую спальню, ему бросилась в глаза отсыревшая стена, вдобавок в ноздри шибал неприятный запах.

Привратник кинулся объяснять, что здесь прорвало водопровод, но не пройдет и недели, как его починят.

— Скорее канализацию, если судить по запаху, — сказал Карл.

— Но трубу на этой же неделе обязательно починят, — сказал Бевилаква.

— Нет, при такой вони мне здесь недели не прожить.

— Надо понимать так, что вы не хотите снять эту квартиру? — оскорбился итальянец.

Карл кивнул. Лицо Бевилаквы помертвело. Он высморкался, и они ушли. На улице Бевилаква взял себя в руки.

— Матери родной и то верить нельзя — вот времена настали! Только сегодня утром я звонил привратнику, и он уверял, что дом в полном порядке.

— Не иначе как он над вами подшутил.

— Это не меняет дела. У меня на примете есть исключительная квартира, но нам придется поторопиться.

Карл, больше для очистки совести, осведомился, где она находится.

Итальянец несколько смутился.

— В Париоли, в самом лучшем районе, да вы и без меня это знаете. Вашей жене не придется искать себе друзей — столько там американцев. И японцев, и индусов не меньше — вдруг вам по вкусу смешанное общество.

— В Париоли, — буркнул Карл. — И сколько же просят?

— Каких-то шестьдесят пять тысяч, — потупился Бевилаква.

— Каких-то? И все равно, за такие деньги там сдадут разве что конуру.

— Вот и нет, это очень славная квартирка — новехонькая, с большой супружеской спальней и спаленкой поменьше, при них все, что положено, включая прекрасную кухню. Ну а лично вам очень понравится великолепная лоджия.

— А вы сами-то видели эту квартиру?

— Я говорил с горничной — она уверяет, что владелец квартиры очень хочет ее сдать. Он на следующей неделе уезжает по делам в Турин. Горничная — моя старая знакомая. Она божится, что квартира — лучше не бывает.

Карл задумался. Шестьдесят пять тысяч лир — это примерно сто пять долларов.

— Ладно, — не сразу сказал он. — Давайте посмотрим эту вашу квартиру.

В последнюю минуту они вскочили в трамвай, отыскали два места рядом. На каждой остановке Бевилаква в нетерпении выглядывал в окно. По дороге он рассказал Карлу о своей тяжелой жизни. Он родился восьмым по счету из двенадцати детей, в живых осталось всего пятеро. Ни один из них ни разу не наелся досыта, хотя спагетти они наворачивали ведрами. На одиннадцатом году ему пришлось бросить школу и пойти работать. В войну его дважды ранили — раз американцы, когда наступали, и раз немцы, когда отступали. Отец его погиб во время бомбежки Рима союзниками, в той же бомбежке разворотило могилу его матери на кладбище Верано.

— Англичане, те били прицельно, а американцы швыряли бомбы куда ни попадя. Вам хорошо — вы богатые.

Карл сказал, что очень сожалеет о бомбежках.

— И все равно американцы мне больше нравятся, — продолжал Бевилаква. — Они похожи на итальянцев — у них тоже душа нараспашку. Вот почему я стараюсь им помочь, когда они приезжают сюда. Англичане, про них никогда не знаешь, что у них в душе. Цедят сквозь зубы. — Он помычал сквозь зубы.

По дороге к пьяцца Эуклиде Бевилаква спросил Карла, не найдется ли у него американской сигареты.

— Я не курю, — извиняющимся голосом сказал Карл.

Бевилаква пожал плечами и прибавил шагу.

Он привел Карла в новый дом на виа Аркимеде, вьющейся от подошвы до макушки холма. На ней стояли впритык жилые дома веселых цветов, опоясанные лоджиями. И Карлу пришла в голову мысль, что для него было бы пределом мечтаний поселиться в одном из этих домов. Как пришла, так и ушла, поскольку он тут же ее прогнал.

Они поднялись в лифте на шестой этаж, и горничная, брюнетка с щеками в темном пуху, повела их по чистенькой квартирке.

— За нее действительно просят шестьдесят пять тысяч? — спросил Карл.

Она подтвердила.