«Как курица?» — спросила она, прежде чем один из них успел ее попробовать.

Эрин уставилась на нее. — «Ты в порядке?»

«Хм? Да, я в порядке». — Она нарезала курицу и заставила себя съесть кусочек. Затем отпила еще вина.

Эрин также пила вино и позволила Патрисии снова наполнить их бокалы. В конце концов, она спросила:

«Как дела? Я слышала, вы нашли еще два тела во время поиска».

«Ты права».

«Что нового? Нашли что-нибудь полезное?»

Патрисия медленно жевала. Изменение темы приветствовалось, но не особенно тепло.

«Мы пока не уверены».

«Каково их состояние? Трупы слишком разложились? Могут о чем-нибудь рассказать?» — Пока Эрин задавала вопросы, то успела порезать свою курицу на небольшие кусочки.

«Ты же знаешь, я не могу разглашать такую информацию».

Нож и вилка Эрин скользнули и остановились в куриной грудке. — «Прости, я забыла». — Ее тон снова стал невыразительным, а глаза остались опущенными вниз.

Патрисия положила вилку. — «Не то, чтобы я не хотела рассказать тебе об этом…»

«Разве?» — Эрин подняла глаза и пронзила ее тяжелым взглядом. — «Поскольку именно так это и звучит. Словно ты не доверяешь мне, как — будто я какая-то сумасшедшая штатская, одержимая не своим делом».

«Ты — гражданское лицо», — тихо сказала Патрисия.

Эрин положила столовое серебро и отодвинула от себя тарелку.

«И…» — Она встала. — «Ты мне не доверяешь».

Патрисия тоже встала, положив ладони на стол.

«Я не забыла, что ты подвергла риску предыдущее дело. Или, что тебя освободили от обязанностей в отделе по этой же причине. Это серьезные проблемы, и я до сих пор не понимаю, почему ты это сделала».

Эрин встала напротив нее, скрестив руки на груди. Казалось, она так сильно обижена и напряжена, что может потерять равновесие, если ее слегка толкнуть.

«Что, если бы это была я? Что, если бы меня обвинили в убийстве, Патрисия? А ты знала, что я невиновна, но никто бы не верил этому. Что бы ты сделала?»

Патрисия смотрела на нее, пытаясь понять смысл ее слов.

«Я не понимаю».

«Ты позволила бы мне уйти? С тем, что ты чувствуешь ко мне?»

Патрисия почувствовала, как от этого вопроса налилось тяжестью ее тело.

«Что?»

«Ты бы попыталась помочь мне, не взирая ни на что, потому что ты любишь меня?»

«Я…»

«Ты пожертвовала бы работой ради любви, Патрисия? Ты сделала бы это для меня?»

«Я бы сделала то, что правильно», — сказала она, наконец.

«И что именно?»

«Я бы следовала закону». — В этом не было сомнений. Никакой неопределенности в ее голове. Это было то, кем она была.

«Закон». — Эрин отвернулась. Когда она снова посмотрела на нее, ее глаза были полны слез. — «Ну, вот в этом разница между тобой и мной. Что правильно для меня, то не контролируется никаким законом. Закон не имеет ничего общего с любовью».

Она повернулась и направилась из кухни в гостиную. Патрисия пошла следом за ней, не понимая ее мотивов, но очень хорошо зная, что Эрин было больно.

«Подожди», — прошептала она, подходя к ней сзади, положив руку ей на плечо.

«Не надо, пожалуйста». — Эрин обернулась. Ее глаза снова были кристально зеленые, слезы вернули им яркий цвет.

Патрисия протянула руку и стерла слезу. Ее сердце обливалось кровью из-за жалости к Эрин.

«Я сожалею».

«О чем? О том, что скрываешь свои чувства ко мне? О том, что влюбилась в меня и написала чертову книгу об этом, не сказав мне? О том, что пустила меня в свой дом, позволила мне спать в соседней комнате, в то время как сама совсем не доверяешь мне?» — Она с шумом втянула воздух. — «О чем же ты конкретно сожалеешь, Патрисия?»

Патрисия не могла говорить. Казалось, ее руки слились с лицом Эрин. Горячие слезы объединили их вместе. Эрин была здесь. В ее доме. В ее руках. То, чего она так долго хотела. То, о чем она мечтала и не думала, что такое когда-нибудь повторится. Она ближе притянула ее к себе. Полные розовые губы Эрин манили, приоткрывшись от переполнявших эмоций.

