Пани Мендлевская, потрясши пани Марту до глубины души и вырвав у нее обещание рассказывать о результатах серьезных воспитательных мер, принятых к детям, наконец стала прощаться. Тереска, притаившаяся на лестнице, с надеждой слушала прощальные любезности. Еще минутка — и можно будет попробовать…

Пани Марта закрыла двери и постояла в прихожей, полная мрачных мыслей. В двуличие Терески ей было трудно поверить, а симптомов морального разложения как-то за ней до сих пор не замечалось. Однако пани Мендлевская очень точно процитировала кошмарный разговор дочери с подругой, а ведь у нее не было поводов для вранья.

Пани Марта тяжело вздохнула и заколебалась: может быть, ей прямо сейчас поговорить с Тереской?.. Идти наверх? Нет, невозможно, сперва она сама должна все это обдумать.

Она снова вздохнула и направилась в спальню. Тереска на лестнице встала с корточек. В этот момент раздался звонок в дверь.

Пани Марта вернулась, а Тереска снова поднялась на пару ступенек. Корка на лице страшно ей мешала. В дверях показался участковый в компании… о Небеса! Бандита, переодетого Скшетуским!

Одеревенев от волнения и испуга, Тереска ясно услышала, как они очень вежливо и решительно требуют немедленно поговорить с нею, Тереской. Она успела подумать, что оно, может, и к лучшему — сразу решится проблема с бандитами, но тут же вспомнила про треклятую маску. Не спускаться же ей в таком виде.

— Тереска! — позвала пани Марта.

Понятия не имея, что делать, Тереска молчала. Пани Марта подошла к лестнице и увидела за балюстрадой площадки халат дочери.

— Тереска, это к тебе пришли! Спустись же! Почему ты не отвечаешь? Тереска!

Тереска перепугалась, что мама поднимется наверх. Она решила ответить что-нибудь и убедилась, что ей почти невозможно открыть рот. Она сделала отчаянное усилие и ответила, почти не разжимая челюстей:

— Шечас шпушусь, тойко оденушь!

— Что ты говоришь? — спросила пани Марта, не понимая этих странных слов.

Тереска сделала последнее отчаянное усилие и почувствовала, как корка на лице трескается, противно пощипывая кожу.

— Сейчас спущусь, только оденусь, — пробормотала она погромче.

— Поторопись!

Тереска юркнула в свою комнату. В испуге и волнении она сперва заметалась по комнате, но потом кинулась в ванную. Молоко молоком, но, может быть, и водой смоется?

Вода — что холодная, что горячая — скатывалась по засохшей корке, только слегка ее размазывая. Не было никаких шансов, что маска смоется с Терески до конца месяца. Молоко становилось продуктом первой необходимости.

От души проклиная болтливую пани Мендлевскую, милицию и саму себя за дурацкое упущение, Тереска впала в черное отчаяние. Дорогу в кухню через столовую ей отрезали. Она не спустится, пока оттуда не уйдут все остальные, а они не уйдут, пока она не спустится. Судя по голосам, к маме и этим двум типам присоединилась бабушка. Их всех при одном ее виде кондратий хватит…

Она вернулась в свою комнату и решительно выглянула в окно. Решетка от дикого винограда, козырек над черным ходом, карниз… если постараться, так можно бы спуститься, а потом войти в кухню из сада, не проходя через прихожую и столовую. Если в комнате мама и бабушка, кухня совершенно пуста, ведь ни отец, ни Янушек не станут там возиться…

Янушек закончил чинить велосипед, вынес на помойку мусор и разные отходы и, возвращаясь, увидел в темноте свою сестру, которая слезала с козырька над кухонными дверями. Его это зрелище не очень заинтересовало: в конце концов, каждый имеет право выходить из дома, как ему удобнее. С минуту он смотрел, как она с этим справится, после чего вошел в кухню и зажег свет. Тут же в кухню вбежала Тереска. Янушек повернулся к ней, намереваясь спросить, всегда ли теперь она будет выходить из своей комнаты этим путем. Однако у него немедленно перехватило дыхание и пропал голос. Впрочем, голос тут же вернулся.

