Такой же молодой, зеленой и совсем еще неопытной журналисткой была и Анджела Кук, получавшая, судя по всему, долларов на пятьсот в неделю меньше меня, каковое обстоятельство, впрочем, делало ее весьма ценным приобретением для нашей газеты, учитывая новую финансовую философию, взятую на вооружение хозяйствующей корпорацией. При этом никого не волновало, что полноценных репортажей у нее не получится, потому что источников информации у нее нет, и что полицейским, если у них вдруг возникнет такая необходимость, не составит труда манипулировать ею.
Возможно, впрочем, она здесь долго не задержится. Поработает пару лет, накопит необходимый опыт, напишет две-три громкие статьи, заработает определенную репутацию — и займется куда более перспективными вещами. Например, станет специализироваться в области юриспруденции или политики. Или даже уйдет на телевидение. Лэрри Бернард был прав: она действительно оказалась красоткой, каких мало, — высокой стройной блондинкой с розовыми пухлыми губками и зелеными глазами. Можно не сомневаться, что копам будет доставлять немалое удовольствие созерцать ее в своей штаб-квартире. Пройдет неделя, не больше, и они напрочь забудут о моем существовании.
— Привет, Анджела.
— Мистер Крамер сказал, чтобы я зашла к вам.
Быстро, однако, они действуют, ничего не скажешь. Прошло не более четверти часа с тех пор, как я получил уведомление об увольнении, а преемница уже тут как тут.
— На это я вам вот что скажу, — произнес я. — Сейчас вечер пятницы, и рабочий день подходит к концу. Давайте начнем наше деловое сотрудничество с понедельника, хорошо? Встретимся где-нибудь за чашкой кофе и поговорим. А потом я отведу вас в Паркер-центр и познакомлю с нужными людьми. Согласны?
— Разумеется. Я… слышала о том, что произошло, и сочувствую вам.
— Спасибо за добрые слова, Анджела. Но, как говорится, все, что ни делается, к лучшему. Уйдя из газеты, я получу наконец возможность заниматься тем, чем хотел. Однако если вы продолжаете испытывать сочувствие к моей скромной персоне, то можете после работы зайти в заведение «Шорт-стоп» и купить мне выпивку.
Она улыбнулась мне, но несколько напряженно и неуверенно. Мы оба знали, что совместной выпивки у нас не получится, поскольку и в новостном зале, и за его пределами журналисты новой и старой школы обычно держались друг от друга на почтительном расстоянии. Тем более ей не следовало пить со мной — человеком, который практически стал уже частью истории этой газеты. Это не говоря о том, что пить с уволенными — значит, поставить себя на одну доску с неудачниками и аутсайдерами. Так что отправиться сегодня в «Шорт-стоп» все равно что посетить колонию прокаженных.
— Ладно, отложим это мероприятие до другого раза, — быстро сказал я, приходя ей на помощь. — Итак, встречаемся утром в понедельник. О'кей?
— О'кей, утром в понедельник. Но кофе покупаю я.
Она снова одарила меня очаровательной улыбкой, и я подумал, что Крамеру следовало дать совет попробовать свои силы на телевидении не мне, а ей.
Моя преемница повернулась было, чтобы идти.
— И еще одно, Анджела…
— Слушаю вас.
— Не называйте своего шефа «мистер Крамер». В конце концов, у нас редакция, а не адвокатская контора. Кроме того, большинство здешних редакторов обращения «мистер» не заслуживают. Помните об этом — и никогда не попадете впросак.
Она улыбнулась мне на прощание и вышла из ячейки. Я же пододвинул свой стул поближе к компьютеру и открыл новый документ. Мне нужно было дописать репортаж об убийстве, прежде чем отправляться топить свои печали в красном вине.
На мои «поминки» явились только три репортера: Лэрри Бернард и еще два парня из спортивного отдела, которые, как мне показалось, посетили бы «Шорт-стоп» в любом случае. Так что если бы наши посиделки почтила своим присутствием Анджела Кук, то я бы почувствовал себя неловко.
