Позже они сидели на перилах заднего крыльца, раскачивая ногами.

— Кому такое может придти в голову? — сказала Лесли. — Так развалить дом, и задрать Керен?

Выбор ее слов обидел Джейн: «Развалить… задрать…»

— В полиции говорят, что несчастная Керен вошла в дом не в подходящий момент, — ответила Джейн плоским, скрипучим голосом. — И на ее месте мог бы оказаться кто-нибудь другой.

Но ей вдруг показалось, что Керен на это была обречена.

— То, что разнесли именно ваш дом, так уж получилось, это понятно, — вставила свои пять центов Пэтти.

«Разнесли…»

— И что полиция? — продолжила Пэтти. — Что они там думают?

— В полиции и не знают, что и думать, — сказала Джейн, ударив пяткой по столбику перил. — У них нет улик, — слово было из известного сериала. — И нет свидетелей, — еще одно слово оттуда же, из-за чего все стало выглядеть еще менее похожим на реальность. — Да и все остальное: телефонные звонки, дохлая белка в почтовом ящике. Полицейские не думают, что это как-то связано. Они уверены, что здесь «поработал» не один человек. Их было четверо или пятеро.

— Что ты говоришь? Керен и четверо… или пятеро… — в глазах у Лесли нарисовался ужас, и ее голос задрожал.

— Они не могут сказать, сколько их было, — Джейн старалась избегать слова, применяемые Лесли, поэтому решила ее опередить. — Смотрите, ее не изнасиловали. Она была… избита. И уже об этом тяжело говорить. Она упала с лестницы… или ее толкнули… но не изнасиловали, — снова в голосе у Джейн была неприязнь к этому слову.

Наступило молчание. Никто ни о чем не говорил. Среди окружающих домов царила тишина, за исключением жужжащих где-то вдалеке газонокосилок. Джейн хотелось сменить тему разговора, а также нарушить тишину, если в самом слове «тишина» было нечто ужасающее.

— Полицейские удивлены тем, как они проникли в дом, — продолжала Джейн. — То, что они называют «без признаков силового вторжения», — увидев удивление на их лицах, она сказала: — Имеется в виду, они не взломали дверь, чтобы проникнуть внутрь. Или полицейские даже не поинтересовались, как они проникли внутрь, — затем почти самой себе, потому что это удивляло уже не на шутку: — И еще — они не разбили ни одного окна. В доме была разбита вся посуда, все зеркала, но не окна…

— Что это может значить? — недоуменно спросила Пэтси.

— Не знаю, — голос Джейн звучал сдержанно и кротко.

Их кроссовки барабанили о нижнюю перекладину перил.

— Мне здесь даже начало нравиться, — сказала Джейн. — Эрбор

Лейн… — когда она произносила название этой улицы, в ее голосе не скрывалась тоска. После первоначальной обиды на перевод отца в Барнсайд, она начала испытывать очарование названием улицы и самим районом, осознав, что это — улица мечты, как нечто пришедшее из старого кинофильма «Оставь это Биверу»: аккуратные домики, ставни на окнах и кустарник, на котором распускаются бутоны роз, кормушки для птиц на кленовых ветвях и старательно подстриженные лужайки, все здороваются друг с другом, на задних дворах дымятся барбекю, аромат горящего древесного угля и дымок, поднимающийся из каминных труб, расставленные вдоль всех улиц пикапы, микроавтобусы, обычные семейные машины. Повсюду попадались дети всех возрастов и размеров. Типичные дети, в чем-то обычные, в чем-то нет. До наступления половой зрелости все они выглядели впавшими в детство недо- или переростками. Как и ее брат Арти, утопающий в мире видеоигр. Он запирался у себя в комнате, и из его маленького телевизора по всему дому разносился шум взлетающих ракет и мчащихся машин с прогоревшими глушителями, пока не звучал очередной отцовский ультиматум об ограничении времени, отводимого для видеоигр. Майки Брайан, живущий в двух домах от них, занимался тем, что ездил по тротуару на велосипеде, и делал это настолько не умело, что постоянно сбивал с ног случайных прохожих. А маленький Кенни Крейн… — его каждый норовил обидеть. В каждом жилом квартале можно было найти такого Кенни Крейна с лицом младенца и девчоночьей походкой. Однажды она увидела Арти, который, видимо, не собирался проявлять героизм, положив руку на хрупкое плечо Кенни, защитил его, объяснив другим детям, что они могут убираться восвояси. Может, после всего, все это возвернется Арти добром?

