Покусали клопы.
Отказали.
Истерика.
Звонок в горячую линию.
Потом звонок из Райздрава.
Съездили.
Повод: «Укус насекомого».
Диагноз: тот же.
Могу поклясться.
* * *
Сочувствовать вредно – наполнятся значимостью, начнут «тыкать»…
* * *
Некоторые старушки сушат на батарее использованные прокладки.
Из экономии.
Маразм, несомненно, но вдуматься…
* * *
Наведалась СЭС.
Запретила посуду.
* * *
Ввели морфин на инфаркте. Забыли ампулу. Хватились поздно – уже ведро вынесли.
Зажав в зубах фонари, фильтровали мусор в помоечном «бэтээре».
Нашли.
Госнаркоконтроль беспощаден…
* * *
Иной раз не попрет – и целый день мордачи с багровыми шеями.
– Слы-ы-ышь, кома-а-андир, ты там, кароче, чё как…
* * *
До конца смены корреспондент не выдерживает.
Сбегает ближе к полуночи.
* * *
Два приказа.
Первый: демонтировать аппаратуру с истекшим сроком, пусть даже рабочую.
Второй: на вызова надевать колпаки. Всем поголовно – будут проверки.
В один день оба.
* * *
Подкравшись, заведующий фиксирует на видео задремавших.
И лишает премий – спали в дневное время.
Летами юн.
Перспективен.
* * *
Мечта.
Уложить президента в «газель» и прокатить с километр.
Чтоб почувствовал.
* * *
Раньше, на светофоре, дожидаясь зеленого, я за столбом вставал.
Мало ли, на тротуар вылетит?
А потом перестал.
С бетоном выворачивают при ударе.
* * *
Работаешь на асфальте – хамят в спину.
Из толпы.
Понимая, что не до них.
* * *
По дороге в стационар доверительно начинают «за жизнь».
Основной тезис: «порядочные» и «быдло».
* * *
Волна болезненных месячных.
Модно у молодежи.
– Да, привычно… да, регулярно.
Томность, мука, улыбка из-под ресниц.
И чуткий юноша:
– Зая… Зая…
* * *
Метеопатия популярна.
Лечили одну, краем глаза – листок в серванте.
Атмосферное давление, перепады за сутки.
Пик – в три пополуночи.
Время вызова угадаете?
Минута в минуту.
* * *
БЕЗ ПРАВА ОТКАЗА!
Ультиматум.
Ездить на всё!
Иначе… издец.
Ездим.
На всё.
Вообще.
Такая вот инновация.
* * *
– Что беспокоит?
– Уже ничего. Но все равно поставьте (!) какой-нибудь (??) укольчик…
Серь баклажанная.
* * *
Энергичные дамы.
Апломб. Гонор. Ворох вопросов.
Напористые.
– Зовите соседей – носилки нести.
– У вас для этого санитары есть!
– У меня, как видите, даже фельдшера нет. Идите ищите.
И все.
Растерянность.
Беспомощность.
Беззащитность.
Пройдешься по этажам, приведешь, вынесешь.
Сопровождают в карете – апломб, гонор, ворох вопросов…
* * *
Еще о соседях.
На просьбу позвать отвечают: что вы, у нас тут одни старухи живут!
Все.
Всегда.
Везде.
Слово в слово.
* * *
Удивительно, сколько людей лично знают нашего губернатора.
* * *
Звонят, спрашивают, как принимать таблетки.
Желтенькие такие.
На «кэ».
Точно не помню, от давления… ну, вы должны знать!
* * *
Разрешение приступа:
– Хх-х-харрр… Ф-ф-фэф… Спа… хыссс… сибо, сыночки…
– Мама! – одернет дочь. – За уколы спасибо не говорят!
А скажешь «зависит от воспитания» – обижаются.
Прелестно, по-моему…
В таком вот ключе. Эмоций тут на копейку, одно любопытство, типа: ну-у, что нам еще покажут? Иной раз осточертеет – уволишься. Туда ткнешься, сюда… не, не мое, ерундой занимаются! И обратно на линию. С ходу в теме, ликуешь – везет на первых порах, – и, как прежде, многим сочувствуешь. Против воли порой…
КОНЕЦ
Постскриптум:
Допуск к наркотикам.
Пять месяцев!
Бедолаги.
В поте лица…
Хроники неотложного
Роман
События – реальны, образы – собирательны, имена – вымышленны, и всякое совпадение – не более чем случайность, ответственности за которую, уж как водится, автор никоим образом не несет.
Рано или поздно, под старость или в рассвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватываясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькнувшие черты?
Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких и туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня.
Александр Грин
Люди заблуждаются. Лучшую часть своей души они запахивают в землю на удобрения. Судьба, называемая обычно необходимостью, заставляет их всю жизнь копить сокровища, которые, как сказано в одной старой книге, моль и ржа истребляют и воры, подкапываясь, крадут. Это – жизнь дураков, и они обнаруживают это в конце пути.
Генри Торо
Предисловие, которому на самом деле место совсем не здесь
Ночь. Прохлада. Зарево и огни. Площадь, пылая иллюминацией, крутит водоворот, вытягивая из переулков потоки людей. Дымы. Барабаны. Запах мяса и запах специй. Рокот, звяканье, ноющие мотивы, шум толпы стереопанорамой. Фасады медины[3], угловатый минарет между звезд.
Плоская крыша. Чай, сигареты и липкие, блескучие сладости. Ледяной сок. Апельсины. Дымок гашиша с соседней кровли и строчка из Marrakesh Express нараспев – израильтяне из Хайфы, совсем юные. Палят свечки, тянут по кругу экзотическую самокрутку.
Внизу – свет. Столы. Сияние. Горы еды. Кускус, танжин, харира. Дух приправ до самой до стратосферы. Кольца народа, перкуссия, восточные унисоны чумовым перебором банджо. Скулеж дудок. Лампы. Кобры торчком. Скрип рассказчиков, хохот, аплодисменты.
И мы наверху. Выше всех. Место на крыше, без душа и завтрака. Двадцать дирхамов за все про все. Душистая «Касба» без фильтра, аромат местных травок из кружки, тонкая терпкость масла на смуглой коже. Искры смеха в глазах. Рюкзак подушкой, спальный мешок для двоих – недоступная для большинства дешевизна.
Полночь. Толпа густеет. Гул, блики, треск мотороллеров. Тягучие песни, гортанные выкрики, рулады от зазывал. Хлопки в такт и дребезг жестянок. Марракеш. Джамаа-эль-Фна. Обжигающий август, звезды, анриал происходящего.
Я – здесь!
Это – со мной!
Часть первая
Осень
Черемушкин
Таких вечеров приходилось ждать недели по две, и, когда они, наконец, приходили, погода не имела никакого значения.
Город тянул влагу из облаков. Сырые сумерки мигали желтизной светофоров, ложились на лицо холодными каплями, оживая, поближе к центру, ярким теплом витрин. Там, за стеклами, беззвучно перемещались элегантные женщины и блестели в благородном одиночестве дорогие аксессуары. Снаружи текли люди.