«Шорт-стоп» находился на бульваре Сансет в Эхо-парке, то есть недалеко от стадиона «Доджерс», каковой факт позволяет предположить, что заведение получило свое название от позиции при игре в бейсбол. Кроме того, этот бар располагался неподалеку от полицейской академии Лос-Анджелеса, и поначалу его посещали в основном копы. О такого рода «полицейских» барах можно прочитать в романах Джозефа Уэмбо, писавшего, что копы посещают подобные заведения, чтобы побыть среди людей своего круга, которые хорошо понимают мотивацию их поступков и не осуждают их. Впрочем, эти времена давно прошли, да и сам район Эхо-парка сильно изменился, приобретя особый голливудский флер и лоск. Так что теперь в «Шорт-стоп» ходили большей частью молодые представители свободных профессий, селившиеся на прилегающих улицах. Нечего и говорить, что цены за последние годы здесь здорово подскочили, и полицейские выбирали для своих встреч поилки попроще и подешевле. При всем том в помещении продолжали висеть на стенах старые полицейские плакаты, распоряжения по личному составу, различные памятки и объявления о розыске преступников, способные ввести в заблуждение современного копа, если бы ему вдруг вздумалось воспользоваться ими как руководством к действию.
Но я любил этот бар при всех его недостатках. Возможно, потому, что он находился недалеко от центра и по пути к моему дому в районе Голливуда.
Время было еще относительно раннее, поэтому нам удалось расположиться на высоких стульях у стойки бара. Мы выбрали места напротив телевизора. Мы — это я, Лэрри и Шелтон с Романо, работавшие в спортивном отделе. Этих двух парней я знал не очень хорошо, и порадовался, что Лэрри сел рядом со мной, став своего рода буфером между ними и вашим покорным слугой. Большую часть времени Шелтон и Романо обсуждали циркулировавшую в последнее время в редакции сплетню относительно того, что рубрику тотализатора уберут из спортивного раздела. Они надеялись, что это будет касаться не всех видов спорта и возможность поставить десятку или двадцатку на результаты игр между «Доджерс» и «Лейкерс», а также команд, относившихся к футбольной лиге ЮСК и высшей баскетбольной лиге, в газете все-таки сохранится. Я знал, что эти ребята отлично пишут — как, впрочем, и все, кто работает в спортивном отделе. Должен заметить, что меня всегда поражало искусство спортивного репортажа. Ведь в девяти случаях из десяти читатель знает об исходе того или иного матча или спортивного события еще до того, как открывает спортивный раздел газеты. Он уже в курсе, кто выиграл, кто забил победный гол, и даже скорее всего видел описываемый матч по телевидению или на стадионе. Но при всем том охотно читает статью, написанную спортивным журналистом, который, должно быть, обладает неким неведомым мне специфическим набором знаний и средств выражения, затрагивающих чувства болельщика, а также способен дать совершенно оригинальное толкование некоторым аспектам того, что, казалось бы, видели и знают миллионы людей.
Мне полюбилась работа криминального репортера по той именно причине, что он рассказывает историю, которую читатель еще не знает. Или о том дурном, что может произойти с ним при тех или иных условиях. Как известно, жизнь полна опасностей. И горожанину, сидящему за утренним кофе с тостом, нравится читать об ужасных событиях, произошедших с кем-то другим, но счастливо миновавших его самого. Или о людях из подпольного преступного мира, с которыми он никогда не встречался, но не прочь узнать об их жизни. Моя работа сообщала мне некую дополнительную энергию, особенно когда я возвращался ночью домой с места преступления, предвкушая, как опишу все это в своей статье. В такие минуты я чувствовал себя царем горы.
Сидя в баре со стаканом красного вина в руке, я думал, что в дальнейшей жизни мне будет не хватать этого больше всего.
— Знаешь, что я слышал? — конфиденциально произнес Лэрри, отворачиваясь от репортеров из спортивного отдела.
— Не знаю. А что ты слышал?
— Историю об одном парне из Балтимора, которого, так же как тебя, уволили из местной газеты. Ну так вот: он уже получил расчет и ему оставалось отработать всего один день. И в этот последний день он накропал такой потрясающий материал, что вызвал общегородскую сенсацию. Полагаю, впрочем, он все это выдумал.