Я сделал полшага влево, чтобы обеспечить себе лучший обзор: Курье вполне мог находиться на крыше.
В этот момент на поверхности стекла отразилось какое-то движение.
Кто-то находился у меня за спиной.
Инстинктивно я отпрыгнул в сторону, одновременно поворачиваясь лицом к опасности. И, как выяснилось, вовремя, ибо вооруженная ножом рука Курье пронеслась мимо меня на расстоянии какого-нибудь дюйма и врезалась в дверь, у которой долю секунды назад стоял я.
Утвердившись на ногах, я бросился на преступника, нанеся ему удар в бок лезвием от складного штопора. Но мое оружие было слишком коротко, и, хотя я попал туда, куда метил, сбить Курье с ног или серьезно ранить мне, разумеется, не удалось. Вскрикнув скорее от неожиданности, чем от боли, он сильно ударил меня по запястью, выбив штопор из рук, после чего махнул ножом. Я ухитрился увернуться от его клинка; при этом мне удалось разглядеть оружие противника. Оно обладало лезвием по меньшей мере в четыре дюйма, и я понял, что если Курье и впредь будет сжимать его в руке, то ему достаточно нанести один хороший удар, чтобы разделаться со мной.
Курье снова ткнул в меня своим оружием. Я парировал его выпад правой, после чего схватил Курье за запястье. Мое единственное преимущество заключалось в немалых габаритах. При всей молодости и ловкости Курье я был тяжелее его фунтов на сорок. Продолжая сжимать вооруженную ножом руку, я таранил его всей массой тела, в результате чего он, сбив несколько торшеров, оказался на цементном полу.
К несчастью для вашего покорного слуги, Курье удалось в падении высвободиться из моей хватки, и через секунду он уже снова стоял, держа нож наготове. Я схватил один из торшеров и, повернув его подставкой в сторону противника, готовился с помощью этого импровизированного щита отразить следующий выпад.
После этого на поле боя на несколько секунд установилось затишье. Каждый из нас оценивал возможности противника, пытаясь понять, каким будет его следующее движение или маневр. Первым, выставив перед собой тяжелую подставку торшера, в атаку устремился я, но Курье легко отразил ее, сделав шаг в сторону. Потом мы снова некоторое время стояли друг против друга, пытаясь определить удобный момент для нападения. При этом Курье тяжело дышал, а на губах у него расплывалась улыбка — скорее отчаянная, нежели презрительная или бесшабашная.
— Ну и что вы собираетесь теперь делать, Курье? Слышите вой сирен? Полиция уже подъезжает. Через пару минут весь этот отель будет под завязку забит полицейскими и агентами ФБР. Куда вы тогда пойдете?
Он промолчал, я же снова попытался нанести ему удар подставкой торшера, но неудачно. Курье схватил торшер за стальной стержень, и мы некоторое время боролись за обладание этим предметом. Ценой невероятных усилий мне удалось отпихнуть противника, и он наткнулся спиной на стену из составленных вместе мини-рефрижераторов, с грохотом повергнув их на пол.
У меня не было никакого опыта в схватках с применением холодного оружия, но мои природные инстинкты упрямо твердили мне, чтобы я продолжал говорить. Если мне удастся вывести Курье из себя, он лишится необходимого в драке хладнокровия, а значит, начнет совершать ошибки. Возможно, тогда мне удастся выбить у него нож или провести более удачную таранную атаку посредством торшера.
Итак, я продолжал обстреливать его вопросами в ожидании удобного момента.
— Где ваш партнер? Где Макгиннис? Он что — послал вас делать грязную работу, а сам затаился? Как в Неваде, да? И вы, как и там, снова упустили свой шанс.
Курье ухмыльнулся, но на мои слова не купился и продолжал хранить молчание.
— Это он отдает вам команды и говорит, что делать? Он ваш ментор, наставник по убийствам или что-то в этом роде? Похоже, ваш хозяин сегодня будет недоволен вами, не находите?
На этот раз он не смог сдержаться.
— Макгиннис умер! Понял, ты, дурья башка? И я закопал его в пустыне. Я бы и твою шлюху там закопал, после того как натешился ею, если бы дело выгорело.
