— Я ни на что решаться не собираюсь, — просипела Шпулька в ответ. — С меня хватит! Я возвращаюсь домой и лезу через сараи. Там собака! Мне все равно!

Кшиштоф Цегна мчался за ними на приличном расстоянии, стараясь не очень попадаться им на глаза, но и не терять их из виду. В какой-то момент он заколебался, видя, что Тереска свернула между заборами садов, а Шпулька помчалась дальше, набирая скорость. Он быстро решил проверить адрес первой, а потом, может быть, погнаться и за второй. Так он стал свидетелем весьма своеобразных действий блондинки. Он увидел, как она пролезла через густые кусты, которыми заросли промежутки между садами, и перелезла через следующую сетку, стараясь не повредить живой изгороди. Он перелез тоже и прокрался за ней, не очень понимая, почему она возвращается домой таким странным образом. Он не все слышал из беседы подружек и заподозрил, что она нелегально забирается в чужой дом, но успокоился, видя, что в последнем саду блондинка вышла из-за кустов смородины и нормальным шагом направилась в дом. Он окончательно убедился, что нашел место жительства одной из выслеживаемых, когда сидевший во дворе и занятый починкой велосипеда подросток выпрямился и обратился к ней со словами: «Привет, сестрица!»

Вторую из выслеживаемых он догнать не успел, поэтому повернул обратно, обошел дом вокруг и проверил его номер.

Чуть позже пани Букатова вышла из барака, чтобы развесить на веревке белье, случайно посмотрела в глубину двора и увидела, как ее дочь ползет на четвереньках среди веток дерева по крыше сарая в соседском саду. Способ возвращения Шпульки из школы показался пани Букатовой весьма оригинальным, она постояла, посмотрела, но ничего не сказала, только подумала про себя, что какое-то отношение к этому должна иметь Тереска. Она ничего не сказала и тогда, когда Шпулька заявила, что у нее страшно болит голова, потому что она отвыкла от школы, что она рано ляжет спать и ни за какие коврижки ни в какой магазин не пойдет…

* * *

— Молодая Кемпиньская, — сказал задумчиво участковый, услышав в тот же вечер рапорт Кшиштофа Цегны.

— Из того, что мне известно, у нее бывают всякие завиральные идеи. Семью эту я знаю, приличные люди.

Он с минуту подумал и кивнул головой.

— Не знаю, сынок, в чем тут дело, но, может быть, ты правильно сделал. Лучше с ними по-дружески поговорить. Надо бы завтра с ними встретиться, как-нибудь ненароком, когда они будут возвращаться из школы, и уговорить их сюда прийти.

— Докладываю, что не знаю, хорошо ли это будет, — озабоченно сказал взволнованный Кшиштоф Цегна. — Из того, что я слышал, получается, что их жизнь в опасности. Какие-то там бандиты могут до них добраться. Может быть, лучше поговорить с ними сегодня?

— Думаешь, в этом что-то есть?

— Они были чертовски перепуганы. И похоже на то, что они знают про запланированное убийство. Я бы не стал мешкать, а предлог всегда найти можно. Может, удастся им все попросту объяснить насчет милиции?

Примерно через полчаса участковый позволил себя уговорить…

Тереска с чувством истинного облегчения закрылась в своей комнате. День был неслыханно утомительный и длинный, и только теперь, пообедав и убравшись подальше от глаз семьи, она смогла спокойно заняться анализом своих переживаний, чувств и впечатлений. С большим удивлением она внезапно обнаружила, что сегодня состояние ее души совершенно не такое, как вчера. Свалившиеся на нее обязанности, только что пережитые эмоции и неприятная необходимость непременно раскрыть дело трех убийц явно уменьшили ее интерес к Богусю. Она как-то лучше себя чувствовала, разумнее глядела на мир, жизнь, как таковая, казалась ей сегодня куда приятнее, и на сердце было легче. Богусь, разумеется, не сделался менее важен, но перестал стоять комом в горле.

Кроме того, насущным и жгучим вопросом перед лицом новых обязанностей стала организация времени. Надо было непременно начать наконец применять маски. Убийцы, саженцы, уроки, косметические процедуры и Богусь противоречили друг другу и требовали изощренного планирования. Неизвестно на основе чего Тереска, видимо, ведомая интуицией, решила, что Богусь сегодня не придет. Из дома ей выходить нельзя, чтобы не подвергать себя без надобности опасностям. Поэтому единственным разумным и правильным образом можно было занять вечер только косметическими процедурами.

С чувством приятного волнения, полная энтузиазма и восторга, она принесла к себе наверх яйцо, лимон и растительное масло. Она собиралась точно выполнить советы, которые содержались в брошюрках по уходу за лицом и многочисленных вырезках из журналов. Ромашка была в аптечке. Из кухни Тереска принесла еще чашку, блюдечко и терку для овощей, все как следует вымыла горячей водой и приступила к составлению бальзама красоты.

Занятая сложными действиями, она не обращала ни малейшего внимания на то, что творилось внизу. Ей показалось, что кто-то пришел, но этим кем-то была особа женского пола, довольно пожилая, поэтому ничего общего с Богусем она иметь не могла. Похоже, гостья завела с мамой в столовой светскую беседу. Тереску это ни в малейшей степени не интересовало.

Вилла была построена еще до войны и когда-то служила домом одной семье. После войны в ней поселились две, хотя и родственные, но дом пришлось поделить на две части. Прежний салон превратился в столовую, то есть общую комнату, где завтракали, обедали, ужинали и принимали гостей. Это помещение находилось в центре дома и соединялось с прихожей. Дом был построен так, что, куда бы человек ни шел, приходилось проходить через эту столовую. Прежняя столовая превратилась в комнату родителей, кабинет — в комнату бабушки, а комната прислуги — в спальню Янушека. Тереска занимала целую комнату наверху исключительно благодаря тому, что вторая семья, а именно младший брат отца с женой и сыном, выехала на четыре года на дипломатическую работу, позволив на это время пользоваться одной из своих комнат. Вот почему Тереска жила у себя наверху в полном покое.

Взволнованно и торжественно она комком ваты наложила кашицу из чашки на распаренное ромашковым паром лицо. Месиво было довольно жидким, часть его стекла на шею, закапала умывальник и забрызгала халат. Оставив уборку на потом, Тереска, согласно рекомендациям брошюрки по косметике, легла и расслабилась на полчаса. Она чувствовала легкую тревогу, поскольку во всех косметических рецептах было ясно написано: МАСКУ СМЫВАЮТ ТЕПЛЫМ МОЛОКОМ. Это замечание она прочитала уже после того, как наложила на физиономию смесь из чашки, и только тогда опомнилась, что не запаслась теплым молоком. Спускаться за ним было уже поздно, потому что в столовой все время кто-то разговаривал.

Внизу пани Мендлевская, полная дружеского беспокойства и сочувствия, осторожно пыталась выспросить пани Марту относительно того, насколько та ориентируется в жизни своей дочери, и не менее осторожно посвятить пани Марту в эту самую дочкину жизнь. Изумленная и потрясенная пани Марта с ужасом узнала, что Тереска прямой дорогой идет к гибели и жизнь ее будет испорчена, что надо тактично, но энергично ею заняться, что ее, может быть, еще удастся как-нибудь спасти, хотя пани Мендлевская в этом сомневается. Судя по тому, что она слышала своими ушами, уже поздно…

Наверху Тереска открыла глаз и посмотрела на часы. Полчаса миновало, маска свое сделала, теперь нужно было ее смыть. Тереска села на тахте и тут вспомнила про теплое молоко.

Она не могла спуститься за ним в кухню, потому что в столовой, через которую ей пришлось бы пройти, все время кто-то по-дурацки трепался. На лице засохла желтая твердая корка, которая стянула кожу и придавала ей вид упыря. На волосах и халате застыли желтые брызги. Показаться кому-нибудь в таком виде было совершенно нельзя. Сидя на тахте и с тупым отчаянием глядя на стену, Тереска думала, что ей теперь, собственно говоря, делать с этой гадостью, и не приведет ли оставленная на лице маска к каким-нибудь необратимым результатам. Если бы только эта мерзкая баба наконец убралась! Мама наверняка тоже ушла бы из столовой, тогда, возможно, удалось бы незаметно пробраться в кухню.