Собравшиеся в столовой услышали визг, краткий, но такой страшный, что они мгновенно вскочили на ноги. Кшиштоф Цегна оказался быстрее всех. Он выскочил в коридорчик и еще успел увидеть Тереску в дверях кухни.

Он не завизжал столь же пронзительно не потому, что представитель властей не должен реагировать на леденящее душу зрелище, как старая дева-истеричка или малолетний сопляк, и не потому, что Тереска именно в этот миг прошипела: «Молчи, скотина!..», а просто потому, что лишился дара речи. Он был еще очень молод, и такого никогда в жизни не видел.

Видя, что дело плохо, Тереска быстрым движением схватила то, что оказалось под рукой, и закрыла лицо. Ворвавшись в кухню, пани Марта увидела, как ее дочь лихорадочно срывает крышки с кастрюлек, а лицо у нее замотано тряпкой для мытья посуды.

— Тереска, Господь с тобой! — воскликнула пани Марта сдавленно.

Тереска схватила кастрюлю с молоком и без слова выскочила из кухни, диким галопом бросившись наверх. На лестнице она споткнулась, пролила немного молока и скрылась из виду.

Пани Марта пыталась опомниться. Ей было непонятно абсолютно все: и действия собственной дочери, и то, что та оказалась в кухне, хотя по лестнице не спускалась и через столовую не проходила. Пани Марта не знала, что ей делать: мчаться наверх за дочерью или пытаться объяснить этим чужим людям то, чего она и сама не понимает?

— Прошу прощения, — беспомощно сказала она, — не понимаю, что с ней такое… Молодежь нынче…

— Меня, проше пани, ничто теперь не удивляет, — сказал участковый с каменным спокойствием. — Я с ними много общаюсь.

— Не знаю, но она, наверное, сейчас спустится…

— Не спустится она, — ответил с глубоким убеждением Янушек. — Она, наверное, чем-то заболела. У нее кошмарная физиономия. По-моему, это черная оспа.

— Деточка, что ты говоришь! — испугалась бабушка. — Никакая не оспа, а тряпка для посуды. Она ее из раковины с обмылками вытащила. Надо к ней подняться.

— Я бы на вашем месте не стал, — предостерегающе заметил участковый. — Мне кажется, что лучше переждать.

— Ну хорошо, но сколько ждать-то?!

Тереска наверху извела всю кастрюлю молока, пытаясь смыть корку не только с лица, но еще с волос и ушей. Всеми силами, в горячечной спешке, она пыталась убрать следы косметических процедур с умывальника, ванны, халата и пола. Объяснений она категорически решила не давать. Она придирчиво посмотрела на себя в зеркало, ища следов благотворного воздействия маски.

Если бы кожа ее была старая, увядшая и вялая, результаты наверняка не замедлили бы сказаться. Молодую, свежую, к тому же оживленную румянцем волнения кожу ничто не могло сделать еще свежее. Расстроенная, неуверенная в действии маски, рассерженная Тереска спустилась наконец вниз.

Через полчаса патрульная машина милиции подъехала к дому Шпульки, которую затем жестоко разбудили и силой выволокли из кровати. Ссылка на головную боль ей не помогла. Тереска была немилосердна.

— Если из меня сделали идиотку и заставили скомпрометировать себя на глазах целой толпы, ты тоже должна пойти на какие-то жертвы, — категорически и с некоторой обидой заявила Тереска. — Не знаю откуда, но они знают про наших бандитов, а этот Скшетуский — действительно милиционер. Давай сразу все расскажем и с плеч долой.

— Господи, помилуй, какой еще Скшетуский? — спросила остолбеневшая Шпулька, которой померещилась помесь Робина Гуда с Арсеном Люпеном, и она не была уверена, слышит все это наяву или еще во сне.

— Ну тот, на дороге, тот, который от нас убежал. Ты не заметила, что он похож на Скшетуского? Когда тот мучился с пойманным на аркан Хмельницким. Одевайся скорее!

В отделении милиции к ним отнеслись серьезно, и они сразу почувствовали себя очень важными персонами. Участковый, который работал в этом отделении много лет, знал не только свой район, но и прилегающие. Никоим образом ему не удавалось сопоставить с полученными сведениями никого из своих подопечных. Поэтому он пытался раздобыть как можно больше подробностей. Энтузиазм Кшиштофа Цегны был заразителен.