Я решил воздержаться от очередного выпада торшером, чтобы не лишить его желания говорить.
— Что-то я вас не понимаю, Курье. Если он умер, то почему вы не убрались отсюда? Зачем было рисковать жизнью и свободой, чтобы добраться до нее?
В тот момент, когда он открыл рот, чтобы что-то сказать, я ударил его лампой в грудь, а потом, быстро развернув свое оружие, нанес удар подставкой по лицу. Удар пришелся в челюсть, и Курье попятился. Я устремился за ним, захватывая освобожденную территорию. При этом мне удалось еще раз ткнуть его лампой в грудь, после чего я, отбросив торшер, схватил обеими руками за запястье его руку, державшую нож. В свалке мы налетели на оказавшийся у нас на пути телевизор и рухнули на пол. При этом я оседлал Курье, продолжая сдавливать пальцами его вооруженную ножом руку.
Однако молодость и ловкость взяли верх, и ему удалось из-под меня выкарабкаться, после чего мы, стискивая друг друга, еще трижды перекувырнулись по полу, и в конце концов Курье оседлал меня. Я продолжал изо всех сил сжимать его правую руку с ножом, он же левой бил меня по лицу, надеясь таким образом вынудить ослабить хватку. Я же решил, что скорее умру, нежели отпущу его руку, и вывернул ее с такой силой, что Курье, издав болезненный стон, разжал наконец пальцы и выпустил нож. Оружие, звякнув, упало на цементный пол. В следующее мгновение я локтем толкнул его, стараясь, чтобы оно отлетело как можно дальше от места схватки. К сожалению, в лестничный пролет нож не упал, как я на то надеялся, а застыл в промежуточной позиции между бездной и краем лестничной площадки, обнесенной голубой металлической оградой. Тем не менее в данный момент нож для меня непосредственной угрозы не представлял, и я обрушился на его обладателя, вывернув ему для начала ухо и заехав локтем в зубы. Я не дрался столь ожесточенно никогда в жизни: казалось, во мне пробудились какие-то первобытные звериные инстинкты, и тем не менее энергия молодости в очередной раз помогла Курье выстоять. Я быстро устал, конечности у меня словно налились свинцом и начали подрагивать, и он снова из-под меня выскользнул, отскочив на безопасное расстояние. А потом я получил удар коленом в пах такой силы, что у меня на какое-то время перехватило дыхание и я секунду или две не мог ни дышать, ни двигаться. Воспользовавшись этим, Курье устремился к краю лестничной площадки, чтобы подобрать нож.
Призвав на помощь остатки сил, я пополз за ним на четвереньках, постепенно распрямляясь и поднимаясь в полный рост. Хотя мне было очень плохо и мысли у меня путались, я твердо знал, что, если он доберется до ножа, мне конец.
Утвердившись наконец на ногах, я бросился на Курье с тыла, таранив его корпусом, ибо нагнуться и поднять с пола торшер было свыше моих возможностей. От удара Курье пролетел вперед и врезался в перильца ограждения, достигавшие ему до пояса. При этом его голова и верхняя часть туловища перегнулись через перильца и нависли над бездной лестничного колодца, а тело оказалось в состоянии неустойчивого равновесия. Я сделал еще один шаг по направлению к своему противнику и автоматически, не думая о том, что совершаю, нагнулся, схватил его за лодыжки и, приподняв ноги, перекинул их через перила, как бы помогая им отправиться вдогонку за головой и торсом. Курье, судорожно размахивая руками, сделал попытку ухватиться за ограждение, но тонкие стальные трубки выскользнули у него из пальцев и он с криком полетел вниз.
Кричал он не более двух секунд. Вероятно, рушась в провал лестничного колодца, ударился головой о бетонное перекрытие, край лестничной площадки или о другой твердый предмет и потерял сознание. Так что оставшуюся часть пути до лестничной площадки первого этажа он проделал в полной тишине. Лишь его тело, соприкасаясь в падении со стенами и краями лестничных пролетов, дергалось и вихляло из стороны в сторону.
Я наблюдал за его падением, пока он не рухнул на дно колодца и звук удара его тела о бетонные плиты первого этажа не достиг отраженным эхом моего слуха.