Литмир - Электронная Библиотека

Коробки-ящики вплыли в комнату, опустились на пол. Отделавшиеся от груза дети испытывали сильное притяжение со стороны двери, опасливо поглядывая на Эмили — я для них не существовала, — однако снова раздался командный окрик:

— А извиниться?

Детишки заухмылялись, загримасничали, защерились. «Во, дает!» — безмолвно ахали их безмерно удивленные физиономии. Они, конечно, подчинялись Эмили и сознавали ее авторитет, но надо ж и меру знать! Я задумалась о ее роли в коммуне.

— Ну, ну… Живее… — не уступала она.

Джун передернула плечами, прожевала и выдавила изо рта какую-то малопонятную отрыжку:

— А-эмм… Зниттть. М' ссё 'рнулли. Чё? — Фраза вяло плюхнулась в стену, сползла на пол, где и затерялась под грудой сброшенных с полок книг, а означала она примерно следующее: «Извините, мы все вернули, можно идти?» Последний вопрос был, впрочем, адресован Эмили.

В этом речевом экскурсе улавливалась энергия раздражения. Ребенок, выросший и сформировавшийся в наше «старое» время, в «вербальном мире», когда так много значили слова, речь, речевой обмен мыслями, этот ребенок оказался незатронутым сферой речевого общения. Мы (я имею в виду более образованных членов общества) не нашли способа донести накопленное веками богатство до окраин общества. Две женщины, стоя на тротуаре, обмениваются новостями, и в их речи через каждые два слова следует очередной неосознанный взрыв этой энергии раздражения, подпитываемой сознанием того, что кто-то обладает речевыми навыками, позволяющими обходиться без подобных непроизвольных прорех. То и дело их беседе мешают — или помогают? — маловразумительные вкрапления: «…знаешь…», «…ну…», «…это самое…». Слова в их ртах громыхают тяжкими булыжниками.

Дети унеслись прочь, Джун покинула квартиру последней. Уходить ей явно не хотелось. С порога она окинула комнату сожалеющим взглядом. Сожалела она, разумеется, не о содеянном, а о необходимости покинуть Эмили.

— Так что же здесь произошло? — как можно более нейтрально поинтересовалась я.

Эмили сбросила начальственную маску, сползла на пол рядом с Хуго. Зверь лизнул ее в щеку.

— Ну, приглянулись им тут кое-какие вещицы… Только и всего.

— Понимаю. Но… — Мысленно фраза сформулировалась следующим образом: «Но ведь я ей добрая знакомая, разве так можно!» Эмили уловила мой настрой, криво усмехнулась.

— Видишь ли, Джун частенько бывала здесь в гостях. Осмотрелась, заметила, что где лежит. Когда детишки соображали, кого бы половчее обчистить, она и предложила…

— Что ж, логично, не спорю.

Эмили подняла на меня совершенно серьезный взгляд.

— Еще бы.

— То есть, я не должна обижаться, считать, что в этом что-то личное…

Снова усмешка, несколько ироничная.

— Личное? Обижаться? Наоборот! Радоваться надо! Знак внимания! Комплимент! Высокое доверие!

Эмили расхохоталась и уткнулась физиономией в желтую шерсть зверя. Ей хотелось спрятать лицо, выражавшее оценку происшедшего, вовсе не совпадавшую с моей. Два ее мира, мир Джеральда и мой, столкнулись, и последствия этого конфликта могли оказаться фатальными. Эмили это ощущала. Но в ней чувствовалась и усталость, вызванная напряжением, которого я не понимала, хотя полагала, что уловила нечто такое в ее взаимодействии с детьми. «Возможно, проблема даже не в том, что она лишь одна из претенденток на благосклонность вожака стаи, а в том, что ноша, свалившаяся на ее плечи, ей не по возрасту», — так я подумала тогда.

— А… зачем им электроприборы понадобились? — спросила я для поддержания разговора.

— Под руку подвернулись, — отрезала Эмили, поражаясь моей глупости. Я не понимала простейших вещей, я не понимала различия между ними — категорией, в которую она себя то включала, то не включала, — и собой.

Она подняла на меня взгляд. Какую-то теплоту в этом взгляде я тоже уловила, где-то на заднем плане. И на том спасибо. В основном — оценка. Стоит ли со мной о чем-то говорить? Дойдет ли до старой, или только зря «дыхалку гонять»?

— Надо бы наверх смотаться, — проронила она наконец.

— Зачем?