«Я сожалею обо всем этом. Я…» — Затем она приникла к ней и поцеловала ее в губы, последние слова было необходимо вложить в нее, а не произносить. Одно слово за другим. Мне очень жаль. Я люблю тебя. Я нуждаюсь в тебе.

Удивленная Эрин слегка застонала от охвативших ее ощущений. Их влажные губы слились друг с другом в горячем поцелуе. Один раз, два, три. Горячее дыхание разлилось теплой волной по их телам.

«Эта книга», — шепотом произнесла Эрин. — «Она обо мне». — Она не спрашивала. Она хотела, чтобы Патрисия сама сказала ей. Чтобы сказала это.

«Да». — Слово медленно вышло из ее груди. Горячий туман правды.

«Почему?»

Причины этого «почему» были прямо перед Патрисией, смешиваясь с самим воздухом, которым она дышала. Тем не менее, у нее не было слов. Слова уже были сказаны. Штампованными чернилами на сотнях страниц.

«Ты, Эрин. Вот почему».

«Почему ты не сказала мне?»

Патрисия все еще держала ее лицо в своих руках. Она не могла отпустить. И не отпустит.

«Ты была счастлива. С Лиз».

Очередная слеза скользнула по ее лицу. Он скользнула в ладонь Патриции. «Я люблю Лиз», — прошептала Эрин.

Патрисия улыбнулась признанию. Честность Эрин согревала ее.

«Я знаю». — Она снова посмотрела на эти манящие губы. — «Я знаю».

Она снова поцеловала ее. Жарко, влажно. Слезы. Любовь. Эрин ответила на ее поцелуй. Тихо постанывая, она, словно, сдавалась ей. Реакция Патрисии была незамедлительной. Прижав ее сильнее, она подвела ее к стене, словно искала в ней опору.

«Как бы мне хотелось побывать в твоей книге», — произнесла Эрин, отстраняясь от нее. — «Чтобы то, что ты описывала в ней, стало реальным. Как бы мне хотелось найти способ, чтобы я могла, открыв книгу, погрузиться в нее, оставив этот мир позади себя. Я не хочу быть больше собой, Патрисия. Я хочу окунуться в твою фантазию. Пусть даже на короткое время».

«Хорошо». — Патрисия поняла, что ей было нужно. Она понимала это лучше, чем кто-либо другой. Потеряться в выдуманном мире было именно той самой причиной, которая заставляла ее писать.

Эрин подняла руки, запутавшись пальцами в волосах Патрисии. Затем ее язык скользнул по нижней губе писательницы. Услышав свой собственный стон, Патрисия сплела свой язык с языком Эрин.

Таким сладким, бархатным, сулящим неземное блаженство.

Они стояли, слившись воедино. Патрисия, все еще, прижимала Эрин к стене, а та прильнула к ней, жадно целуя ее в губы. Они обе неожиданно громко застонали. Патрисия отвечала на поцелуй так страстно, что ее дыхание сбилось и стало прерывистым. Она сунула руку под рубашку Эрин, приподняла ее бюстгальтер, желая ощутить под пальцами затвердевшие соски молодой женщины. Когда Эрин вскрикнула от этого прикосновения, Патрисия оборвала поцелуй и стала спускаться губами ниже. Сначала ее голодный язык познакомился с правой грудью. Покрывая ее поцелуями, она добралась до затвердевшего соска и, обхватив его губами, стала жадно посасывать его.

Не владея собой, Эрин вцепилась пальцами в ее волосы. Застонав от удовольствия, она откинула голову назад и стукнулась головой о стену. Патрисия так увлеченно посасывала ее сосок, что чуть не кончила от ощущения полной груди в своем рту. Прервавшись, она сдернула с Эрин рубашку, отбросив ее в сторону вместе с бюстгальтером.

Эрин так и стояла у стены, тяжело дыша. Ее груди подрагивали в такт дыханию. После поцелуев Патрисии, правая была влажной и покрасневшей, а левая, словно хранила, еще нетронутую девственность.

Патрисия вернулась к прерванному занятию и снова поцеловала Эрин. Она не могла насытиться ее вкусом. Таким сладким и горячим, таким желанным. Неожиданно, ей захотелось почувствовать и попробовать другую часть молодой женщины. Она просунула руку, в свободно облегающие, джинсы Эрин. Хлопковые трусики были теплыми и влажными. Спустившись пальцами ниже, она обнаружила, что короткие кудряшки Эрин были столь же влажны и горячи. Со стоном, она скользнула пальцами дальше, проводя ими по расщелине.