— Я не знаю, сможешь ли ты меня правильно понять… И вообще, вправе ли я говорить это, но я не могу молчать. Я люблю тебя! — Все это он говорил, не отнимая рук от лица. — Я полю бил тебя с первой секунды, с первого взгляда… И мне кажется, что ты ко мне тоже хорошо относишься… Я не знаю, любишь ли ты меня, но я уверен, что ты сможешь меня полюбить. Я все для этого сделаю. Я что-то не то говорю, но я говорю такие вещи первый раз в жизни, и меня можно простить…
Он замолчал. Я не знала, что и думать. Ясно было одно — что все не так просто… У него есть другая женщина. Жена. Вот первое, что пришло мне в голову…
Но все оказалось еще сложнее и запутаннее…
Он наконец отнял руки от лица и посмотрел на меня долгим изучающим взглядом, в котором и следа не было от его обычной холодности.
— Скажи… Ты согласилась бы быть моей женой?
Меня поразила эта частица бы, делающая его вопрос совершенно неопределенным. Что значит «согласилась бы»? Когда? При каких условиях? Я решила промолчать и посмотреть, как будут дальше развиваться события. В том, что все будет не просто, я была уже совершенно уверена.
— Дурацкое положение! — воскликнул он и снова принялся метаться по кабинету. — Просто не знаю, как и сказать…
— А ты скажи, как сказал бы старому другу… — предложила я, представив нас с Татьяной на кухне за рюмочкой ликера во время очередной исповеди.
— Умница! Умница! Я совершенно уверен, что ты меня поймешь. Действительно, надо просто и конструктивно, иначе мы никогда не сдвинемся с мертвой точки. Вот в чем проблема… — Он остановился напротив меня и устало потер глаза. — Я люблю тебя и не собираюсь это скрывать. Я хочу быть с тобой! Постоянно! Неразлучно! Начиная с этой минуты и навсегда! Казалось бы, в чем же дело? Делай предложение и, если его примут, — женись. Но вот именно сейчас это и невозможно. Я подчеркиваю, именно сейчас…
— Ты женат? — помимо моей воли вырвалось у меня.
— Если бы это было так просто! — воскликнул он.
— Разве просто разойтись с человеком, с которым был близок и который, возможно, еще любит тебя?
— Да нет же, не в этом дело… А впрочем, конечно, я сморозил глупость! Наверное, это было бы трудно… Но я не женат и никогда не был. Больше того — я не связан никакими обязательствами ни с одной женщиной…
«Боже мой, с ужасом подумала я, неужели Лека не шутил, когда сказал, что отрывает его от сердца?»
— А в чем же дело? — спросила я, облизав внезапно пересохшие губы.
— В моем образе жизни, в работе, в том, что я не принадлежу самому себе…
— Неужели ты думаешь, я этого не понимаю? — немного обиделась я.
— Ты не все понимаешь. Моя работа связана с риском, с постоянными командировками. Я могу пропадать на работе неделями, месяцами. Могу и пропасть совсем… И, кроме того, сейчас, пока не закончится определенный этап, я категорически не могу на тебе жениться. Категорически… — задумчиво повторил он. — А видеть я тебя хочу каждый день… Вот в этом все и дело.
— А разве нам что-нибудь или кто-нибудь, кроме Василия, мешает видеться? — облегченно вздохнув, улыбнулась я. — Ты Хочешь этого?
— Да, очень…
— И ты согласна подождать со свадьбой?
— Сколько понадобится.
— Я все сделаю, чтобы это произошло скорее… Ты веришь мне?
— Как никому на свете…
Сколько раз безрассудная страсть толкала меня в объятия мужчин, а в эту ночь нас соединила нежность.
Я впервые оказалась в его спальне, которую он до сих пор даже не решался мне показывать. Она была очень светлой, просторной, с огромной кроватью.
Это было удивительное совпадение. Мы оба не спешили.
Я не знаю, почему не спешил он, то ли от робости, то ли от нежности, переполнявшей его. Я же как бы специально задерживала себя на пороге чувств, наслаждаясь предчувствием.
Как трепетны и нежны мы были! Как он восхищался моим телом! Он не шептал мне волнующие слова о том, как я прекрасна, но его руки и губы были красноречивее всяких слов. Впрочем, были и слова. Когда мы после пер вой, совершенно не утоляющей близости затихли в объятиях друг друга, откинув ставшее ненужным одеяло, он вдруг спросил:
— Знаешь, что у тебя самое потрясающее?
— Что? — не открывая глаз, спросила я, и десяток вариантов ответа пронесся у меня в голове. — Подколенные впадинки…
От удивления я открыла глаза и даже чуть-чуть отодвинулась.
— Когда же ты их разглядел? Я же все время в длинном. — В первый день. На тебе была юбка с разрезом сзади.
— Вот тебе и рассеянный академик…
— А знаешь, я вовсе не академик… — вдруг сказал он.
— А кто же ты? — от удивления я привстала на локте.
Он помедлил с ответом, словно изучая меня, и потом, улыбнувшись, сказал:
— Академиками, строго говоря, называют действительных членов Академии наук, а я еще только член — корреспондент…
— Все равно академик, — облегченно вздохнула я и неожиданно для самой себя схулиганила: — Даже если ты только член-корреспондент, то о-о-чень действительный…
Он польщено улыбнулся, а я, вытянув ногу и пытаясь через плечо рассмотреть свою подколенную впадинку, пробормотала:
— И чего ты в них нашел? Впадинки и впадинки, как у всех…
— Ты ничего не понимаешь! — вскрикнул он и, перекатывая меня на живот, прильнул губами к левой впадинке. Меня словно током пронзило. Я даже вздрогнула и непроизвольно сжала бедра, готовая в каждую секунду взорваться и улететь.
— Целую вечность об этом мечтал… — прорычал он и прильнул к правой.
— Что же ты сегодня так долго терпел? — спросила я, задыхаясь и стараясь расслабить бедра и ягодицы, потому что волна наслаждения подкатывала неудержимо.
Он оторвался на секунду и совершенно серьезно объяснил:
— Некогда было…
И снова впился в меня. На этот раз я почувствовала его зубы и, уже не владея собой, изо всех сил сжала бедра и со стоном содрогнулась всем телом… Это было впервые в эту ночь. Это было так неожиданно, так сильно, это так меня и его возбудило, что мы, позабыв о всякой неторопливости, набросились друг на друга… И с этого момента то мои, то общие стоны оглашали его огромную дачу, а может, и весь Серебряный бор до самого утра.
18
Мы провели с ним вместе целый месяц. Это был самый настоящий медовый месяц. Каждый вечер, когда позже, когда раньше, но строго «в час условленный» раздавался звонок в мою дверь. Я открывала. На пороге стоял непреклонный Василий. Если в его руках ничего не было, я спешно накидывала на плечи пальто и спускалась за ним к машине.
Если же в его руках был большой кожаный портфель, он молча перешагивал порог, оглядывал квартиру и вопросительно смотрел на меня. Я ему утвердительно кивала, это означало, что в квартире посторонних нет, и тогда он выглядывал на лестничную площадку, и в квартиру с огромным букетом цветов входил Игорь.
Василий быстро разгружал портфель, где были разные вкусности к ужину, и исчезал.
Игорь у меня никогда не ночевал. За полчаса до своего ухода он звонил по телефону и говорил в трубку только одно слово: «Выезжай». И потом, даже не посмотрев в окошко, выходил на улицу. И не было случая, чтобы Василий опоздал. Я ко всем этим странностям относилась как к должному, не задавая ни ему, ни себе никаких вопросов.
19
Только один раз мы с ним появились на людях. Ходили в кино. Вместе с Татьяной. Смотрели «Летят журавли» с потрясающей Татьяной Самойловой. Моя Татьяна пошла с на ми на фильм во второй раз. Первый раз она его посмотрела со своим женихом Юрой, серьезным, даже несколько мрачноватым аспирантом биофака МГУ.
Он был высок, жилист, играл в баскетбол и в регби. В компании он все больше молчал, чем, собственно, и покорил Татьяну, «Хватит с меня говорунов, хватит!» — как-то в сердцах сказала она.
Танька нас с Игорем и заставила пойти на этот фильм и сама купила билеты. Она мне все уши прожужжала по телефону о том, какая это гениальная картина, какой там гениальный Баталов и все такое. На самом же деле ей не терпелось взглянуть на моего загадочного Академика.