Отношение Высоцкого к А. Вертинскому, Л. Утесову, П. Лешенко и другим эстрадным певцам того времени определялось тем, что они тогда противостояли массовой песне именно своей интонацией — доверительной, искренней, душевной.

По словам Высоцкого, «эстрадная песня имеет ряд преимуществ перед авторской песней. У певцов есть вокальные данные, голоса поставленные, они учились в консерваториях. За ними оркестр громадный. Есть паузы для отдыха. То девочки танцуют, то жонглер покидает что-нибудь. Авторская песня отличается от эстрадной, как классический балет от присядки» [128].

Высоцкий отмечал: «Конечно, песни очень резко отличаются. Все наши песни, которые мы поем, так сказать „самодеятельные“, — они в основном играются. И это песни, в которых слушается текст. И в основном воспринимается содержание. Во всех же песнях эстрадных… в большинстве — я не хочу огульно охаивать все, — когда слушаешь, не воспринимаешь текст. Совсем. Эти песни нельзя играть, и они не несут информацию, если можно так сказать. <…> Впрочем, на эстраде очень много есть интересных песен и по содержанию. <…> Ну, и еще я хочу сказать, что есть песни, в которых, может быть, не так что-нибудь происходит в самой песне, но она создает настроение. Я и за эти песни. Такие песни на эстраде присутствуют, но их, к сожалению, очень мало» [129].

Другое дело, что Высоцкий всегда ценил талант, высокий профессионализм и творчество в любом деле, поэтому, наверное, с одобрением мог воспринять любой жанр или вид искусства, любого исполнителя, лишь бы у него было «свое лицо». Он неоднократно говорил, что «искусство несет миссию более высокую, чем просто развлекательную», что в любой творческой деятельности должно быть содержание и что «на сиене интереснее видеть личность, индивидуальность, человека, который имеет свое мнение» [130]. Наверное, поэтому из певцов-исполнителей Высоцкому очень нравилась Елена Камбурова [131].

Себя певцом он не считал, не уставая повторять, что никаких особенных вокальных данных у него нет. На просьбы зрителей-слушателей исполнить какую-либо не свою песню он реагировал безапелляционно, хотя и с присушим ему юмором: «Ну вы подумайте, о чем вы меня просите! Вы же нормальный взрослый человек! Я ведь пою только свое! Чужого я не пою никогда. Даже на стихи Пушкина. Вернее, тем более на стихи Пушкина. Я ведь не певец. Какое это пение, к дьяволу?! Вы бы меня еще попросили спеть арию Ленского… Я понимаю, что песня „Дорожная“ очень хорошая…» [132]

И хотя на упреки в примитивности музыки и отсутствии вокальных данных он отвечал достаточно резко: «Меня, например, упрекают в том, что я кричу. Но не хотите — не слушайте» [133], — но людей с вокальными данными ценил высоко и любил послушать, как он говорил, «чистого голоса».

Однажды, выступая на телефонной станции, Высоцкий пригласил выступить вместе с ним Александра Подболотова, учившегося тогда в консерватории. Представил его так: «Мой друг — Саша Подболотов. Вот послушайте чистого голоса» [134]. Подболотов позднее вспоминал: «Для меня это приглашение было большой неожиданностью. Тогда я впервые увидел Высоцкого в концерте. <…> Я сразу же отбросил все технические детали: как поет, как владеет гитарой… Меня поразило то, что называют „сценическим обаянием“.<…> Володя спел песен шесть, я спел четыре романса… Немного, чтобы не мешать… <…> Да, он мне однажды сказал:

— Саша, ты поешь лучше меня.

Я говорю:

— Володя, тут дело не в голосе, а в воздействии на людей. В этом тебе равных нет» [135].

Здесь необходимо несколько слов сказать о голосе Высоцкого. Дело в том, что, по его собственному признанию и по утверждению матери поэта, такой голос был у него всегда.

Нина Максимовна Высоцкая вспоминала: «Голос у Володи с детства был низкий. Когда он был еще совсем маленьким и отвечал на телефонные звонки, то люди спрашивали: „Сколько же лет вашему сыну? По голосу — совсем взрослый человек“. Иногда ей приходилось слышать что-то вроде: „Это какой Высоцкий? Это такой хриплый?“ А на уроках пения в школе, которые он очень любил, его нередко просили не петь, чтобы он не портил общего хора» [136].

Сам Высоцкий говорил так: «…У меня всегда был такой голос, я с ним ничего не делал, и особенно пива холодного старался не пить, и выдерживаю по пять выступлений перед такой же аудиторией по два часа — и ничего! Я, правда, подорвал его куревом, питьем, криком, но даже когда я был вот таким пацаном и читал свои стихи взрослым людям, они часто говорили: „Надо же, какой маленький, а как пьет!“ Голос всегда был такой низкий — это просто строение горла такое, я уж не знаю — от папы с мамой. Сейчас он чуть-чуть видоизменился в связи с годами и многочисленными выступлениями… на сиене и в театре. Раньше говорили „пропитой“, а теперь из уважения говорят „с трещиной“. Так что шутки и упреки по этому поводу я слышал давно» [137].

Отец поэта утверждал, что такой тембр сын унаследовал от него, и их голоса «при разговоре по телефону путали даже самые близкие родные и друзья» [138].

В период поступления в театральное училище у Высоцкого из-за голоса возникли проблемы: его признали профнепригодным, и ему пришлось взять справку у отоларинголога, что голос может быть поставлен.

По воспоминаниям однокурсницы Высоцкого по Школе-студии МХАТ Азы Лихитченко (впоследствии диктора телевидения), педагог по технике речи Сарычева считала, что у него плохой голос, и не занималась с ним, так как она «не занималась теми, в ком она не видела перспективы. В Володе она не видела перспективы голосовой» [139].

Распространено мнение, что Высоцкий сам себя «сделал» — создал свою индивидуальность, и уникальное явление под названием «голос Высоцкого» — только его заслуга. Оказывается, не в этом дело. Точнее, не только в этом. По мнению специалистов, своим необычным тембром Высоцкий обязан еще и природе: его голосовые связки имели необычное строение. Доктор А. В. Белецкий, лечивший Высоцкого от ларингита во время его концертов в Северодонецке, это подтверждает: «У Высоцкого ложные голосовые связки были гиперплазированы, они практически перекрывали истинные. Он, собственно, и пел за счет ложных голосовых связок, а истинные еле-еле просматривались, вот это самое главное. К тому же, ложные голосовые связки у Высоцкого имели фестончатое строение, поэтому и голос был таким необычным, ни на кого не похожим» [140]. О его воздействии на слушателей написано очень много, его голос сравнивали с органом, манеру исполнения метафорически уподобляли древнегреческому Орфею, играющему на струнах своего сердца, иллюстрируя сказанное знаменитым диалогом из стихотворения Марины Цветаевой «Разговор с гением»: