Учителя так верят в учеников, а иначе они не могли бы учить. Учителя видят возможное будущее там, где никто не в силах его заметить. И благодаря своей вере они неустанно трудятся — стараются это будущее претворить в жизнь. У многих людей есть такая вера.

Но мне кажется — вы просто верите в мир, в будущее. Грядет время, когда мир обернется к вам своей жестокостью и ужасами, возможно, многие потеряют надежду. Но ваши молодые глаза видят яснее, значит, вам должно глядеть глубже. Храните веру в то, что где-то, как и прежде, есть доброта, красота, радость, любовь. А когда вы их найдете, не забудьте поделиться с другими.

Мне кажется, мир — то самое насиженное яйцо. Старые люди переполнены горечью страдания, они скажут вам, что мир давно прогнил и спасать его уже нет смысла. Но вам надо согреть мир, как птица согревает яйца в гнезде. Согревайте мир, тогда в нем снова проснутся жизнь и любовь. Для молодых, таких, как вы, невероятно важно слушать пение.

Тогда треснет скорлупа старого мира, и из него вылупится новый, ваш мир. Будущее зависит от веры в мир и в самих себя. От вас зависит, будет ли еще слышно пение.

Мне трудно найти верные слова. Просто помните о поэте, слушающем жаворонков. И о проповеднике: вера — это когда слышишь пение птички еще прежде, чем она вылупилась из яйца. От вас зависит, сумеете ли вы сохранить веру… и слушать пение.

Обычно директор заканчивал свои речи шуткой, но сегодня он просто умолк, глядя на море лиц перед собой. Анна подняла на него глаза, ей хотелось закричать: "Я сохраню! Я попытаюсь!". Казалось, все ученики, как один, обещают то же самое. Мистер Апплби улыбнулся, тихо произнес: "Спасибо вам", и собрание закончилось.

Анна выходила из зала вместе со всеми. Ей думалось — вот оно, самое важное открытие, теперь, наконец, понятно, ради чего она живет сегодня и сейчас.

Вечером она пересказала речь директора папе.

— До чего же замечательный человек, — восхитился отец. — А ну-ка, повтори еще разок.

Потом он немного помог ей с французским, а про вязание девочка решила просто не упоминать.

Подъема чувств хватило на несколько дней, но сохранить его было нелегко. Она устала от мыслей о войне, но как от них отделаешься? От тети Тани по-прежнему никаких известий. И на войне, похоже, ничего не происходит. Ровным счетом ничего.

Глава 14

В конце ноября, когда она перестала и беспокоиться, мистер Мак-Нейр, наконец, обнаружил Аннины нелады с алгеброй.

Она сама во всем виновата.

Девочка уже столько раз списывала домашнее задание у Паулы, что перестала считать это жульничеством. Не контрольная же — списал, а тебе хорошую оценку поставили.

Конечно, она ни разу не поднимала руку и не вызывалась отвечать. Мистер Мак-Нейр знал об ее плохом зрении и сам тоже не спрашивал. Сначала, когда он вызывал по списку тех, кому надо идти к доске и перед всем классом объяснять решение задачи, у девочки холодело в животе. Анна не сводила глаз с доски и надеялась, даже молилась, чтобы учитель на нее не обратил внимания. И в конце концов, когда он вызвал других по три, четыре, а то и пять раз, а ее все не трогал, она расслабилась и почувствовала себя в полной безопасности. Он не будет к ней придираться, знает, что она не такая, как все. Чудесный учитель!

В тот пасмурный осенний день я, Анна, привыкшая, что бояться нечего, повернулась к Мэгги и принялась шепотом пересказывать шуточку Франца, услышанную за завтраком. Мэгги от восторга забылась и громко хихикнула. Тут добрый, понимающий, расчудесный мистер Мак-Нейр произнес:

— Анна, пожалуйста, к доске, покажи-ка нам, как решить задачу номер семнадцать.

Девочка ушам своим не верила. Она продолжала сидеть, надеясь, что произошла ошибка, он сейчас вспомнит…

— Анна, ты меня слышишь? — переспросил учитель. — Наверно, слишком занята болтовней с Мэгги, да?