— Ну… Есть смысл. — Приняв решение, Эмили тут же вскочила, огляделась. Передо мной была маленькая девочка, заинтриговавшая взрослых. — Надо куда-то все это погрузить. И в лифт, если он работает…

Она понеслась по комнатам, собирая все электрическое, оставив лишь радио, лишаться которого нам категорически не хотелось. Новости со всего света… Все равно что с других планет. Да и что там, в дальних странах, иначе, чем у нас? Разумеется, не забыла Эмили ничего из упомянутого мною: миксер, лампы, телевизор… Туда же электрофен и электромассажер, гриль, тостер, ростер, кофемолку, чайник, пылесос… Эмили полностью загрузила двухэтажный столик на колесах.

— Бегом, бегом! — покрикивала она жизнерадостно, сверкая глазами в мою сторону.

Мы вышли, толкая перегруженное транспортное средство. В вестибюле полно народу. Люди снуют вверх и вниз по лестнице, стоят в очереди к лифту; лифт, как ни странно, функционирует. Толпа оживлена, шумно: разговоры, смех, возгласы… Всех как-то странно лихорадит. Я вдруг осознала, что и ранее видела народ в вестибюле и перед домом, но почему-то не придавала этому значения. Возможно, потому, что в коридорах, отходивших от лестничных клеток, все оставалось по-прежнему, пусто и тихо; стены, двери с номерами, за которыми проживают мистер и миссис Джонс с семьей, мисс Фостер и мисс Бакстер, мистер и миссис Смит и мисс Алисия Смит — традиционные ячейки старого мира.

Мы заняли очередь к лифту, втолкнули в него импровизированную тележку, поднялись вверх с очередной группой людей, глазеющих на наше добро и, очевидно, не слишком им очарованных. Вверху мы вывалились из лифта, и Эмили замерла в нерешимости. Видно было, что она пытается найти оптимальное для меня решение.

Вверху то же, что и внизу: коридор, двери, площадка в середине. Только здесь не плоская площадка, а провал, колодец. Народ роится, жужжит. Двери повсюду нараспашку. Обстановка, как у входа на блошиный рынок: народ с тюками и мешками, кто-то толкает груженую детскую коляску со скрипящими вихляющимися колесами. Мужчина осторожно несет что-то, завернутое в толстое шерстяное одеяло, на голове, опасаясь повредить ценный груз. Сквозь дверь напротив лифта видна громадная куча барахла, до самого потолка. В куче роются детишки, сортируют вещи. Один из них заметил Эмили и пояснил:

— Только что привезли. Разбираем.

— Молодцы! — улыбнулась она.

Я заметила его готовность объяснить Эмили все, что ее заинтересует. Далее мы, обогнув гору вещей, прошли через пролом в стене, как будто возникший в результате взрыва бомбы. Дыра пропускала людей и тележки с рассортированным имуществом. В следующей комнате сплошь всевозможные емкости: кувшины, вазы, бутылки, горшки из различных материалов, от стекла до картона. Их таскали из соседней комнаты около дюжины ребятишек. В чем рынки подобного рода никогда не испытывали недостатка, так это в рабочей силе. В углу помещения застыли двое молодых людей с пистолетами, ножами и кастетами — охрана. В следующей комнате охраны не оказалось, ибо товар, находившийся там, спросом не пользовался. Здесь мы увидели электроприборы вроде тех, что приволокли с собой на столике-самокате.

Мы немного постояли, глядя на детей.

— Им здесь платят, — пояснила Эмили. — Или они выбирают что-то из вещей. Сюда даже школьники прибегают.

Действительно, среди знакомых уличных оборванцев я заметила и нескольких получше одетых, более ухоженных, а главное, выделяющихся надменным выражением лица, показывающим, что они лишь ненадолго снизошли до этого недостойного занятия. Точно так же в прежние времена дети из среднего класса подрабатывали на каникулах на упаковке товаров, продавцами и официантами. Заметила бы я это и сама, но Эмили ускорила процесс. Вообще она показывала, что знает, что для меня лучше, и, когда я не успевала что-то сообразить сама, охотно разъясняла непонятное. Сюда народ сносил свое имущество, дабы покинуть город налегке, а следом подходили торговцы и отдельные покупатели. Здание капитальное, перекрытия мощные, можно не опасаться, что обрушатся под тяжестью множества сосредоточенных здесь вещей. Мистер Мехта приобрел права на близлежащую свалку, прежде чем все свалки захватило городское управление, и вел дело вместе с несколькими компаньонами, среди которых был и отец Джеральда, ранее делавший деньги на производстве косметики. Со свалки сюда стаскивали то, что можно было пустить в продажу, толпами валили продавцы и покупатели, товар отправлялся на уличные рынки и в лавки.

20
{"b":"161075","o":1}