— Хай, Джейн.

Она подняла глаза и увидела устало проходящего мимо Эймоса Делтона. Он сокращал путь через их задний двор. Эймос — имя, которое подходило для старика, а мальчик с таким именем раньше времени должен был стать мужчиной средних лет. На его лице всегда был обеспокоенный взгляд, в руках, как правило, была книга или две. Он всегда уводил взгляд от налившихся соком грудей Джейн. Она почти о них не задумывалась, но трудно было игнорировать факт, что мальчишки не могут оторвать от них глаз. Они стали крупными и массивными, и Джейн начала стесняться — не грудей, а взглядов. Она хотела, чтобы у нее были такие груди, и не хотела. Вместе с тем, общаясь с мальчишками, она выставляла их на показ, как и Керен.

Когда Эймос остановился напротив нее, она скрестила руки у себя на груди.

— Мне жаль, что случилось с твоим домом, — произнес его похожий на кваканье лягушки голос. — И с сестрой.

Она кивнула в надежде, что после сказанного он сразу уйдет.

— Если в чем-нибудь нужна помощь, то дай лишь знать, — сказал он, пнув ногой кусок стекла. В отличие от сверстников он не носил кроссовки. На его ногах были обычные ботинки с длинными шнурками, как у мужчин средних лет.

— Кто это был? — спросила Лесли. Когда он удалился, то ее лицо сморщилось.

— Сосед, — ответила Джейн. — Немного чудаковатый, но хороший мальчик.

Она пыталась скрыть гнев, желая защитить Эймоса, их квартал и саму себя.

— Ох, ох, — подала голос Пэтти. — Говоря о чудаках…

Они вдруг увидели Майки Лунни, выходящего из видавшего виды пикапа. Майки был местным мастером на все руки. Он брался за любую работу в любое время года: стриг газоны, расчищал снег, сгребал и сжигал листья. Его старенький пикап, когда ехал, производил разные странные звуки. В нем что-нибудь трещало или скрипело. Он был выпущен тридцать или даже пятьдесят лет тому назад.

— А это кто? — снова спросила Лесли, будто остановившись у следующей клетки в зоопарке.

— Это Майки Стелингс, но все называют его Майком Лунни, конечно, за спиной. Потому что он чем-то напоминает кинозвезду Майка Рунни? Но Лунни — это потому что похоже звучит.

И сразу, как слова выскочили у нее изо рта, она пожалела о том, что рассказала им о Майки и о его прозвище. Среди соседей прозвище Майки Лунни было адресовано человеку, который мог похлопать по спине любую, даже самую злую в мире собаку, растрепать волосы на голове у какого-нибудь незнакомого ему ребенка, и который с уважением кивал встречным прохожим и снимал перед дамами свою старую, обшарпанную бейсбольную кепку.

— От него у меня мурашки по коже, — сказала Лесли.

— У меня тоже, — подтвердила Пэтти.

— Он — хороший парень, — возразила Джейн. Внутри нее начало закипать. Гнев на Пэтти и Лесли, а также на саму себя. — Он также весьма умен, может все что угодно отремонтировать, все знает о растениях, о строительных материалах. Отец говорит, что, если бы он окончил колледж, то был бы неплохим инженером. Но кто еще захочет все ремонтировать, работая так, как он…

Петти закатила глаза. Джейн знала, что это значит: «Ты надо мной издеваешься».

— Буду думать, что он чудак, — не утихала она.

Джейн почувствовала себя предателем. Она предала собственный дом, впустив в него Пэтти и Лесли, предала Майки Лунни, который ко всему не был лунатиком. Она предала Майки, свой дом и весь жилой квартал, в котором она жила.

Снова они сидели молча, наблюдая за Майки, который выгружал из машины садовый инвентарь. Тишина установилась хрупкой и вместе с тем тяжелой, будто невидимый, но густой туман, незаметно укутавший их всех. Джейн мягко вздохнула, и вместе с тем это было слышно. Она понадеялась, что Пэтти и Лесли не заметили ее вздоха. Ей стало не по себе. Она сидела на перилах крыльца со своими лучшими двумя подругами во всем этом необъятном мире, и никогда еще не чувствовала себя такой разбитой, одинокой и покинутой, за всю свою жизнь.