Теперь до нее дошло — деваться некуда.

— Да, сэр, — запиналась девочка, — я хочу сказать, нет, сэр.

— Тогда не заставляй весь класс дожидаться тебя, — учитель махнул рукой в сторону доски.

Анна взяла учебник и неуверенно двинулась навстречу своей несчастливой судьбе. Она знала — учебник брать к доске можно, а тетрадку нельзя. Знала девочка и другое — у нее нет ни малейшего представления, откуда начать и как взяться за задачу номер семнадцать. Нет, неправда, начало она помнит.

Анна написала дрожащей рукой — мелок при каждом движении издавал противный скрип:

ВозьмемX- неизвестную величину.

Что дальше? Девочка беспомощно застыла, сжимая мелок в кулаке, в голове — полная пустота.

— Ну давай же, Анна, — поторопил ее учитель.

Анна стояла не двигаясь, не открывая рта.

— Ты слышала, про какую задачу я спросил?

— Да, сэр.

— Сделала домашнее задание?

Девочка кивнула.

— Дай мне свою тетрадь.

Она вернулась к парте, мистер Мак-Нейр склонился над ее домашней работой. Задачка на месте, решена правильно, аккуратно переписана с тетради Паулы.

— Но… — в недоумении начал учитель, а потом вдруг посмотрел ей прямо в глаза. — Ты списала?

— Да, сэр, — лицо девочки побагровело.

— Зайди ко мне после уроков, в четыре часа.

Он ее не ругал, стал разбираться, в чем дело, когда она впервые перестала усваивать материал. Пришлось признаться — ни одной домашней работы она не сделала сама. Учитель был так добр, что Анне хотелось только одного — все выучить наизусть. Даже не разу не выбранил за жульничество. Ей только и оставалось, как честно объяснить — ей ровным счетом ничего не понятно.

— Вы говорите, когда вычитаешь отрицательное число, измени минус на плюс и сложи?

— Ну и… — посмотрел на девочку мистер Мак-Нейр. Этот материал они проходили месяц назад.

— Но тут же должно быть вычитание, — упрямо и безнадежно повторяла Анна.

Она знала — сколько ни объясняй, ей ничего не понять. Учитель взял карандаш и принялся покрывать лист тетради маленькими, аккуратными значками.

— Видишь, вот так. Теперь дошло?

От смущения Анна не нашла в себе сил признаться: она совсем не видит цифр. Даже пиши он крупнее, все равно, чтобы уследить за появляющимися значками, надо почти уткнуться носом в его руку. Да и объяснения учителя ничуть не помогали. Зачем складывать, когда нужно вычитать? Совершенно непонятно!

— Да, сэр. Спасибо, сэр, — другого ответа в голову не приходит.

— Попроси Руди помочь, Анна. Твой брат — мой лучший ученик за все годы работы в школе, блестящий математический ум. Кстати, а как у него дела в университете?

— Все хорошо, — Анна складывала учебники. — Ему… ему там нравится.

Учитель рассмеялся:

— Может, брат тебя поучит — и тебе тоже понравится.

Анна вышла из школы в полном расстройстве чувств. Что теперь делать? Попросить Руди о помощи? В первый раз за столько лет самой пробить брешь в броне, выказать слабость, позволить ему взять верх? Когда она была маленькой, Руди нередко даже крохотную слабинку младшей сестры использовал против нее. Конечно, теперь он куда добрее, но кто знает, как дело обернется, если она даст понять, что алгебра завела ее в полный тупик. Если брат такой гениальный, захочет ли он всерьез заниматься ее трудностями. Наверняка недоумения школьницы для него просто пустяк, опять сочтет сестренку полной идиоткой.

Сумерки сгущались, и она заторопилась. По дороге надо еще навестить Малыша — малюсенького пуделька в зоомагазине, ее нового любимца вместо проданного Мопси. Совсем крошечный и такой славный…

Но и Малыша уже не было. В витрине не оказалось ни одного щенка. Парочка кроликов, морская свинка, три птицы в клетках и все… Анна дрожала, казалось, сами небеса давят ей на плечи. Ведь ничего такого не произошло, щенков всегда продают… снова и снова. Завтра появятся новые щенята.